Мухосранские хроники (сборник)

– Дед, ты ничего не понимаешь, – огрызнулся тот. – На моем месте мог оказаться кто угодно. Роллит лишь случайная жертва. А скольких на своем веку эти стервятники из империи Моммр уже подмяли под себя?

– Каких момр? – требовательно спросил Вольф. – Что такое Роллит? Кто кого подмял? Я уже… – он глянул на часы, – пять минут жду вашего внятного объяснения, каковое, – Вольф, сколько мог, возвысил голос, – настоятельно необходимо! Ибо вы ведете себя недостойно и оскорбительно!

– Все дело в том, Олег Олегович, – сказал Дедушев, – что вы нехорошо живете. Будто в вакууме. Для вас нет людей вокруг, а есть лишь одни абстрактные функции. Топологические фигуры. Они либо способствуют достижению ваших целей, либо, напротив, препятствуют, И вы, соответственно, либо поддерживаете их существование в пространстве-времени, либо стараетесь свести их возмущающее воздействие к минимуму. Любыми доступными вам средствами. Более того. Если бы вы на сто процентов были убеждены в своей безнаказанности, то не остановились бы и перед насилием.

– Вы обвиняете меня в безнравственности, – холодно произнес Вольф. – Вы называете меня потенциальным преступником! Между тем я в своей жизни и пальцем никого не задел.

– Даже в детстве? – с любопытством спросил Колобов.

– В детстве бывало. Задевал.

– А с девчонками целоваться доводилось?

Вольф побагровел.

– Вы много себе позволяете, – жестко сказал он. – Я никому не разрешу подвергать меня подобным допросам!

– Ладно, ерунда все это, – отмахнулся Дедушев. – Куда страшнее то, что вы, Олег Олегович, существуете не по человеческим законам, а в среде некоторых, чисто формальных, логических ограничений. Люди так не живут. Так могут жить лишь программы в оперативной памяти компьютеров, – он кивнул на системный блок под столом. – И даже если сделать для вас исключение и воспринимать вас в качестве материализованной программы, то окружающее вас общество, людей, природу рассматривать в виде пространства виртуальных образов я категорически отказываюсь, и не просите. И вам не рекомендую.

– Может быть, вы потрудитесь как-то прояснить свои пока что голословные обвинения в мой адрес? – начал закипать Вольф.

– Извольте, – сказал Дедушев и, закряхтев, водрузил на журнальный столик перед собой телевизионную рухлядь, а грубый Колобов предвкушающе заерзал в кресле.

* * *

…Города планеты Роллит были разрушены до основания. В них бесчинствовал огонь. Толпы беженцев, скопившиеся в долинах, видели встающее во весь горизонт смрадное зарево. Кто-то разыскивал потерявшихся в сумятице домочадцев, кто-то отчаянно пытался навести хоть какой-то порядок, кто-то организовывал из врачей, лишившихся клиник, отряды первой – да и последней тоже – помощи.

И за всей этой бездной забот никто поначалу не обратил внимания на то обстоятельство, что губительные подземные толчки прекратились. Что ураганный ветер с ливнем не только валил с ног самых слабых, но и прибивал к земле тучи пепла, сносил с умиротворенных вулканов дымные шапки в океан. Что и океан больше не насылал цунами на избитые, изувеченные берега, напротив – с каждым часом отступал прочь, возвращаясь в очерченные для него пределы.

И когда в просвете низких туч внезапно вспыхнул краешек солнца, о существовании которого успели позабыть, – лишь тогда у несчастных роллитян возникла слабая тень надежды.

Имперские стервятники упустили из виду этот переломный момент. Им было не до того – полагая, что с Роллит покончено, они внимательно наблюдали за непрестанными попытками звездолетов Разума пробить дьявольский барьер. И ждали благоприятной возможности, чтобы вступить в бой.

На дальних от Роллит орбитах установилось шаткое равновесие сил добра и зла. Должно было произойти нечто, склонившее бы чашу весов в ту или иную сторону, вмешательство некой третьей силы. Это было неизбежно.

Незримое присутствие этой загадочной третьей силы первыми почувствовали выродки-киборги. Нельзя было назвать смятением то, что они испытали при этом. Но и безразличием – тоже…

* * *

– Это мистификация, – произнес Вольф, тщательно протирая очки. – Вот уж не думал, что в стенах нашего института может найтись место подобным шарлатанам, как вы, не имею чести знать вашего имени и отчества…

– Игорь Рюрикович, – вставил Дедушев.

– Должен признать, что мне неясны технические средства, какими вы достигли подобного зрительного эффекта. Хотя, конечно, средства графического моделирования уже добились впечатляющих успехов в своем развитии. Я вполне признаю за вами право на некоторое инженерное дарование, иначе вряд ли вам удалось бы задержаться на «Полигоне», где такое умельчество в чести. Что же касается тех целей, какие вы преследовали своей демонстрацией, то они мне предельно ясны. Вы хотите спасти реноме своего коллеги, а если выразиться точнее – соучастника. – Вольф с негодованием мотнул головой в сторону Колобова. – Но пусть у вас не останется никаких иллюзий на этот счет.

– Поимейте совесть, – сказал Колобов. – Или она не входит в число ваших программных установок? Гибнет целая цивилизация, а вы все сводите к мелочевке.

– Вы инженер, Колобов. Вы сотрудник научно-исследовательского института, что никак не является предметом гордости последнего. Но, тем не менее, вы обязаны отдавать себе отчет в полной невозможности подобных, с позволения сказать, феноменов. Что за метафизика такая – незримые, неощутимые для всей научной общественности, но в то же время легко обнаруживаемые и интерпретируемые этим убогим ящиком причинно-следственные связи? Пренебрегающие расстояниями, глумящиеся над скоростью распространения света в вакууме… Где, я спрашиваю, элементарное, известное даже школьнику запаздывание обмена сигналами? Ведь реакция на ваш поступок может воспоследовать там, среди звезд, через сотни, тысячи лет! А уж проинформированы о последствиях будете не вы, а ваши отдаленные потомки. Не говоря уже о мистической обратной связи, якобы выразившейся для вас в тягчайшем абстинентном синдроме.

– Вы, Олег Олегович, напоминаете мне лошадку в шорах, – задумчиво сказал Дедушев. – Нет, скорее ухоженного орловского рысака. В прекрасных шорах в заграничной оправе. Уперлись в актуальные постулаты физики и не желаете от них отступиться, как младенец от маминой ручки. Предельность скорости света в вакууме – лишь допущение, удобное для некоторых теоретических построений существующей науки. Меня это допущение не устроило, и я им пренебрег. Со временем на принципах внесветовой связи, заложенных в мой аппарат, будет построена новая теория относительности, а человечество прорвется к дальним звездам.

– И наткнется на ваших ублюдков, – прибавил Колобов. – На империю Моммр, то есть. Мы уж с Дедом похлопочем, чтобы до потомства было доведено, кому они должны быть благодарны за это счастливое соседство.

– В нашем институте порой происходят странные вещи, – проговорил Вольф. – Нередки, к сожалению, случаи соискания ученых степеней на недостойные темы. Под его крышей свили уютное гнездышко немало лишних людей. Гораздо чаще его сотрудники приносят своей деятельностью существенную пользу отечественной науке и производству. Но вот гениев, соразмерных Ньютону и Эйнштейну, ни в его стенах, ни вообще в пределах нашего города никогда не было.

– Я не гений, – честно признался Дедушев.

– Похвальная скромность, но вы меня не убедили, – отрезал Вольф. – Ни вашим страшноватым синематографом, ни горячими паранаучными доводами, сделавшими бы честь кружку любителей оккультизма и мистики. Пусть вам удалось склонить в свою веру этого человека, – он снова брезгливо кивнул в сторону Колобова. – Но я желал бы, чтобы на мне ваши экзерсисы прервались. Иначе я вынужден буду обратиться в соответствующие инстанции.

– Это на вас похоже, – схамил Колобов.

– Что мешает вам испытать мою правоту, Олег Олегович? – упрямо спросил Дедушев. – Совершите какой ни на есть естественный человеческий поступок и посмотрите, что произойдет с империей Моммр, а прибор я вам пока…

– Человеческий поступок? – усмехнулся Вольф. – С готовностью. Как человек здравомыслящий, я прошу вас немедленно покинуть мою квартиру, куда вас никто не приглашал. Оставьте меня в покое, пока я не обратился в полицию.

– Пошли, Дед, – сказал Колобов. – Этого киборга в галстуке тараном не прошибешь!