Муля, кого ты привез? (сборник)

– А как же? Конечно, есть, да еще какая чистая и прекрасная. Смысл их жизни – преданность и любовь. Что может быть выше?

– Для собак главное – пожрать…

– А для людей не главное? Еда – это не только калории, это еще информация. Когда мы едим помидоры, например, мы получаем информацию солнца и земли. А ягоды… Какие запахи… Одна земляника чего стоит… Это тоже информация солнца и земли. Информация космоса.

– Вы любите готовить?

– Дело в том, что я по утрам работаю. Я та курица, которая несет золотые яйца. Зачем же я буду это драгоценное время тратить на то, чтобы чистить картошку и морковку? Но если я захочу что-то приготовить, это будет вкусно. Все, что я делаю, я делаю хорошо. Когда я училась в музыкальной школе по классу фортепиано, я хорошо играла и меня даже записывали на радио.

– Вы пользуетесь компьютером?

– Нет. Возможно, я ошибаюсь, но когда человек творит, у него открываются каналы на космос. Он связан с космосом и очень часто считывает оттуда информацию. А когда работаешь на компьютере, то между тобой и космосом кусок железяки.

– А эти каналы – они всегда открыты?

– У меня они открываются с утра до двух часов дня. А дальше рука останавливается. Я больше не пишу. У меня не идет. Я, конечно, могу писать и дальше, но это будет мусор.

Современные писатели могут писать весь день по двадцать страниц и даже больше, но читать это невозможно. Мне невозможно. А другим – не знаю.

– Вы работаете каждый день?

– Иногда не работаю по полгода.

– А почему?

– Просто живу. Творчество выжирает жизнь. Ничего вокруг себя не видишь. Не видишь, как твои дети растут, как цветы распускаются, как листья облетают. Становишься чеховским Тригориным: «Видишь на небе облако, похожее на рояль, и думаешь: надо запомнить».

Творчество – конечно, счастье. Но и плата за него немаленькая. Твоя жизнь.

– А вы хотели бы поменять свою судьбу на обычную, не творческую?

– Нет. Потому что жизнь груба и скучна. В творчество можно спрятаться, как в норку, и не замечать ход времени.

Творчество – это наркотик, зависимость. Но этот наркотик не убивает, а, наоборот, очищает и исповедует.

– У вас есть хобби?

– Есть. Строить. Если бы у меня было много денег, я строила бы дома. Я в этом понимаю. Я с удовольствием бы работала в строительном бизнесе, но меня не возьмут.

– Почему?

– Надо быть молодой и здоровой и менее азартной. Я увлекаюсь. Меня бы посадили. Или подставили.

– Скажите, а сценарии вы сейчас пишете?

– Нет. Я отдаю права на экранизацию. И после этого забываю. Когда выходят фильмы по моим повестям – не смотрю. Берегу себя. Не хочу расстраиваться.

– А вот фильм «Террор любовью» очень интересный…

– Да. Там просверкнула Ирина Розанова. Показала высокий класс. Я ее поблагодарила по телефону. А она – меня. Сказала: «Спасибо за материал». Но в основном я просто отдаю свои повести. Пусть делают что хотят.

– Но ведь у вас были очень интересные оригинальные сценарии. «Джентльмены удачи», например. А вы не хотите написать продолжение?

– Мне многие предлагали. Однажды позвонили из Киевской киностудии и пообещали миллион долларов.

Я поперхнулась. Сказала: «Я у Данелии спрошу». Позвонила Данелии.

– Я сейчас в Испании. Дорогу перехожу, – отозвался он.

– Киевская студия предлагает вторую серию «Джентльменов». Дают миллион.

– Врут. Проверь.

– А как я проверю?

– Ну ты же знаешь…

– Откуда я знаю? – удивилась я.

– Я сегодня прилечу в Москву, позвоню.

Он позвонил. Мы долго говорили и пришли к выводу: из «Джентльменов удачи» больше ничего нельзя вытащить. Сюжет завершен. Жулики исправились. Можно только придумать другую историю с этими же героями. Но… Все умерли: Леонов, Вицин, Крамаров и даже Василий Алибабаевич.

Более того, умерла страна, больше нет такой тюрьмы и такого детского сада. И авторы тоже другие. Мы, конечно, не умерли, но Данелия в тридцать шесть лет и в восемьдесят четыре года – разные люди. О себе я не говорю. Я – вечная весна!

– Тогда, может быть, вы напишете новый оригинальный сценарий?

– Этим стоит заниматься, когда у тебя есть хороший режиссер. Вместе садишься и придумываешь. Счастливое времяпрепровождение. А если нет хорошего режиссера, то нечего и время тратить.

– Вы говорите о Данелии?

– Да, я говорю о Георгии Николаевиче Данелии.

– Он был хороший парень?

– О гениальных людях так не говорят. Шукшин, например, Тарковский, Герман… В обычном, повседневном смысле они были плохие парни: алкоголики, шизофреники, эгоисты. Но это были гении, которые помогали осмыслить жизнь вокруг себя. Гениальные люди – это самое интересное. То, что они говорят, запоминаешь потом на всю жизнь.

– Я знаю, что вы общались с Федерико Феллини. Каким он вам запомнился?

– Как человек, который слышит шаги Командора. Он шел, шаркая, и словно прислушивался. Он умер через полгода, от инсульта. Когда он лежал в больнице, к нему пожелал приехать глава государства. Это была большая честь. Но Федерико спросил: «Пер ке?» (Зачем?)

Зачем ему, умирающему, лицезреть немолодую физиономию чужого человека с гримасой фальшивого сочувствия?

Феллини – очень крупная фигура для своего времени. Но даже его гениальные фильмы слегка устарели, потому что ничто не стареет так быстро, как кино и женщина.

– Вы следите за современным кинематографом?

– Естественно.

– Вы верите, что наше кино поднимется?

– Оно и сейчас не в плохом состоянии. Звягинцев, например. Фильм «Елена» – незабываем.