Мщение Баккара
Шрифт:
— Вы не заметили название корабля?
— «Непобедимый».
Граф вдруг хлопнул себя по лбу.
Графиня, — сказал он, — я читал как-то в испанском журнале следующее: «Трехмачтовое судно, плывшее под шведским флагом, было задержано близ берегов Гвинеи испанским фрегатом. Это судно занималось торгом негров, а потому весь экипаж его был предан военному суду. Капитан и одиннадцать человек из экипажа приговорены к галерам».
После этого граф дал Ватинелю два луи, и мы удалились.
— Теперь, — прибавил он, — мы, кажется, напали на след настоящего маркиза де Шамери.
На другой день после того, как Баккара передала доктору Альбо все выше рассказанное, они выехали из Парижа и предприняли тайное путешествие, цель которого мы вскоре узнаем.
Теперь же перенесемся в Испанию, где найдем некоторых действующих, нам уже хорошо знакомых лиц.
День
Жители Кадикса [1] еще почивали крепким сном. Только несколько человек из простонародья видны были в этот ранний час на узких улицах города, да изредка кое-где приподнималась в окнах занавеска, из-за которой выглядывало смуглое шаловливое личико молодой испанки.
1
Здесь и далее имеется в виду Кадис. — Ред.
Из гостиницы «Андалусия» вышли молодая красивая женщина и высокий мужчина лет тридцати двух, одетые в щегольское дорожное платье. Это были Фернан Роше и Эрмина.
Молодая чета отправилась, разговаривая, к порту.
Фернан Роше, возвратившийся навсегда к своей жене, предпринял с ней путешествие в Испанию и приехал из Гренады [2] в Кадикс накануне вечером.
— Ты знаешь, милая Эрмина, — проговорил он, — что комендант здешнего города капитан Педро С. — двоюродный брат генерала С, у которого ты так часто бываешь в Париже на балах. Я вчера отослал ему рекомендательное письмо от генерала. И теперь, друг мой, мы покатаемся с тобою по морю в комендантской лодке.
2
Здесь и далее имеется в виду Гранада, г. в Испании. — Ред.
— Ах! — воскликнула Эрмина. — Капитан Педро С, должно быть, весьма любезный и предупредительный человек.
— На лодке, — продолжал Фернан, — на которой гребут каторжники, а командует сам капитан.
Слово «каторжник» заставило вздрогнуть Эрмину.
— Посмотри, — сказала она, — не это ли та самая лодка, о которой ты говоришь?
Действительно, у берега покачивалась большая двухмачтовая лодка с развевающимся испанским флагом. Двенадцать каторжников и четыре матроса составляли ее экипаж. В лодке стоял старый капитан Педро С, который, завидев молодую чету, вежливо ей поклонился.
Спустя несколько минут «Испания» — так называлась лодка — снялась с якоря и вышла из гавани. Тогда капитан обратился к одному из каторжников со словами:
— Командуй, маркиз!
Каторжник этот был красивый молодой человек высокого роста, с голубыми глазами и белокурыми волосами, с бледным лицом, на котором отражались грусть и покорность судьбе.
Его благородная наружность составляла странную противоположность беспокойным, зверским лицам прочих его товарищей.
Прозвище «маркиз», данное каторжнику, сильно заинтересовало Фернана и Эрмину.
— Скажите, пожалуйста, капитан, — обратилась Эрмина, — за что этот человек, такой кроткий, печальный и благородного вида, попал на каторгу?
— Он был взят на корабле, производившем торговлю неграми. Весь экипаж был предан суду и осужден военным советом. Он был помощником капитана и приговорен к каторге на пять лет. Несмотря на поразивший вас кроткий вид, печальное лицо и изящные манеры, этот детина первостепенный плут.
— Почему же вы его называете маркизом?
— О, это презабавная история. Если хотите, я расскажу ее вам.
— Будьте столь добры.
— На другой день его поступления на каторгу, —начал рассказ капитан, — он попросил у меня аудиенции. Я согласился на нее и был удивлен, как и вы, увидя его красивое лицо и изящные манеры.
— Капитан, — сказал он мне, — меня зовут маркиз Альберт-Фридерик-Оноре де Шамери, и я служил гардемарином в англо-индийском флоте. Я родился в Париже и, расставшись в десятилетнем возрасте с семейством, с тех пор его не видел. Год тому назад я приехал в Лондон. Я подал в отставку и поехал во Францию, куда был вызван письмом моей матери. На море нас застигла буря, бриг «Чайка» разбился о скалы, и я спасся вплавь. Боровшись некоторое время со смертью вместе с одним молодым англичанином,
я выбрался, наконец, на маленький безлюдный островок и вытащил товарища, который, лишившись чувств, начал уже тонуть. Ночь была темная. Мне страшно захотелось пить, и я пошел бродить по острову в поисках какого-нибудь источника. Вдруг я провалился в яму, откуда не мог никоим образом выбраться. Утром я начал окликать своего товарища. Придя в чувство, он действительно подошел к яме. Я рассказал ему о своей беде и описал то место, где оставил пистолеты, пояс и жестяную сумку, в которой хранились мои документы. Он пошел за поясом, с помощью которого должен был вытащить меня из этой ямы, но не возвратился. Настала ночь. Голод и жажда страшно меня мучили. Наконец, я лишился чувств. Я не знаю, что со мной произошло, но когда я пришел в себя, то увидел, что лежу на койке в каюте и окружен незнакомыми людьми.Мне рассказали, что я был поднят матросами и что в продолжение нескольких дней у меня была страшная горячка и бред, что теперь я нахожусь на корабле и плыву в Сенегал и что меня зачислят в матросы, так как на корабле мало людей. Корабль этот вел торговлю невольниками. Под страхом смерти меня принудили остаться в его экипаже, а так как я хорошо знал службу, то капитан назначил меня своим помощником. Вот каким образом маркиз Альберт де Шамери сделался каторжником.
— Рассказ этот, — продолжал капитан Педро, — так был похож на истину, что сначала я поверил «маркизу» и начал было хлопотать о его освобождении и написал в Париж. Но вскоре я убедился, что все это была чистейшая ложь, так как маркиз де Шамери существует, он живет и до настоящего времени в Париже. Этот молодец хотел, вероятно, прикрыть себя его именем.
В то время как капитан говорил, Эрмина внимательно смотрела на молодого арестанта.
— Фернан, — шепнула она на ухо своему мужу, — попроси у капитана позволения поговорить с этим человеком, когда мы высадимся на берег.
— Ты с ума сходишь, моя милая.
— Почем знать! Но мне кажется, что такая наружность не может скрывать в себе преступника.
— Хорошо, — отвечал Фернан, пожав плечами, — я исполню твое желание.
Однажды утром граф Арман де Кергац получил письмо от Фернана Роше следующего содержания:
«Любезный граф!
Я решаюсь сообщить вам нижеследующее, так как мы вместе с вами участвовали во многих драматических происшествиях.
По всей вероятности, вы знаете в Париже молодого человека, известного под именем Альберта-Фридерика-Оноре де Шамери.
Представьте же себе, любезный граф, что я нашел в Кадиксе человека, называющегося или воображающего, что он называется также маркизом Альбертом-Фридериком-Оноре де Шамери, к тому же уверяет, что он служил в Индийской компании и что он сын покойного полковника де Шамери и брат девицы Бланш.
Известие это тем более вас поразит, если я скажу, что второго маркиза де Шамери я увидел в кандалах, в красной куртке и зеленой шапке, т. е. арестантом-каторжником!»
Здесь Фернан Роше входил в мельчайшие подробности, описывал рассказанную уже нами сцену и оканчивал рассказом испанского капитана Педро С.
«Сильно заинтересованный, я выпросил у капитана позволения расспросить арестанта, он удовлетворил мою просьбу, приказав привести его в залу.
— Вы не хотели поверить мне, комендант, — проговорил арестант, печально улыбнувшись, — но эта дама и господин, как французы, поверят моим словам.
Затем он рассказал нам то, что я описал вам, любезный граф.
Но когда я сказал ему, что в Париже существует маркиз де Шамери и что весь город его видел и знает, он отвечал:
— Если это так, то я догадываюсь, кто этот самозванец: это человек, которому я спас жизнь. О! — воскликнул арестант. — Он украл мои бумаги, он украл мое имя!..
Когда я рассказал ему о смерти маркизы, он зашатался и, упав на колени, закрыл лицо руками и горько заплакал.
Увидев его в это время, я и Эрмина перестали уже сомневаться. Кроме того, маркиз-арестант помнит, что в зале замка был портрет, снятый с него в детстве, когда ему было лет девять. На этом портрете он изображен в шотландском костюме — в маленькой конической шапке с соколиным пером, шлем с голубыми и белыми полосами, ноги обнажены до самых колен. Затем он обнажил свою правую ногу, на которой мы увидели большое родимое пятно. Он говорит, что это пятно изображено на его портрете.
Я пишу вам, любезный граф, чтобы предоставить вам трудное дело — убедиться в существовании и верности этого портрета.