Муха в розовом алмазе

Не зная, что и думать, я поднялся. В это время из второго штрека вернулись Али-Бабай с Баклажаном. Я подозвал подземного араба к себе и сказал ему, что подозреваю Кучкина в убийстве Полковника. Араб на это покачал головой и выдал:

– Нет, Кучкина не убивал никого. Я Мухтара своя жена спрашивала, он говорил, что Сашка не убивай, не мог убивай. Она его все время мой приказ смотрел.

– Так кто же убил Полковника? – озадачился я.

– Никто из нас его не убивай. Никто, – твердо ответил араб.

– Так значит, в штольне еще кто-то есть?

– Наверна, я шага иногда ночь слышал, шайтан, наверна, – ответил Али-Бабай и, не услышав очередного вопроса, предложил идти обедать.

* * *

Веретенников был огорчен убийством Полковника. Все его планы этим убийством расстраивались. Без ума, проницательности, опыта Полковника Баклажан становился простым бандитом, обреченным на поражение. И Валерий решил сговориться с Черновым.

* * *

По дороге в кают-компанию Веретенников предложил мне пописать в ближайшей рассечке.

– Ты знаешь, где нашлась твоя пуговица? – спросил я, расстегивая ширинку.

– Где?

Голос Валеры был демонстративно безразличным.

– В руке Полковника. Мертвого Полковника, – ответил я, с неудовольствием отмечая, что струя Веретенникова бьет дальше моей, то есть моя видавшая виды предстательная железа проигрывает таковой моего молодого друга.

– Я, скорее всего, ее в забое потерял. Да, точно, припоминаю... Камень сверху упал и оторвал...

– Я тоже так подумал, что в забое, – ответил я, застегивая ширинку.

– Тут все просто, как муха в яичнице, – взглянул Валерий мне в глаза. – Тот, кто убил Полковника, хочет, чтобы оставшиеся в живых меня к стенке поставили...

– Это точно. Примитивная подстава.

Валерка закончил писать; мы вышли из рассечки и пошли по стволу в сторону кают-компании.

– Нам в принципе незачем расстраиваться, – сказал я, чувствуя, что друг хочет со мной помириться, но пока не в силах преодолеть свою обиду. – Это ведь хорошо, что его убили. Но кто это все-таки сделал?

– Не знаю... Я не убивал, ты тоже. Синичкина с тобой все это время была... Кучкин, сын чекиста, вряд ли поднял бы руку на коллегу отца... Остается Али-Бабай с женами. Ты ему приказывал что-нибудь? Ну, тогда, в разминовке?

– Приказывал, – признался я, решив не темнить. – Приказывал обеспечить Полковнику с Баклажаном пожизненное заключение в своей тюрьме. Сразу после того, как выход на волю будет пробит.

– Правильно придумал... И Сашку Кучкина, наверное, тоже приказал интернировать?

– Ты же знаешь, его нельзя отпускать в город. Люди, которых он соберет вокруг себя, постараются уничтожить всех, кто знает об алмазах... То есть всех нас.

– А меня ты тоже в эту же компанию определил? – голос Валеры был спокойным.

– В какую компанию? – покраснел я.

– В компанию пожизненных заключенных?

– Всего на недельку, пока мы с Синичкиной не смоемся... Ты вон, каким волком на меня смотрел.

– Понимаю... – вздохнул Веретенников.

Минуту мы молча шли рядом. Паузу прервал Валерий.

– Ты Анастасии доверяешь? – спросил он, не повернув ко мне лица.

– Как тебе сказать. Конечно, нет. Фиг его знает, что у нее в голове. Да и стар я стал, людям доверять.

– Так может быть, объединим свои усилия? Друзья мы все-таки.

– А чего ты хочешь?

– Ничего. И все. А именно выбраться отсюда и обо всем забыть. Ну, еще с этой Поварской разобраться...

– Я того же хочу. Никаких алмазов мне не нужно...

– Ну, тогда по рукам? Будем прикрывать друг друга?

– Идет, – согласился я и пожал поданную Веретенниковым руку.

Минуту после рукопожатия Валерий стоял в нерешительности.

– Что там еще у тебя? – спросил я.

– Я хотел... В общем, давай обменяемся в знак дружбы и доверия пистолетами?

– "Гюрзу" Полковника хочешь?

– Да...

– Ну, ладно, – неожиданно для себя согласился я. – Бери, владей.

И протянул ему пистолет. Валерий принял его, как принимают награду.

* * *

В кают-компании нас ожидали несколько бутылочек вина и весьма недурной плов, приправленный айвой и барбарисом.

– Не всемогущий ли Аллах ли прислал нам это божественное кушанье? – спросил я араба.

– Его жена керосинка делал вместо отдыхай после работ, – ответил Али-Бабай, довольно улыбаясь.

Есть он с нами не стал. Шепнул мне в ухо: "Баклажана твой не нравиться что-то. Смотри его сильно", и ушел делать лестницу для работ в забое. Не терпелось ему, видно, поскорее отправить нас по домам.

А мне Баклажан после смерти Полковника определенно начал нравиться – выглядел на все сто раздавленным. "Не жестокий бандит, а опущенная шестерка, – думал я, наблюдая за ним. – За последние несколько часов не проронил и слова. Съел пару ложек и пригорюнился. Ну, прямо Аленушка без братца Иванушки".

Али-Бабай вернулся, когда мы уже укладывались спать. Сказав, что будет охранять наш сон, он пожелал всем спокойной ночи и устроился на самом краешке помоста.

Через три минуты после его прихода все спали мертвым сном.

* * *

Разбудил меня Веретенников.

– Баклажан пропал, – сказал он дрожащим голосом, когда мой взгляд стал осмысленным. – Али-Бабай с Синичкиной побежали его искать...

Я чертыхнулся и принялся расталкивать сладко спавшего Кучкина. Но он, недовольно бормоча что-то, уполз от меня в глубь рассечки.

– Красноглазый клялся, что всю ночь присматривал за ним и лишь под утро отошел на минуту по надобности... – продолжил говорить Валерий. – А когда вернулся, Баклажана и след простыл...

– А почему вы нас с Кучкиным не разбудили? – поинтересовался я, растирая ладонями заспанное лицо.

– Мы будили, но вы спали, как убитые, – ответил Валерий и тут же встрепенулся:

– Слышишь, возвращаются!

Через минуту в кают-компанию вошла Синичкина.

– Ну что, нашли? – спросил я, отмечая, что девушка выглядит отнюдь не расстроенной предутренними событиями.