Мрачные всадники
Шрифт:
Они шли вдоль ручья несколько часов, и где-то в этом промежутке времени Риз умер и выпал из седла. И самое печальное, что Партридж этого даже не заметил.
Партридж шел впереди, а Риз следовал за ним.
Время от времени он оглядывался назад и видел, что Риз все еще сидит в седле… а потом, в какой-то момент, он исчез. Возвращаться за ним не было смысла.
Партридж скакал три дня и, наконец, добрался до Чимни-Флэтс.
Анна-Мария позаботилась о нем и предложила захоронить деньги — более 80 000 в долларах Казначейства США — под погребом.
Газеты устроили настоящий праздник, смакуя подробности так называемой
А неделю спустя отряд под предводительством окружного Маршала США приехал в Чимни-Флэтс и арестовал его.
Но не из-за Чарльстона, а из-за ограбления поезда полгода назад. Очевидно, его опознали. Его подробно расспрашивали о Чарльстоне, но даже кассиры банка не могли с уверенностью сказать, что этот чисто выбритый человек был одним из грабителей.
Так что Партридж скатился к заключению и получил десять лет за ограбление поезда. Его быстро осудили и вынесли приговор.
И тогда жизнь для него превратилась в отчаяние и страдания в Аризонской территориальной тюрьмы в Юме.
* * *
Партридж без труда прошёл через дверь.
Гиббонс пошел с ним, и хотя они оба выглядели немного потрепанными и немного уставшими, у них были деньги. Учитывая все обстоятельства, у Партриджа было около сотни долларов. У Гиббонса — гораздо больше.
Они направились в гостиную и заказали выпивку. Это было нечто. В вазах стояли свежесрезанные цветы, и в глазах рябило от хрусталя и бархатной мебели, атласных и шелковых драпировок. На стенах висели кричащие картины маслом, которые заставили бы покраснеть проповедника. Вдоль стен в золотых канделябрах были расставлены свечи. В комнате было тепло и сумрачно, пахло духами, маслом для тела и плотскими удовольствиями.
И, конечно, здесь было много женщин — блондинок, брюнеток, рыжих.
Здесь были даже азиатки и индеанки. Они были худыми и царственными, толстыми и грудастыми, простыми симпатяшками с соседней улицы и экзотическими красавицами. Если хоть на одну из них у вас не встал, значит, вашего мертвеца уже ничего не расшевелит.
— Ну что ж, странник, — сказал Гиббонс, обнимая цветную девушку с соблазнительными раскосыми восточными глазами, — делай, что считаешь нужным, но держись подальше от неприятностей. Оглянись вокруг, ради любви к Иисусу и Марии… Ты уверен, что твоя жена того стоит? Ты уверен, что хочешь с ней разбираться, когда сам застрял посреди Сада земных наслаждений?
— Я должен её увидеть, — ответил Партридж. — Именно поэтому я приехал в Дед-Крик.
— Ну, как знаешь. Как закончишь, я буду здесь. — Он засмеялся и уткнулся носом в пышногрудую блондинку. — А может, черт возьми, и не буду. На самом деле, я чертовски уверен, что буду нежиться в ванне с красотками, шлепая их по попкам и распевая церковные псалмы. Да, странник, хвала Господу и его творениям! У меня такое чувство, что сегодня старая мачта наконец-то поднимется!
«Для него всё так просто, — подумал Партридж. — Но не для меня…»
Он кивнул Гиббонсу. Пора было разобраться с делами.
* * *
Он
подождал, пока она не осталась одна.Её комнаты располагались на верхнем этаже.
Человек размером с небольшой горный хребет попытался удержать его, но Партридж хладнокровно взвел курок пистолета и запер его в чулане. Затем он вошел в ее комнату. Он нашел ее в маленькой, роскошно обставленной гостиной.
В первую секунду она его не узнала. Наверно, она не узнала, что сделала с ним тюрьма. Теперь он стал крепким и жилистым, сложенным так, словно вырезан из дуба. Его лицо было худым и острым, а скулы так и норовили прорезать плоть под темными безжалостными глазами. А ещё он отпустил усы, свисавшие сейчас до самого подбородка.
— Какого чёрта ты тут забыл? — произнесла женщина, и в ее голосе прозвучала резкость, которую он никогда раньше не слышал.
О да, это был голос Анны-Марии, но теперь она привыкла отдавать приказы, которые беспрекословно выполнялись.
— Лучше бы тебе развернуться и бежать к двери, пока ещё можешь!
Но Партридж не двинулся с места. Он стоял и смотрел на неё, впитывая каждую частичку, как измученный жаждой человек у ручья. При одном взгляде на неё у Партриджа внутри всё кипело.
— Здравствуй, Анна, — выдавил он, наконец. — Хорошо выглядишь.
Она сидела на диванчике, обитом роскошным пурпурным бархатом, с гроссбухом на коленях. Добросовестная деловая женщина, как и всегда. Она снова посмотрела на посетителя, а потом Партриджу показалось, что ее челюсть вот-вот упадет на ковер. Она нервно облизнула губы, но быстро взяла себя в руки.
— Нейтан, — прошептала женшина. — Матерь божья…
— Выглядишь вполне здоровой для женщины, погибшей при пожаре.
Анна-Мария вздохнула.
— Ты не понимаешь…
— Да, наверно, не понимаю. Так может, просветишь меня прямо сейчас? И знаешь: я и так уже убил людей больше, чем могу припомнить. Поэтому будет лучше, если мне понравится твой рассказ.
Она отложила гроссбух в сторону и начала приподниматься, но тут же снова села.
— А что, если я скажу, что скучала по тебе?
— Тебе это зачтётся.
— Я скучала, — произнесла она, но слова прозвучали сухо и ненатурально. — Ты, наверное, думаешь, что я просто сбежала с деньгами и забыла о тебе. Но это не так. Поверь мне, это не так, позволь мне объяснить…
— Да уж, постарайся.
Нейтан снял шляпу и сел напротив нее на диван, в который провалился, как в пух. Он никогда раньше не чувствовал такого комфорта.
Мужчина расположился так, чтобы хорошо видеть запертую дверь и входы в соседние комнаты. На правом бедре у него висел «шофилд» калибра.45. Он оставил револьвер в своей арендованной комнате, полагая, что привлёчёт больше внимания, если станет ходить по городу, обвешанный оружием. А лишнее внимание ему сейчас было ни к чему.
На хрустальном подносе для компота лежали только что свернутые сигары. Партридж взял одну и удивился, насколько они гладкие. Деньги и положение, несомненно, имели свои преимущества.
— Давай кое-что проясним, Анна, — сказал он, выпуская из ноздрей густой и приятный дым. — Если кто-нибудь решит прийти к тебе на помощь, я убью его. Если кто-нибудь из твоих парней вломится в эту дверь, я пристрелю их к чертовой матери. А, может быть, и тебя заодно. Это ясно?
Она сглотнула.
— Предельно.