Мудрец. Сталкер. Разведчик
Шрифт:
От поправки я отказался.
– Хрен он что вспомнит, – угадал дед Арефа. – Обман народа!
– За что терплю! – бабушка всплеснула руками. – Давно бы уже бегали по бережку морскому, кости грели… Добрые люди-то своих стариков с почётом провожают, свободную площадь иностранцам за валюту сдают…
– Каким иностранцам? Сикхам, что ли? – спросил я. Ну да, Денница ведь тоже собирался возить иностранцев на «Герцогине»…
– Никаким сикхам! – обиделась старушка. – В казармах пусть мёрзнут, черти окаянные. Нет, настоящим иностранцам, с деньгами… Или
– Конечно, из первой! – обрадовался я нежданной причине своего неведения. – Откуда мне знать, что здесь у вас творится?
– Так у нас в Крайске ведь крупнейший в мире узел эвакуации! – гордо сказала Арина Геннадьевна. – Эшелонами можно людей отправлять на Простор! Вот когда гидростанции пригодились! Не зря, выходит, тайгу затопляли, народ с места сгоняли… Не зря я костехондроз на бетоне наживала! Всё для людей, всё для людей!
– Обман народа! – повторял дед Арефа. – А электричество твоё китаёзам продают. Без проводов: провода-то потырили и сдали!
– Молчи! Кабы не твоё упрямство, мы бы уже на месте освоились и Пану с Борюшкой поджидали… А потом бы уж и внучки к нам приложились… И вот, Лёнечка, – у нас на Павлодарах таких, как дед, – каждый второй! Не хотят в Химэй! Не надо имя неограниченного срока существования!
Ага! Вот оно что! Посулил ты нам светлую вечную жизнь после этой – короткой и страшной…
– Желаю дома помереть, – сказал дед Арефа и предложил мне стопочку столь молодецким жестом, что я не посмел отказаться. – Чтобы на тот свет через честную могилку…
– Да какой тот свет! – взвилась Арина Геннадьевна. – Вот старый дурак! Да разве на тот свет в очередь становятся? Разве деньги за тот свет платят? Разве люди на тот свет стремятся?
– Ваше здоровье! – поспешно сказал я, чтобы заглушить разногласия деда с внучкой. Самогон был ледяной и прошёл со свистом. Ох, не надо бы, не надо бы…
– Ему ни здоровье не нужно, ни молодость, – презрительно сказала бабушка. – А там ведь подмолаживают! Я сама по телику видела! Артистка Белогвоздикова стала – совсем как при Брежневе была в картине «Судьба земная»!
– Силикон и обман народа! – дед Арефа грохнул кулаком об стол. – Ведь на зоне последний баклан, даже петушила зачушкованный – и те знают: если начальство райские пущи обещает – значит, полный звездец корячится!
– Вот дождёшься, – угрожающе сказала бабушка. – Напишу я на тебя прокурорам заяву, что разжигаешь сомнения про Химэй. Через тюрьму туда же пойдёшь по статейке нигилизма – то на то и выйдет!
– Пиши, дура! И в тюрьме люди живут! – сказал твердокаменный дед. – Там даже порядка больше…
– И правда – кого это я тюрьмой пугаю, – вздохнула Арина Геннадьевна. – Жизнь в лагерях прожил, а ума не нажил…
– А какой сегодня день? – внезапно для себя спросил я.
– Так воскресенье! – оживилась бабушка.
– Обман народа! Вторник! – не сдавался дед Арефа. Вот он-то совершенно правильно понимал дзен.
– Тебе всю дорогу вторник! Молчи уж! Я ведь тебя, Лёнечка, для чего привела: вот народ во
дворе встанет, похмелится – и соберутся на площадке тебя послушать… И портяночки, поди, высохли…От этого известия вторая стопка в меня не пошла. Ты обманывал нас, господин банкомёт, и за всё надлежит расплатиться…
…Там же, за кухонным столом, под огурчики, я незаметно задремал, и слышал сквозь полусон, как уходил непрестанно ворчавший нигилист дед Арефа, как заявились в кухню девочки и стали мыть после вчерашнего посуду, стараясь не греметь тарелками и не звенеть вилками. Одновременно они вполголоса толковали с бабушкой.
Я прислушался. Голоса у сестёр были совершенно одинаковые…
– Баб, вот ты говоришь, что вибратор у тебя всё здоровье отнял, а в школе сексологичка сказала, что он как бы полезный…
– Ты слушай больше в школе! После него руки могут потом всю жизнь трястись, и детей не будет… Как ещё я Панку родила – до сих пор удивляюсь…
– А у вас вибраторы китайские или немецкие были?
– Кого китайские! Завод «Серп и молот»! Вот такущая балда чуть не пуд весом!
– Баб, хрюли ты гонишь? Таких крутых вибриков не делают. И чо?
– А ничо! Мы же молодые были, по две нормы давали!
– А у вас чо – нормы по этому делу были?
– А как же! Бригада коммунистического труда! Господи, вернёшься в общагу – ноженьки гудут, рученьки болят, а мы переоденемся в чистое – и в клуб на танцы! К нам даже Кобзон приезжал!
– Так чо – Кобзон всегда был?
– Тогда ещё и Магомаев был!
– А кто был Магомаев?
– Муслим!
– Баб, я не врубаюсь – а как он у вас влазил-то?
– Кто? Магомаев?
– Да не, вибратор…
– Вот заладила! Вибратор-то где? На плотине! А Магомаев в клубе!
– Баб, ну ты семижильная у нас! И на плотине, и в клубе… А хрюли ж говорят: тогда секса не было…
– Это у вас один секс на уме. А мы коммунизм строили. Чтобы всё бесплатно вам было… К нам специально поэт Евтушенко приезжал – стихи про бетонщицу Нюшку читать. Очень жизненные. Только она на Братской ГЭС горбатилась, а так – всё про меня, всё про меня! Вот так же с мамочкой вашей на руках одна осталась куковать… Тут моя молодость и кончилась…
– Зато покайфовала неслабо…
Я уж не знал, плакать мне или смеяться, поэтому закашлялся и открыл глаза.
– Ну кобылы ногайские! Все в мать! Разбудили всё-таки мне человека! Пошли вон – нечего тут ляжками отсвечивать! А потом жалуетесь – педофилы, педофилы… – осерчала Арина Геннадьевна.
Девки фыркнули и в обиде покинули кухню, запахивая на ходу старые халатики. При этом одна явно подмигнула мне. Ну да, ну да, а потом на нас, педофилов, жалуются…
Лучше бы, конечно, угодить нам с лайбоном в интеллигентную семью – провести тихий вечер при свечах и сухом вине, внимая разумным речам хозяев с учёными степенями. Нет, желательно – одинокой хозяйки. Из неё бы я потихоньку вытащил кое-какие сведения, а потом поискал бы в телепрограмме новости и сопоставил. Хоть что-то прояснить…