Муха и сверкающий рыцарь (Муха – внучка резидента)

Зачем?

Ну, повидаться. «Здрасьте» ей сказать.

— «Здрасьте» ей Дед скажет. — Маша вздохнула, чувствуя себя на двадцать лет старше и на сто лет мудрее Петьки. — Как ты не поймешь?! Ничего еще не кончилось, Петька. У них каждая минута на счету: то ли успеют уехать, то ли грабители обложат дом и надо будет прорываться.

А я попрусь «здрасьте» говорить?

Петька остановился. Душа «укропольского егеря» рвалась туда, где надо прорываться.

— Пойдем уж, чучело. — Маша сама взяла его под руку.

В такую погоду, рассудила она, никто носа не высунет из дому. Значит, никто и не будет дразниться.

ГЛАВА XVll НИЧЕГО СЕБЕ БОРЩ!

На вешалке в прихожей красовалась морская фуражка с разлапистой золотой «капустой». Машу замутило от одного ее вида. Фуражка была Витькина. А старший брат Соловьев ей надоел до тошноты, еще когда они жили соседями в этой самой квартире.

— Не бойся, Витька на дискотеке. Он «фургон» бережет, в дождь не носит, — кивнул на фуражку Петька.

Маша только дернула плечом. Она давно не боялась Витьку.

Есть будешь? — предложил Петька.

Смотря что.

А что сготовишь. Продуктов полно, а жрать нечего. Витька получил стипендию и в кафе питается. А я свои деньги потратил на клей для лодки, — признался Петька. — Сегодня на завтрак морковку грыз.

А говоришь, взрослый, — вздохнула Маша. — Яичницу не мог себе пожарить?

Мог. И жарил. Пока яйца не кончились. — Петька смотрел жалостливо, как барашек. — Маш, все, что можно было пожарить или сварить, мы с Витькой уже прикончили. А тут надо ГОТОВИТЬ.

Маша пошла на кухню. «Укропольский егерь» скакал сзади, горячо бубня ей то в правое, то в левое ухо:

Маш, а борщ ты можешь? Борща хочется. Маш, только ты не пугайся, у нас посуда не помыта.

Посуду сам вымоешь, — отрезала она. — Найди мне передник и тряпки.

Плита была загажена убежавшим молоком и какой-то обгорелой до неузнаваемости кашей. К мойке невозможно подступиться. Грязная посуда лежала горами. Маша велела Петьке переложить ее в таз и мыть по две-три тарелки. А то бы он устроил потоп.

Когда, говоришь, родители вернутся? — спросила она. От этого зависел выбор кастрюли для борща.

Обещали в понедельник. — Петька с физиономией мученика перекладывал в таз грязные тарелки.

А Витька когда уезжает?

Тоже в понедельник.

Маша взяла пятилитровую кастрюлю — на два дня им хватит — и стала обследовать холодильник.

Мяса у братьев не оказалось. Ничего, можно сварить и пустой борщ. Маша соломкой нарезала свеклу, поставила кастрюлю на огонь и стала чистить картошку. Свекла варится дольше всего, за ней добавим картошку. А капусту — в последнюю очередь. Зелень есть, хорошо, а чеснока и помидоров нет. Без них пустой борщ вообще не борщ, а капустная водичка.

Петька утащил таз с посудой в ванную. Человеческий способ мытья посуды показался ему чересчур медленным, и он изобрел свой. Напустил в ванну воды, высыпал полпачки стирального порошка и пустил посуду в плавание.

— У вас чеснок есть? — зашла к нему Маша.

— Должен быть, — с большим сомнением сказал Петька, шуруя в ванне красными распаренными руками. За десять минут он ухитрился не разбить ни одной тарелки. Это можно было считать его личным рекордом. — Маш, откуда мне знать, что у нас есть? Что найдешь, все твое.

Маша стала шарить по кухонным полкам и нашла трехлитровую банку заправки. Рецепт простой: головка чеснока на большой помидор, провернуть через мясорубку и крепко посолить. В Укрополе такую заправку добавляют буквально во все, кроме сладкого, или просто едят с хлебом.

Банка была почему-то закатана жестяной крышкой. Это лишнее. В чесноке и так все микробы дохнут. Похоже, мама братьев Соловьевых просто спасала заправку от Петьки с Витькой.

Маша уже извела кучу продуктов, а без чеснока и помидоров борща не получилось бы. Его можно было не пробуя выливать в помойку. Так что заправку пришлось открыть.

От первой же добавленной в борщ ложки по кухне разлились дивные ароматы. Совсем другое дело! А то пахло какими-то носками. Еще ложечку…

— ТЫ ЧЕ ДЕЛАЕШЬ, ЯКОРЕМ ТЯ?! — В дверях стоял босой встрепанный Витька в тельняшке поверх брюк.

Спал где-то.

Запотевшая от пара тяжелая банка выскользнула из рук, упала и взорвалась с глухим звуком.

— Лахудра безмозглая! М-мочалка! — взревел старший брат Соловьев.

И вдруг осекся. Челюсть будущего матроса отвалилась, как чужая.

Маша боялась взглянуть на разбитую банку. А когда взглянула, то, наверное, лицо у нее стало не умнее, чем у Витьки. В растекающейся по полу чесночно-помидорной каше блестели золотые монеты!

— Якорем тя! — пришел в себя Витька. — Занавеску закрой. Кому говорят!

Маша послушно кинулась к окну. Посторонним совсем необязательно видеть золото в банке домашних консервов. Слухи в Укрополе разносятся со скоростью лесного пожара, а преступники не глухие…

За окном уныло мок под дождем город, в котором ничего не случается. Она задернула занавеску и обернулась к Витьке.

Присев на корточки у разбитой банки, старший брат Соловьев поднял из лужи и отряхнул что-то вроде скелетика из толстой алюминиевой проволоки. В загнутых лапках скелетик держал столбик монет, обернутый прозрачной пленкой. Ясно: без такой держалки монеты в банке упали бы на дно, их сразу было бы видно.

Фигли пялишься? Мои деньги, где хочу, там и прячу, — сипло сказал Витька, вырывая у скелетика сокровище. Пленка разорвалась, монеты покатились по полу. Витька собирал их по одной, торопливо, как петух клюет.

Твои?! — не поверила Маша.

А то чьи же!

Конечно, Витька врал. На его стипендию матроса-ученика такие монеты не купишь. Теперь Маша разглядела, что золотых среди них немного, но все монеты были на вид старинные, дорогие. Чаще всего попадались темно-коричневые — серебро, наверное, оно темнеет от старости. А еще — красноватые с прозеленью, это медь.

Витька запустил пальцы в помидорную гущу. Там тоже хватало монет — видно, скелетик не удержал их, когда банка разбилась.

— Криволапая ты, Незнамова, — вдруг заявил Витька. — Не знаю, что с тобой делать. Новую банку заправки я с тебя стребую, это железно. А за беспокойство? Приперлась, разбудила, пол загадила…