Мстислав Великий. Последний князь Единой Руси

К нему подскакал Вячеслав, развевались по ветру белокурые волосы:

– Куда мне, брат, становиться?

– Твои воины только что из разведки, устали. Давай дадим им отдохнуть. Будь у меня под рукой, мало ли как развернется сражение.

– Бережешь своего братца? – недовольно выкрикнул тот. – Нисколько мы не устали, хотим сразиться в первых рядах!

– Еще навоюешься. А пока выполняй приказ князя.

Вячеслав недовольный отъехал к своим воинам, стал заворачивать их, ставя позади всех войск.

– Глянь-ка, а ведь это, кажись, кум! – вдруг заволновался Добрыня. – Так и есть – он!

– Кого ты там высмотрел? – спросил его Мстислав.

– Да кума Евсея! Вон впереди черниговцев гарцует. И-эх! – и он вдруг сорвался с места и поскакал в сторону противника.

– Куда это он? Уж не один ли со всем войском сразиться решил? – пошутил Горяша.

– С него станется! – засмеялся Мстислав. И вдруг посерьезнел: – Вот времена какие: кум против кума воюет!

Добрыня между тем остановился между войсками и стал кричать:

– Эй, кум Евсей, а кум Евсей! Это ты, что ли?

От строя противника выехал богато одетый воин, подскакал к Добрыне, удивленно спросил:

– Добрыня! Каким ветром тебя занесло в суздальские края?

– Я со своим князем. А ты что тут делаешь?

– А я тоже со своим.

– Как кума поживает? Жива, здорова?

– Бегает. Чего ей сделается! А твоя как?

– Такая же неугомонная!

– Ну, бывай здоров!

– И тебе не болеть, кум!

Они разъехались в разные стороны, чтобы встретиться в смертельном бою.

Мстислав оглядел всех вокруг себя, спросил:

– Ну что, с Богом?

– С Богом, князь, – ответили ему воеводы и бояре.

– Тогда за мной! – И, подняв над собой меч, устремился вперед.

Завыли трубы, загудели дудки, ударили барабаны, лавина войск двинулась на врага. Навстречу ей тронулось Олегово войско. Встретились посредине поля, началась ожесточенная сеча...

Мстислав сражался в самой гуще битвы. С боков его охраняли дружинники, подсобляли в трудные мгновенья, оберегая своего князя, поэтому он бился только с теми, кто был впереди. Наконец охранники оттеснили его назад, и он отъехал к запасным отрядам Вячеслава и половцев. Брат подскакал к нему, протянул платок:

– Вытри лицо, в крови все. Нам не пора?

– Погоди чуток. Важно, чтобы все Олеговы подразделения втянулись в сражение. Эй! – окликнул он воина, сидевшего на вершине одиноко стоявшего дуба. – Видишь ли князя Олега?

– Вижу. На коне разъезжает позади своего воинства.

– Много ли у него в запасе воинов?

– Да с полтысячи наберется.

– Значит, большую часть уже бросил в бой, – сказал Вячеслав. – Может, ударим, брат?

Перед ними кипел бой. До них доносились звон мечей, глухие удары, крики людей и ржание коней, тот шум битвы, который заставлял в нетерпении дрожать каждого воина; всем хотелось немедленно врезаться в гущу сражения и окунуться в азартную кровавую круговерть... Мстислав это понимал, но чувствовал, что время для этого еще не наступило, поэтому ответил:

– Подождем немного.

Наконец наблюдатель крикнул сверху:

– Олег повел свой запасной отряд вправо! Сейчас ударит!

– Ну и нам пора, брат, – решительно проговорил Мстислав. – Разверни стяг отца нашего, Владимира Мономаха! Пусть он вселит в души воинов новые силы!

Застоявшиеся кони резво рванулись в галоп, удар был неожиданным и сокрушающим. Противник, увидев стяг Мономаха, подумал, что на помощь Мстиславу явился сам грозный полководец, и в панике бросился бежать. Летописец писал по этому поводу: «И увидел Олег стяг Владимиров, и испугался, и ужас напал на него и на воинов его... И, убоявшись, бежал Олег, и одолел Мстислав».

Страх Олега был таков, что он недолго задержался в Муроме и поскакал в Рязань. Но там он много не пробыл, а скрылся в лесу.

Но не стал Мстислав добивать Олега, а послал ему грамоту: «Не убегай никуда, но пошли к братии своей с мольбой не лишать тебя Русской земли. И я пошлю к отцу просить за тебя».

Олег обещал прекратить войну, и Мстислав вернулся в Новгород. Тут ему сообщили, что большой отряд Полоцкого княжества перешел границу и, разоряя все на своем пути, движется к Старой Русе.

XVII

Сначала братья Давыд и Глеб сидели в своих городах тихо, не спеша занимались работами по укреплению оборонительных сооружений. Но потом Давыд загулял. Загулы у него случались и раньше, но, как правило, родственники пресекали их в самом начале; теперь он вырвался на волю. Все хлопоты были отброшены в сторону, средства пошли на пиры и веселье. Сразу нашлись друзья-товарищи, которые охотно приходили во дворец, ели и пили, говорили много хвалебных слов хлебосольному князю, поднимали его заслуги до небес.

Как-то приехал Глеб. Тот был противоположностью своему старшему брату – тихий, вкрадчивый, с пристальным, оценивающим взглядом. Он не стал отказываться от обильных угощений, но пил немного, говорил еще меньше, а больше прислушивался к тому, что судачат окружающие.

Как-то в разгар пира братья вышли на свежий воздух. Перед крыльцом пышно расцвели две вишни, стояли они белые, словно накрытые простынями.

– Куда спешат? – удивленно говорил Давыд. – Только конец апреля, а они на вот тебе – вырядились! Хрястнут морозы, ничего не останется от цвета!

– Они мне нас с тобой напоминают, – ответил Глеб. – Мы тоже только начали жить, примерялись ко всему княжеству Полоцкому. А что получили? Какая-то паршивая девчонка выкинула нас в захудалые городишки. Выкинула, как паршивых котят.

– Не говори, брат, – обнимая Глеба, страдальческим голосом ответил Давыд. – Гнием заживо и помочь себе не в состоянии!

– Почему это не в состоянии? – помедлив, возразил Глеб. – Что-то придумать всегда можно. Мы ведь не глупые с тобой люди, Давыд, а?