Мстислав Великий

Именно этого ждал в Византии Борис Коломанович. Он женился на племяннице императора Исаака Комнина, но дальше этого дело не пошло. У Византии изменились отношения с Венгрией, и Исаак отказал родственнику в военной помощи.

Борис бросился в Польшу. Король Болеслав, хотя был родственником Бэле Венгерскому — матери обоих были родными сёстрами, — к соседу тёплых чувств не питал и согласился посадить на трон Бориса Коломановича.

У слепого короля не было никаких шансов удержать власть. Он был молод, неопытен и доверял свою жизнь другим. Но именно из-за этого доверия — даже не за спиной, а под самым носом слепца можно обделывать свои делишки, и никто ничего не узнает, — соскучившаяся по свободе венгерская знать вцепилась в него мёртвой хваткой. Кроме того, жил ещё слух, что Борис не сын Коломана. Дескать, его настоящим отцом был кто-то из стражников, приставленных ревнивым королём к молодой красивой жене. А в происхождении Бэлы никто не сомневался.

Дыма без огня не бывает. Видя, что скорого исхода дела не предвидится, Болеслав Польский вернулся восвояси, а Борис Коломаныч побитым псом бежал на Русь. Ехать в Византию, где его ждала уже примерявшая в мечтах корону Венгрии жена-гречанка, он не захотел и с повинной головой явился в Киев.

Мстислав принял его без радости, но и без отчуждения. Несколько дней назад, в самом начале нового года, Агаша родила сына, названного Владимиром, в честь Мономаха. Мальчика только-только окрестили, и дворец ещё не отошёл от праздничного пира. Родился внук знаменитого князя, ещё один побег на могучем древе.

Сидя на золотом столе, Мстислав спокойно смотрел на другого Мономахова внука, мысленно сравнивая его со своими сыновьями.

Борис не смел поднять глаз. Время и неудачи изменили его — он стал взрослее, в глубоких глазах появилась усталость. Уезжая из Киева три года назад, он не думал, что судьба так обернётся, и не знал сейчас, куда деваться от стыда и досады.

— Изгнали меня из Венгрии, княже, — еле слышно вымолвил Борис. — Не желают угры видеть меня своим королём.

— Почто так? — Мстислав был спокоен.

— Бог ведает. Может, серебра не хватило. Может, ратной силы...

Мстислав знал, в чём причина. Борис был чужим. В Венгрии его никто не знал и никто в него не верил. Он был одним из самозванцев, которых рождала и ещё немало родит земля. Он мог принести с собой другую веру — венгры были католиками и неприязненно относились к православным. Он попытался захватить власть силой. Но самое главное — потерпел неудачу. Таких не просто не любят — таких презирают.

— И что ты теперь думаешь делать? — нарушил молчание Мстислав.

— Не ведаю, княже, — Борис по-прежнему не поднимал глаз. — Не гони хоть ты.

— Добро, — великий князь пошевелился на стольце, усаживаясь поудобнее. В последнее время он полюбил уют. Рано или поздно болезнь вернётся, и тогда...

— Оставайся, — разрешил он. — Служи Руси верно. И Русь тебя не забудет.

— Благодарствую, княже! — Борис впервые осмелился поднять голову. — Покуда жив буду, стану в твоей руке ходить...

Мстислав поморщился, взмахом руки отсылая Коломаныча прочь. Ему так и слышалось: «В твоей руке буду ходить — только не лишай меня удела в земле». Ещё один князь-изгой — ещё одна головная боль. Их и так слишком много развелось в последнее время. Давидичи, распиханные Всеволодом Ольжичем по дальним городкам. Ярославичи, потомки недавно умершего в Муроме Ярослава Святославича. Эти волками смотрят на Киев за то, что Мстислав просто-напросто забыл об их отце. Всеволодко Давидич Городенский и Всеволод Ярославич Клецкий. Сыновья покойных Ростиславичей... Вон сколько! А теперь ещё и Коломаныч!

Но оказалось, это ещё не всё. Ибо в начале весны, чуть-чуть не попав в распутицу, в отчий дом воротилась Ингеборга. Молодая женщина приехала в Киев рожать. В землях ободритов начиналась война за датскую корону, и поезд и так рисковал, пробираясь по Померании и окраинам литовских земель. К тому же трудно было понять, на чьей стороне Польша, в которую пришлось свернуть, спрямляя путь.

Мстислав принял дочь с распростёртыми объятиями. Он знал о судьбах всех своих детей и внуков — у Всеволода в Новгороде родился второй сын взамен умершего Ивана, названный Мстиславом. В Минске женился и тоже назвал сына Мстиславом Изяслав. Совсем недавно в Смоленске порадовал отца первенцем Ростислав. Пора было подыскивать невест Ярополку и Святополку. Не обошла судьба и дочерей. Правда, не всем из них улыбнулось счастье — но тем ярче светила звезда Ингеборги — королевы ободритов, счастливой жены и матери. А то, что под сердцем она носила ребёнка, радовало и наполняло гордостью душу Мстислава — его дочь родит короля!

— Ингеборга! — воскликнул Мстислав, когда его располневшая дочь, путаясь в полах шубы, вылезла из возка, остановившегося у княжьего крыльца. Когда доложили, кто приехал, великий князь не утерпел и выбежал на крыльцо поглядеть, правда ли сие. Молодая королева радостно вскрикнула и бросилась к отцу в объятия.

Отец и дочь замерли на ступенях, обнимая и разглядывая друг друга. Ингеборга похорошела и ничем не напоминала ту испуганную, дрожащую девочку, которая уезжала из Белгорода тринадцать лет назад. Великий князь тоже изменился, и Ингеборга с новой, материнской, нежностью различала седину в его волосах, потухший взгляд, морщины и прочие признаки старости.

— Откуда ты? — спросил Мстислав. — Какими судьбами?

— Кнут отправил. Погостить, — смогла соврать Ингеборга.

— Погостить? — переспросил князь. — Что-то вид у тебя нерадостный. Случилось чего?

— Нет, — молодая женщина улыбнулась, но через силу.

— Что?

Она вцепилась в плечи отца, склоняя голову к его плечу. Дорога отняла слишком много сил, и внезапно волной накатила такая слабость, что захотелось плакать.

— Беда стряслась? — Мстислав с тревогой встряхнул дочь за локти.

— Ребёнок...

— Эй! Кто там! Бабок зовите! Баню! Живо! — закричал Мстислав. Встреча сменилась предродовыми хлопотами. Помчались топить баню. Послали человека за повитухой, а покамест помогать королеве бросились мамки и няньки, те самые, что ещё недавно присутствовали при родах Агаши.

Мстислав не находил себе места. Впервые его внук рождался так близко — всех прочих он не видел и узнавал об их существовании от гонцов.

Было уже темно, и в городе на ночь закрыли ворота, когда Ингеборга после долгих криков, стонов и слёз родила мальчика. И мать, и дитя были так слабы, что их оставили в бане до рассвета, а потом с великим бережением перенесли на женскую половину дворца, где за роженицей и младенцем стали ухаживать Евфимия Владимировна и Агаша Завидична.

Ингеборга была измучена душой и телом за время трудного пути. Несколько дней она лежала пластом, еле находя силы, чтобы покормить сына. Поэтому гонца принимал сам Мстислав Владимирич.

Тот прискакал из Любека с недоброй вестью. Лишь случайность помешала гонцу настичь королеву в дороге — потерянная подкова. Но пускай бы его конь сломал ногу или вместе со всадником утонул в половодье — такой горькой была его весть.

Кнут Лавард всё-таки встретился с Эйриком Норвежским, и тот предательски убил родственника. Молодой король бодричей погиб за семь дней до рождения сына.

Мстислав долго не решался сказать дочери эту новость, по его приказу и весь двор хранил молчание. Великий князь терзался думами — что делать. Не было сомнений — в Любек Ингеборге возвращаться опасно. Молодая женщина без поддержки не сможет там выжить, особенно когда убийца её мужа, Эйрик Норвежский, рвётся к власти. Сыну суждено отправиться вслед за отцом, а значит, мальчик должен остаться на Руси. Удел ему найдётся.

На том и порешили. Сын Кнута Лаварда был крещён по православному обряду и получил русское имя — Владимир. И это было последнее, что успел свершить Мстислав Мономашич, прозванный впоследствии Великим.