Мрачный шепот

Это все он и его «плевать-мне-на-все-кроме-победы-в-моей-войне» отношение, которое пробуждало в ней эту… тьму. Иначе и быть не могло.

Ей должно быть отвратительно то, что он сделал, то, как он перерезал глотку смертному. По крайней мере, она должна была закричать, чтобы остановить его, воспротивиться, но часть ее — темная половина, монстр, от которого некуда деться — знала, что должно произойти и ликовала. Она желала смерти тому человеку.

Даже сейчас проблеск благодарности мелькнул в ее груди. К Сабину. За его восхитительно жестокий способ вершить справедливость.

Это была единственная причина, по которой она добровольно поднялась на самолет. Самолет, следующий курсом не на Аляску, а в Будапешт. Это, а также уважительная дистанция, которую соблюдали воины.

Ох, ну и еще булочки «Твинки». Не то, чтобы она могла поддаться этому сладчайшему искусу вновь.

Хотя возможно ей стоит попытаться. Возможно, стоит взять себя в руки и стащить булочку, даже под страхом наказания. Умения ее давно припали пылью, но теперь, когда она на свободе, голод нещадно терзает ее, а тело теряет остатки сил. К тому же, если воины обидят ее, это подтолкнет ее к действию. К побегу, домой.

Однако решать надо быстро. Очень скоро у нее не останется достаточно сил или ясности ума, чтобы подобрать упавшую крошку, не говоря уже о целом блюде. И совершенно определенно сбежать по той же причине ей не удастся. Ухудшало ситуацию и то, что она боролось не только с голодом, а еще и с потребностью уснуть мертвецким сном.

Ее не проклинали вечным бодрствованием или чем-то в таком духе, но спать на виду других противоречило кодексу правил поведения Гарпий.

И не зря! Сон делает тебя беззащитным, словно приглашающим: «нападите на меня». Сестры не придерживались многих правил, но это выполняли неукоснительно. И она будет. Не повторит ошибку. Она уже и так предостаточно их опозорила.

Но без еды и сна ее здоровье продолжит ухудшаться. Вскоре Гарпия в ней возьмет верх, решительно стремясь вернуть ее в нормальную форму.

Гарпия.

Несмотря на то, что они были единым целым, Гвен рассматривала их как две отдельные сущности. Гарпии нравилось убивать; ей — нет. Гарпия предпочитала темноту; она — свет. Гарпия наслаждалась хаосом; она же любила покой.

Нельзя выпускать Гарпию на свободу.

Гвен осмотрелась вокруг в поисках этих булочек «Твинки». Однако взгляд ее остановился на Амане. Он был самым темным из всех воинов, и от него она не слышала ни слова. Он сгорбился в самом дальнем от нее кресле, сжав руками виски и постанывая, словно дикая боль бурлила внутри.

Парис, волосы у которого отливали всеми оттенками каштанового и черного — искуситель, как она начала думать, поддавшись очарованию его лазурных глаз и бледной кожи — находился рядом, задумчиво всматриваясь в окно.

Напротив них сидел Аэрон, с ног до головы покрытый татуировками. Он также являл собой образец молчаливого стоика. Эта троица представляла собой ходячий образец несчастья. Девушка гадала, что же с ними приключилось, и знают, ли они где «Твинки».

— Гвендолин?

Голос Страйдера резко выхватил ее из размышлений.

— Да?

— Опять тебя потерял.

— Ах, прости.

О чем он там ее спрашивал?

Самолет угодил в очередную «яму».

Светлая прядь упала Страйдеру на лоб — он смахнул ее в сторону. Порыв ветерка с ароматом корицы сопровождал этот жест.

В животе девушки заурчало.

— Ты не будешь есть, понятно, — сказал он, — а пить тоже не хочешь? Может, принести тебе чего-нибудь?

Да. Пожалуйста, да.

Слюны во рту стало еще больше.

— Нет, спасибо, — наперекор себе ответила она.

— Возьми хотя бы бутылочку воды. Она же запечатана, и тебе не надо переживать, что мы подмешали туда что-то.

Он взял из подставки для чашек поблескивающую своей охлажденной поверхностью бутылку и помахал ею перед ее носом.

Неужели она была там все время?

«Сюда», — проскулила она. — «Как прекрасно смотрится…»

— Может быть, позднее.

Слова напоминали воронье карканье.

Он пожал равнодушно плечами, но в глазах его светилось разочарование.

— Тебе же хуже.

Поблизости, несомненно, должно было быть что-то, что она могла бы украсть. Девушка еще раз осмотрела салон самолета. Взгляд зацепился за полупустую бутылку с вишневой содовой возле Сабина.

Она облизала губы. Нет, «хуже» будет Сабину. Как только Страйдер отстанет от нее, она отправится за той бутылкой. И к черту последствия.

Возможно. Нет, так она и поступит.

Но сейчас он был здесь, и у него можно было раздобыть некоторую информацию.

А еще эта отсрочка могла помочь ей собраться с духом.

— Почему мы летим? — спросила она. — Я видела, как тот, которого вы зовете Люциен, исчез вместе с женщиной. Мы могли бы оказаться в Будапеште за считанные секунды.

— Не все из нас так хорошо переносят подобный вид путешествий.

Его взгляд метнулся к Сабину.

— Так некоторые из вас, оказывается, слабаки?

Слова сорвались прежде, чем она успела прикусить язык.

Такое она могла сказать своим сестрам, единственными созданиями в этом мире, рядом с которыми она могла быть собой. Бьянка, Талия и Кайя понимали ее, любили и пошли бы на что угодно ради нее.

Однако эти слова не оскорбили, а напротив развеселили Страйдера. Он прыснул от смеха.

— Что-то вроде того, хотя Сабин, Рейес и Парис предпочитают думать, что они подхватывают какой-то вирус каждый раз, когда переносятся куда-либо.

Близняшки Бьянка и Кайя были точно такими же. Она скорее поверят тому, что их поразила немощь, чем признают границы своей силы. Талия, холодная как лед и вдвое сильнее, просто не реагировала ни на что.

Веселье Страйдера понемногу утихло, и он изучающее осмотрел Гвен с ног до головы.

— Знаешь, а ты не такая, как думал.

Держи себя в руках. Не ерзай.

— О чем ты?

— Ну… погоди, я не обижу, если скажу, что думаю?

«…и вызову твою „темную половину“». Это, очевидно, хотел спросить он, также опасаясь ее, как и она сама.

— Нет.

Может быть.

Его взгляд стал еще более внимательным, пока он взвешивал правдивость ее ответа. Должно быть, он прочел решительность в ее лице и кивнул.

— Кажется, я уже говорил это ранее, но из того малого, что я знаю, Гарпии — отвратительные существа с ужасающими лицами, увенчанными острыми клювами. И вообще, они наполовину птицы, злобные и безжалостные. Ты… ты же совсем не такая.