Мраморный меч

Но она стояла у окна, смотрела на темные облака, скрывающие и открывающие луну, смотрела на рябь листьев. За дверью по-прежнему шумела вода, а в голове мелькнула смехотворная мысль, что Освальд чистюля. Даже ее отец, ходивший в клуб фехтовальщиков три раза в неделю, не пропадал в ванной комнате на полчаса, намыливая кожу душистыми маслами, стирая даже самую минимальную грязь мылом. Хотя, Тера даже рада, что он так долго мылся и не выходил, не показывался ей на глаза. Она была бы самой счастливой, если б в комнате была еще одна ванная комната. Ей хотелось смыть с себя пот, чужие поцелуи и эту ночь.

Она со свистом втянула воздух в легкие и закрыла глаза. Сердце ровно билось в груди, тук-тук, тук-тук. Грудная клетка поднималась, опускалась, чуть солоноватый, но все равно приторный аромат заполнял легкие и выходил с шумным выдохом. За массивной дверью ходили слуги, готовили особняк к приходу ночи, а за другой, резной дверью с тонкой, блестящей ручкой Освальд переставлял какие-то баночки, чавкал ногами по мокрому полу.

Неожиданно шум прекратился. Тера напряглась всем телом, запахнула одеяло, чтобы никто не видел ее тела. За дверью послышался шум, глухое шуршание и скрип петель, которые не мешало бы смазать.

– Ты чего стоишь?

Освальд вышел из ванной обнаженный, посмотрел на жену и усмехнулся. С его мокрых светло русых волос капала вода, стекала по спине и груди со светлой порослью волос. Он чувствовал себя спокойно, стоя посреди комнаты и смотря на молодую жену. Он был хозяином, а она никем.

– Я помыться хотела, – глухо пробормотала в ответ Тера. Она развернулась и пошла в ванную, где в воздухе еще витал разгоряченный аромат мыла и какого-то масла, кажется, лаванды. Одеяло скользило за ней шлейфом, тяжелело от влажного воздуха и в конце концов осело на мраморном полу.

Тера зашла в душевую кабинку, передернула плечами от холода и включила воду, регулируя температуру. Почувствовав на своей коже горячие струи Тера расслабилась и закрыла глаза от удовольствия. Как же хорошо.

Она стояла без движения несколько минут. А потом выдавила на ладонь душистый гель для душа с ароматом апельсина и размазала его по ногам, животу и телу.

Теперь ты счастлива, мама?

2

– Марта, принеси нам чай.

– Сиюминутно, молодая госпожа, – женщина поклонилась, пряча глаза за редкой, седой челкой, и ушла. Тера уже не смотрела ей в след, не оборачивалась, когда давала указания и голос ее за месяц окреп. Пусть слуги еще не привыкли к новой хозяйке, приказы которой теперь выполняли беспрекословно, однако свою работу делали исправно. Хотя пару раз Тера слышала тихие разговоры между молоденькими горничными, которые посмеивались над ней. Это было неприятно, однако она не возражала и истерик не устраивала, ведь не известно, как долго придется здесь жить.

– Мне кажется они против тебя козни строят, – подала голос Иудина, крутя между пальцев длинную жемчужную нить. Тера обратила внимание на подругу и завороженно замерла, смотря на игру бликов на перламутровой гладкой поверхности. Она тоже любила жемчуг, но любовалась им издалека, покупала иногда серьги-клипсы, но никогда их не надевала, лишь на свадьбу. По нраву ей нечто более броское, например, серьги-гвоздики с алым гранатом или ожерелье с изумрудами.

Иудина наоборот, носила длинные жемчужные бусы, массивные золотые клипсы на мочках, кружевные короткие платья с бахромой до колен и тонкие лодочки на невысоком каблуке. Стригла светлые волосы под каре, едва прикрывающее уши, укладывала их волнами, прямо как у своей любимой актрисы Бесси Лав, рисовала тонкие черные брови и красила губы алым. Многим казалось это вульгарным и слишком ярким, но Дина их слова подчеркнуто игнорировала и вновь обвивала шею тремя рядами бус, позволяя короткому концу лечь в ложбинку между грудей. Тера порой завидовала этому качеству подруги, но все же не одобряла подобный образ жизни, считая, что украшала не ткань или золото, а скромность.

– Ты, как всегда, перечитала книг, Дина. После них ты становишься очень подозрительной, – заворковала в ответ Шарлотта, поправляя длинные, немного растрепанные каштановые волосы. Тера прикрыла глаза, растягивая тонкие губы с легким прозрачным блеском в умиротворенной улыбке. Она встрепенулась, когда дверь без единого скрипа открылась и к ним спешно подошла старая горничная, по-прежнему пряча глаза за челкой.

– Ваш чай, госпожа, – Марта сноровисто поставила серебряный поднос на небольшой круглый столик. Выставила две вазочки с конфетами и мармеладом, фарфоровый чайник с синими узорами, три блюдца и три чашечки, так же молча разлила чай, пахнущий малиной, вновь поклонилась и ушла в дальний угол комнаты. Хотя, Тера не назвала бы это место комнатой, потому что здесь стояли высокие стеллажи с книгами, фарфоровые статуэтки ютились за тонким стеклом буфетов, удобные кресла, диванчик и стол с кружевной белоснежной скатертью. Это было первое место, куда ее привел Освальд после свадьбы.

«Это теперь твое место, можешь делать здесь что захочешь» – говорил он тогда. Тера впервые последовала его совету и теперь постоянно сидела тут, листала книги, пряталась от супруга и прислуги, спускалась в большой обеденный зал лишь вечером, а ночью, подчиняясь призывному взгляду, его повелительному жесту, закрывала за собой дверь спальни.

– На твоем месте, я бы прикусила язычок, Шарлотта, – предостерегающе проговорила Дина, поднося аккуратную чашечку ко рту. Она с наслаждением вдохнула насыщенный, малиновый аромат, молча сетуя, что у нее в доме такого нет, и сделала небольшой глоток. Губы и язык сразу же обожгло, от чего по ее точеному лицу прошлась еле заметная судорога. Все так же спокойно и медленно, Иудина поставила чашечку обратно на блюдце, отмечая яркий след красной помады на белоснежном фарфоре.

Настоящая леди – так бы сказали люди, видящие ее в сейчас. Так бы сказала и Тера, если б не знала, как может вести себя подруга после нескольких бокалов игристого. Она прекрасно знала свою Дину и понимала, что сейчас она ругала ее гувернантку за слишком горячий чай. Но делала это молча, прекрасно понимая, что находилась в чужом доме и ее слова не имели никакого значения. Они бы лишь лишний раз сотрясли воздух, не более того.

Мои слова тоже волнуют воздух, но к ним прислушиваются хотя бы из уважения к супругу и его семье.

– И очень хорошо, что ты не на моем месте, Дина. Поверь мне, чужой жизнью жить не всегда приятно, никогда не знаешь, что происходит у человека за закрытой дверью, – пожала плечами Шарлотта и помяла между пальцев зеленую мармеладку, обваленную в сахаре, и с удовольствие положила ее на язык. Тера смотрела на нее с гордостью и понимала, что сестре в высшем обществе будет проще, чем ей. Лотти уже хорошо держалась на публике, с гордостью носила расшитые бахромой платья и знала два иностранных языка. Она непринужденно разговаривала на разные тему, обсуждала политику и литературу одновременно.

Тера так не могла. Подсознательно она понимала, что ее считали главным разочарованием семьи. Матушка много сил вложила в ее образование, отчего Тера хорошо разбиралась в математике и литературе, говорила на трех языках, играла на скрипке и разбиралась в современном искусстве. Да и по словам той же матушки, девушкой она была красивой: длинные каштановые волосы, непривычные для современного общества, притягивали взгляд, голубые глаза контрастировали с оливкового цвет кожей. Ее некогда пышное тело под влиянием стресса перед свадьбой исхудало. О былом напоминали лишь небольшие складки на боках, которые ненавидел Освальд. Изящная, красивая в своей строгости, она редко говорила на публике и чаще всего кивала в знак согласия, пусть порой и не была согласна.