Мучения Минти Мэлоун

При этих словах на лице у Мелинды проступило раздражение. И мы поняли истинную причину, заставившую ее примчаться обратно: Мелинда знала, что у меня получается лучше.

– Не надо чувствовать себя неудачницей, – произнесла она снисходительно.

– Я и не чувствую.

– В любом случае, Минти, нет ничего плохого в том, что ты – всего лишь обычный веповтев, – продолжила она с деликатностью отбойного молотка. – Не стоит завидовать из-за того, что тепевь я буду вести пвогвамму, а не ты.

Я посмотрела на нее и вдруг расхотела плакать.

– И не думала завидовать, Мелинда, – мой голос звучал спокойно. – Какая чушь. Я в ярости!

Меня бесит, что картавая толстуха получила прекрасное место радиоведущей исключительно благодаря своему дяде!

Все дружно ахнули и уставились на меня, открыв рты. Я так и слышала, как они думают: «Неужели Минти это сказала? Неужели она способна на такое?» Джек вытаращил глаза. Уэсли тоже. Я сама поражалась тому, что сделала. Наконец-то у меня получилось! Мне удалось высказать в глаза ужасную, неприятную правду. Я взглянула на Мелинду. В лице у нее не было ни кровинки, однако, к моему удивлению, она не только не собиралась взрываться от злости, но, похоже, была настроена сохранять невозмутимость.

– Я пвопущу мимо ушей твои гвязные вугательства, – произнесла она вкрадчиво, – потому что понимаю: ты вазочавована, что ничего у тебя не вышло. Ты начала зазнаваться, Минти, слишком много вообважать. О тебе написали в «Тайме»? И что с того? Честно гововя, это ничего не значит.

«Уа-а! Уа-а!» Няня передала орущего младенца Мелинде, та расстегнула блузку, вывалила грудь размером с футбольный мяч, всю в голубых прожилках, будто сыр с плесенью, и как ни в чем не бывало продолжала разговор.

– Я – обвазец для подважания, – радостно провозгласила она. – Ситвонелла Пвэтт непвава. Соввеменные женщины могут иметь все свазу. Я тому доказательство!

Так меня понизили. Гарпии устремились вниз и пожрали то, что осталось от моего успеха. Я умудрилась и тут сесть в лужу. На игровом поле жизни мне снова забили гол. Я взобралась на самую высокую лестницу и рухнула вниз с катастрофической быстротой. Нелегко было возвратиться к работе репортера. Казалось, сердце не выдержит и разорвется. В довершение всего я стала специальным корреспондентом по делам семьи и материнства. Мне доставались репортажи об уходе за младенцами, крещении, опекунстве и низком содержании сперматозоидов в семени...

– Детские благотворительные фонды, – сказал Джек в следующий понедельник.

– Что? – переспросила я. Он застиг меня за просмотром объявлений о работе в «Гардиан».

– Детские благотворительные фонды, – повторил он, подошел и наклонился над моим столом. – Думаю, мы должны сделать репортаж о... – Он умолк и заглянул в газету, где я обвела в кружок три объявления. Уши у меня загорелись, я сложила «Гардиан» пополам. – Минти... – тихо произнес Джек. У него был подавленный вид. – Ты же не собираешься увольняться?

– Ну-у... – смущенно протянула я. Мне не хотелось, чтобы Джек узнал о поисках нового места, но нужно было что-то делать со своей карьерой, тем более что недавний опыт работы радиоведущей, пусть и недолгий, прибавлял мне шансов.

– Прошу тебя, не уходи, – попросил Джек, покручивая кусочек пленки.

– Боюсь, придется, – честно ответила я. – Здесь у меня никаких перспектив нет.

Джек вздохнул и пододвинул стул.

– Послушай, я понимаю, тебе сейчас нелегко, – прошептал он, косясь на Мелинду. – Сама знаешь, у меня связаны руки. Но ситуация может измениться.

– Как? – тоже шепотом отозвалась я. – Мелинда никогда не уйдет. А я не могу вести другие программы. «События» – единственная передача на нашей радиостанции.

– Я хочу пустить в эфир несколько новых шоу, – сообщил Джек. – Как только рейтинги пойдут вверх. И когда это произойдет, ты будешь первой на очереди.

– Но какие у нас шансы? – усомнилась я. – Рейтинги на нуле. Мне здесь нравится, однако нельзя же ждать счастливой возможности, которая, может, никогда и не появится.

– Что ж, – со вздохом произнес он и поднялся на ноги. – Делай, как считаешь нужным.

Мне вовсе не хотелось искать другую работу. На самом деле эта идея мне претила. Как будто я замышляла предательство. Думая о том, что придется покинуть радио «Лондон», я приходила в смятение. Но разве был другой способ справиться с острым разочарованием от случившегося? Линия моей жизни в очередной раз резко скакнула вниз. Я понимала, каково пришлось Сизифу, который толкал огромный камень вверх по отвесному горному склону. Каждый раз, когда до вершины было рукой подать, камень скатывался вниз. «Dum Spiro, Spero», – вяло повторяла про себя я. А иногда и: «Dum Spero, Spiro». Я уже потеряла всякую надежду, была в отчаянии, а потому очень обрадовалась, когда через несколько дней мне позвонил Джо.

– Извини, что не связался с тобой после эфира, – сказал он. – Улетал в Нью-Йорк. А у тебя талант. Ты потрясающе ведешь программу.

– Нет, – расстроенно произнесла я.

– Точно тебе говорю, – заверил он.

– Нет!

– Ага... Понятно, хочешь, чтобы я сказал гадость. Что ж, ты дерьмово ведешь программу.

– Нет, это не так.

– Господи, тебе не угодить.

– Я уже не веду программу, – огрызнулась я. – Делаю репортажи.

– Что?

– Меня опять понизили. Мелинда вышла из отпуска.

– Не повезло.

– Да уж.

– Ты, наверное, расстроена.

– Да, – измученно согласилась я. – Не то слово.

– Тогда давай я приглашу тебя на ужин, развеселишься.

– На ужин? – я оживилась. – Куда? – В глубине души теплилась надежда, что он поведет меня в «Одетт», на Риджентс-Парк-роуд. «Одетт» – шикарное, дорогущее место. Вместо этого он предложил:

– Пойдем в «Пиццу-хат».

И вот в субботу вечером я отправилась в Камден на встречу с Джо. Можно было бы поехать на метро или на автобусе, но я пошла пешком. Погода стояла отвратительная, прямо как мое настроение. Над улицами висел густой туман. Моросил противный дождик. На тротуаре лежали большие коричневые листья платана, похожие на отрубленные кисти рук, в воздухе пахло плесенью и гнилью. Подняв воротник, я перешла канал Риджентс. В вечернем сумраке дымила одинокая баржа, тускло поблескивая огнями. Я свернула на Парквей, и голубой неон ресторанной вывески резанул по глазам сквозь туман. Толкнув стеклянные двери, я увидела Джо: он читал, сидя под огромным зеркалом. И вдруг поднял глаза, улыбнулся.

– Как противно тебя снова видеть, – радостно произнес он, по-дружески обняв меня.

– Тебя тоже, вонючка!

– Выпьешь чего-нибудь?

– Да. Выпью, – кивнула я с многозначительной усмешкой. – В моем положении только и осталось, что напиться.

Джо заказал бутылку вина, а я огляделась: маленькие столики с мраморными столешницами, простые деревянные стулья, высокие пальмы в горшках.

Изогнутые листья нависали над нашими головами, как опахало. Он разлил шардоне, и мы стали изучать меню.