Мстительное сердце

Оделась она для этого соответственно – в старое домашнее платье, волосы повязала платком, чтобы не запылились, а лицо у нее вскоре стало чумазым. Дело шло к вечеру, когда в дверь громко постучали. Поскольку Ханна в этот момент оказалась в холле, она сама открыла дверь.

На пороге стоял Сайлас Квинт и ухмылялся, глядя на нее. Сначала Ханна не признала его. Одет чисто – она никогда не видела его таким. На лице не было щетины, и впервые с тех пор, как она его узнала, от него не разило спиртным.

Но вот он заговорил, и все ее сомнения исчезли.

– Добрый вечер, миссис Вернер.

– Что вы здесь делаете? Разве я не сказала вам, чтобы вы никогда не… – И Ханна хотела было захлопнуть дверь.

Квинт шагнул вперед, плечом толкнул дверь так, что Ханна не сумела удержать ее – дверь распахнулась и ударилась о стену.

– Я хочу поговорить с вами, ваше сиятельство.

– Если вы не уберетесь сию же минуту, я позову кого-нибудь…

Но Квинт уже не слушал ее. Он впился взглядом в ее округлившийся живот и громко фыркнул. Она ждет ребенка! И это будет ублюдок Майкла Вернера, чей же еще. Тут-то Квинт и понял, что Ханна полностью в сто власти – уже наверняка! И он прервал ее тираду:

– Перестань болтать вздор, девчонка, а лучше послушай, что я скажу. И ты будешь слушать, если хочешь узнать кое-что полезное для себя. Даю слово!

Что-то в его голосе заставило Ханну замолчать. К тому же в облике Сайласа Квинта появилось нечто надменное, чего она никогда не видела раньше и никогда не ожидала увидеть. Она вздрогнула от внезапно пронзившего ее страха и сказала, скрестив руки на груди:

– Тогда говорите, что вы хотите сказать, и покончим с этим!

– Здесь? Где нас услышат служанки, м'леди? – Квинт ухмыльнулся. – Мне-то все одно, но вы будете сожалеть об этом. То, что я имею сказать, это только для ваших ушей.

Ханна стояла в нерешительности, ей опять захотелось вышвырнуть Квинта из «Малверна»; однако этот новый Квинт встревожил ее, и его понимающая ухмылка свидетельствовала о том, что колебания ее затянулись.

Она вздернула подбородок.

– Ладно, Сайлас Квинт, я поговорю с вами. И лучше, чтобы разговор наш был о чем-то серьезном. Пойдемте.

Она направилась в холл, Квинт пошел следом. Наконец-то он дождался! Жадными глазами он оглядывал все, что было вокруг. Продать ту или эту безделушку – и хватит еды и выпивки на несколько недель! «Ох, Ханна, прекрасная моя леди, ты сейчас заплатишь за все резкие слова, которые наговорила своему бедному старому отчиму!»

– Квинт!

Он опомнился. Ханна стояла в дверях, ведущих из холла в какую-то комнату.

– Вы войдете или так и будете стоять и таращить глаза?

– Войду, миссис Вернер, войду!

Квинт поспешно вошел в комнату, Ханна тут же захлопнула дверь и повернулась к нему:

– Ну, перейдем к делу? Что вы хотите мне сообщить?

– Дело, моя дорогая падчерица, состоит в том, что ваш родитель…

Ханна насторожилась.

– Мой отец? Что вам известно о моем отце?

– Мне известно, что в его жилах текла черная кровь! А тебе известно, что это значит для тебя? – Он глумливо усмехнулся. – Это значит, что сама ты отчасти чернокожая!

Ханна ошеломленно отпрянула.

– Вы лжете, Сайлас Квинт! Лжете, как всегда! Вы за всю свою жизнь не сказали ни слова правды!

– Сейчас я говорю правду. У меня есть доказательства.

Она попыталась ответить ему с презрением:

– И какие же доказательства вы можете предъявить?

– Здесь есть один человек, именно здесь, прямо на плантации, который знал твоего родителя, знал Роберта Маккембриджа.

– Кто этот человек?

– Ну нет, не получится, – уклончиво ответил Квинт, – ты меня не поймаешь, я не назову его имени. Но такой человек есть, даю слово!

Ханна молчала, тяжело задумавшись. Она хорошо знала Сайласа Квинта и была уверена, что на этот раз он говорит правду. Потом она гордо подняла голову.

– Какое это имеет значение, если даже вы говорите правду?

Квинт ухмыльнулся.

– У тебя славные соседи; черная кровь в твоих жилах – аппетитная косточка, уж они-то вгрызутся в нее, а?

– Мне безразлично, что думают обо мне соседи. Я и так для них словно и не существую. С какой стати мне тревожиться, если они узнают о моих предках?

Квинт был озадачен. Такой реакции он не ожидал. На мгновение его уверенность поколебалась. Потом он вспомнил.

– А этот пащенок, которого ты носишь. – Он указал на ее живот. – Ведь Майкл Вернер его не признает, а? Как ты думаешь, каково будет ему узнать, что его отпрыск немного негр?

Это Ханне в голову не пришло; она была потрясена до глубины души. Если Майкл вернется и узнает…

И она погрузилась в мысли о прошлом, пытаясь приподнять завесу памяти. Она смутно помнила, что отец, высокий, широкоплечий, с сильными руками, благородной внешности, был, однако, очень смугл. А если в нем текла негритянская кровь и он был беглым рабом, то, возможно, этим объясняется, почему мать всегда уклончиво и неопределенно отвечала на расспросы Ханны об отце.

Квинт, понимая, что стал хозяином положения, спросил злорадно:

– Ну что, ваше сиятельство?

– Что – ну что? – переспросила Ханна, все еще пытаясь оправиться от потрясения. – Я требую, чтобы мне дали увидеться с этим человеком, о котором вы рассказали. Если он говорит правду, если он сообщил об этом вам, значит, он может разболтать и другим?

– Оставь это старине Квинту. И не беспокойся: тот человек не станет трепаться. А кто он, я тебе не скажу, так что хватит болтать!

– Но ведь вы явились сюда не только для того, чтобы сообщить мне об этом. Чего вы хотите?

– Мне нужны деньги на еду и выпивку. Я совсем обеднел. – В голосе Квинта прозвучало знакомое жалобное хныканье. – Я не прошу очень много за то, что сохраню все в тайне, – просто мне надо на что-то жить. Уж в этом, во всяком случае, ты должна помочь своему старенькому отчиму.

Ханна знала, что он жаден; будет требовать от нее все больше и больше. Однако ей нужно время, чтобы все обдумать. Наверное, ему вообще не следует давать деньги, но необходимо избавиться от него сейчас.

– У меня при себе мало денег. Я никогда не храню большие суммы здесь, в «Малверне» – боюсь воров. – Она лгала очень убедительно. – Я дам вам, что у меня есть, – двадцать фунтов.

Квинт довольно улыбнулся.

– Это меня устраивает… пока.

Ханна повернулась к письменному столу Малкольма, став так, чтобы немного загородить его от Квинта. Но все равно ей пришлось выдвинуть нижний ящик и отпереть железную шкатулку, поэтому Квинт наверняка увидел шкатулку, хоть и мельком. Вынув деньги, молодая женщина протянула их отчиму.

При виде банкнот маленькие глазки Квинта загорелись, и он даже облизнулся. Взяв деньги, он потер их пальцами, словно желая убедиться, что деньги настоящие. Потом положил их в карман и склонил голову.