Можете на меня положиться
Шрифт:
– Злой ты, Валя, – сказал я.
Он сделал вид, что уткнулся в гранки. Сказал устало:
– Я не злой. Просто все это я уже кушал большой ложкой, а в результате не имею ничего, кроме хронического несварения желудка. Но тебе, дураку молодому, этого ведь не объяснишь.
– А ты попробуй!
Он поднял на меня глаза и покачал головой:
– И не подумаю. Ты молодой, здоровый жеребец, а я на десять лет тебя старше, но уже пожилой и больной. О чем нам разговаривать! Разве ты в состоянии меня попять? А когда станешь таким же, говорить будет поздно. Живи! Вон весна кругом, ты с Нинкой расстался, найди себе девушку,
Протасов снова уткнулся в свои гранки. Я подумал, что последний совет, пожалуй, действительно ценный и своевременный. И полез в блокнот искать телефон Воропаевой.
– Мне необходимо поговорить с товарищем директором, – сказал я служебным голосом.
– Да, я вас слушаю, – ответила она точно таким же.
– Девушка, что вы делаете сегодня вечером?
Она рассмеялась:
– А я уж начала волноваться: почему этот ловелас мне не звонит? Ну, нашел Латынина?
– Расскажу при встрече, – быстро сказал я.
– Но это шантаж!
– Что делать, если нет другого способа увлечь женщину, – вздохнул я. – Ну так что?
– Я согласна, – тоже вздохнула она.
– Как насчет того, чтобы поужинать в Доме журналиста?
– Не поняла. Вы приглашаете меня в ресторан?
– Именно. Вас это удивляет?
– Нет, просто меня уже сто лет никто не приглашал в ресторан.
– Поразительное совпадение! Ровно столько и я никого туда не приглашал. В семь возле твоего дома, устроит?
– Да, – сказала она. – Постараюсь не опоздать.
Я положил трубку и весело посмотрел на Протасова:
– Валя, жизнь прекрасна!
– Что удивительно, – ответил он.
21
В отделе иллюстраций сидела одна Лика и, высунув от старания кончик тонкого языка, клеила какой-то заголовок.
– Чудеса трудового героизма, – сказал я. – Тебя надо за деньги показывать: стажер, который приходит на работу в субботу, когда в конторе одна дежурная бригада!
Лика старательно разгладила очередную букву и только тогда удостоила меня взглядом.
– Маэстро Громов, – сказала она,, намазывая клеем следующую, – мой духовный вождь и производственный наставник, учит, что в области фотографии женщина может сравняться с мужчиной только путем усердия. Других шансов нет.
– А ты и поверила!
Она посмотрела на меня укоризненно:
– Обижаешь! Но – сделала вид...
– Вот я ему открою глаза на твое коварство.
– Бесполезно, – ответила Лика. – Маэстро все равно считает, что знает женщин лучше всех на свете.
– Кстати, где он?
– В лаборатории. Сейчас придет.
Вошел Феликс с пачкой фотографий и кинул их на стол:
– Можете полюбоваться на наших друзей. Фоторепортаж о дружеских встречах у Центрального телеграфа.
Я внимательно просмотрел все карточки, надеясь хоть где-нибудь на заднем плане увидеть человека, похожего на Марата. Но тщетно. Я сам не мог понять, зачем мне это нужно: ведь Сухов все равно запретил его разыскивать. Может быть, я просто хотел убедиться в его существовании, проверить наконец, не наврал ли мне официант. Но пожалуй, надо признать, что я, скорее всего, втайне жаждал повстречаться с ним вот гак, случайно, не нарушая данного Сухову слова. Сухов прав: я действительно не знал бы в этом
случае, как поступить. Но я надеялся действовать по обстоятельствам.– Какие у нас планы? – спросил меня Феликс. – Домой поедешь?
Я отрицательно покачал головой, и это движение, вероятно, породило одну идею.
– Слушай, Феликс, – сказал я, стараясь выглядеть озабоченно, – давно хочу посоветоваться с тобой в одном теоретическом вопросе. Как ты думаешь, можно приглашать в ресторан женщину, если она находится от тебя в служебной зависимости?
Громов посмотрел на меня подозрительно:
– В каком это смысле?
– Ну, если я ее начальник, а она, стало быть, моя подчиненная.
Феликс насупился, чувствуя подвох. Но я глядел на пего безмятежными глазами.
– Это кому ты начальник? – наконец спросил он. – У тебя ж никаких подчиненных нет.
– Ты не понял, Феликс! Это теоретический вопрос!
– Ах, теоретический! – воскликнул он, включаясь в игру. —
Тогда так: зависит от дальнейших намерений. Одно дело, если... Тогда – ни-ни! А когда просто... Это пожалуйста!
– Значит, с целью, например, поговорить в спокойной обстановке о производственных проблемах.
– Бога ради! – подхватил Феликс.
– Ну, вот и отлично, – сказал я. – Мы сегодня с одной дамой ужинаем в ДЖ. А ты пригласишь Лику и составишь нам, компанию.
Феликс вытаращил глаза, не зная, как реагировать.
– Странно, что никто не интересуется, удобно ли подчиненным женщинам принимать такие приглашения, – надув губы, сказала Лика. Но тут же добавила: – Хотя бы теоретически!
Я увидел, однако, что оба не слишком возражают.
Лика потребовала, чтобы ее непременно свозили на секунду домой переодеться, но, когда через сорок минут она спустилась к нам с невинным видом, Феликс не удержался от язвительного замечания: что-то насчет того, что его бабушка в Ликином возрасте вышла замуж за его дедушку, абсолютно не прибегая к помощи макияжа, и всю жизнь потом прекрасно себя чувствовала. На это Лика, вздернув презрительно напудренный носик, холодно ответила, что не собирается пока выходить замуж, но, когда соберется, обязательно пригласит Феликса в качестве консультанта.
Я проклял все и гнал как сумасшедший, но опоздал-таки на несколько минут. Светлана уже ждала нас на тротуаре у своего подъезда. На этот раз она была в строгом изящном темно-синем платье, с расчесанными на прямой пробор волосами. Одетая, накрашенная для вечернего выхода женщина, к которой еще не пришли, всегда выглядит чуть-чуть жалкой, как Снегурочка в общей очереди за бутербродами. Ах, понимаю, почему они опаздывают на свидания!
Моя дама пришла вовремя и держалась так, будто прохожие вокруг были в крайнем случае статистами.
– Вот это директор! – ахнул Феликс.
Он вышел и галантно уступил Светлане место впереди, а сам пересел назад, к Лике. По дороге я всех перезнакомил и рассказал о результатах встречи “на Маяке”. Света хмыкнула.
– В понедельник подъезжай ко мне в школу, я дам тебе портрет Латынина. Хочешь – в фас, хочешь – в профиль, для стенгазеты их много приготовлено. А если очень попросишь, то дам такой же, какой дала товарищу из уголовного розыска. От них еще в среду приходили.
Ох, язва! Но опять прав, получается, Сухов, сыщик из меня никудышный. Пятый день ищу человека, а даже не сообразил разжиться его портретом.