Муниципальная ведьма - 2

– Телевизор у вас, уважаемый не Ватсон, тихо работал, - пояснила я.
– Глухой или совсем звук отключит, или сумасшедшую громкость выставит.

– Понял. В другой раз буду аккуратнее. А то ходят тут всякие, всем что-то надо, а с глухого какой спрос?

– Хитрый ты, дедуля, - оценил Бубновый.

– А простачку у нас и не выжить. Надо иметь или мышцы, как у тебя, сынок, или голову на плечах, а иначе - каюк. Тут такие соседи у меня, что…

– Мы видели лестницу, - прервала его я.
– Так что о местных обитателях представление получили. Но нас интересуют не они, а ваша машина.

– Хотите купить? Сколько предлагаете? Только я честный человек, и сразу скажу: ‘Жулька’ моя не на ходу. Год уже скоро будет, как поломалась, а у меня нет денег, чтобы починить. Я же без машины и выйти-то никуда не могу дальше двора, хорошо хоть, магазин рядом. И то с трудом, суставы болят, мне, чай, уже не двадцать, а через полтора годика, если Бог даст, восемьдесят стукнет! Я тогда ходил, просил, чтобы мне ‘Жульку’ отремонтировали. До самого верха дошёл! Я ведь не босяк какой-нибудь, всю жизнь на заводе проработал, до семидесяти лет почти. Ушёл только когда артрит совсем замучил. И что же вы думаете? Всем плевать на старика! Может, на заводе мне бы и помогли, так нету больше того завода. Там теперь какой-то новый русский живёт, и охрана страшная, не подступишься. Представляете, был завод, а теперь - чья-то дача?

Говорил он, конечно же, о Каретникове. Правда, я заметила явную нестыковку. Если ему сейчас семьдесят восемь, а с завода он ушёл почти в семьдесят, с тех пор прошло чуть больше восьми лет. Но отец ‘перепрофилировал’ завод под дворец гораздо раньше, ещё в девяностые. Впрочем, меня больше заинтересовала другая деталь его рассказа.

– Говорите, до самого верха? И у Мэрского были?

– Был, конечно. Только и он мне отказал. Мол, пенсия у тебя большая, да и взрослый сын есть, вполне обеспеченный, так что не положено. Сволочь! Небось, денежки сам прикарманил, он же недавно женился на какой-то шалаве, слышали? Она, небось, из него тянет бабки со страшной силой, вот у него на честных людей и не остаётся.

– Когда это было? Вы говорили, год назад?

– Нет, год назад ‘Жулька’ моя сломалась. А у Мэрского я был, кажется, в первых числах апреля. Но не первого, это точно.

Что ж, этого я и боялась. Муж знал о том, что есть такой дедок, у которого машина не на ходу, и при надобности с неё можно спокойно позаимствовать номера. И время, когда ему об этом стало известно - самое подходящее.

– Где стоит ваша машина?
– я резко сменила тему.

– Известно где - в гараже. Где же ей ещё стоять?

– Гараж ваш?

– Да.

– А кто туда ещё может войти?

– Никто. Ключи только у меня.

Глазки дедка забегали, и это заметила не только я, но и Бубновый.

– Дед, кончай тянуть кота за яйца, - лениво попросил он.
– Всё равно рано или поздно скажешь. А мне неохота бегать за паяльником, память тебе просветлить.

– Ладно, скажу. Обещал не говорить, но на паяльник я не подписывался! Пришли ко мне как-то двое, мужик и баба. Попросили разрешения, чтобы в моём гараже кое-что немножко полежало.

– Когда это было?
– попыталась уточнить я.

– Не помню. Честно, не помню! Не надо паяльника!

– Ну, примерно хотя бы. На прошлой неделе?

– Нет, раньше. Весной ещё.

– До того или после, как вы к Мэрскому ходили?

– Наверно, после. Ну, не помню же!

– Ладно, верю. Что именно должно было полежать в гараже?

– Откуда мне знать? Я спросил, так они не ответили.

– Сами-то что думаете?

– Что-то незаконное, ежу понятно. А так, меньше знаешь - крепче спишь. Да и живёшь дольше. Я ещё хочу восьмидесятилетний юбилей справить, чего мне на рожон лезть?

– Ясно. Эти двое представились?

– Да. Бабу звали Светлана Григорьевна, фамилию запамятовал…

– Может, Георгиевна?

– Да, точно! Георгиевна, так и было. А мужик - Владимир Семёнович Высоцкий. Этого запомнил.

– Так он же умер, - удивился Бубновый.

– Да? Очень жаль, - расстроился дедок.
– Земля ему пухом. Хороший был человек. Надо же, совсем не старый, да только он помер, а я живой.

– Дед, ты не понял. Высоцкий помер в восьмидесятом.

– Дурак ты, Бубновый! Это не тот Высоцкий! Тот был гитарист, а этот - врач. Раз такое дело, значит, этот Владимир Семёнович - живой?

– Наверно, да, - снова повела разговор я.
– А с чего вы взяли, что он врач?

– Так он мне операцию сделал! Вот, смотрите!
– дедок вскочил и помчался куда-то на кухню, и сразу вернулся с раскрытым паспортом, демонстрируя нам собственное фото.
– Вот! Это я с бородавкой на щеке, - бородавка на фото была огромной и довольно уродливой.
– А теперь где она?
– он тыкнул пальцем в щеку, и я, приглядевшись, рассмотрела почти незаметный шрам.
– Нету её больше! А всё Владимир Семёнович! И ни копейки с меня не взял. Говорю же, хороший человек!

– А описать его можете?

– Могу. Высокий, длинноволосый, бородатый, лет сорока, наверно. Волосы чёрные, седины нет совсем. Носит очки-хамелеоны, это такие, которые…

– Я знаю, что это за очки. Взгляните на фото, нет ли тут его?

На фото из борделя дедок уверенно опознал Владимира Семёновича в том из мужчин, который повыше.

– Что-нибудь ещё можете о них сказать? Например, кто из них главнее?

– Мужик, конечно. Командовать всегда мужик должен, потому что все бабы - дуры!

– А как они друг к другу обращались? По именам?

– Не помню. Кажется, вообще никак не обращались. Да и говорили они со мной, а не между собой.

– Не верю, что вы совсем ничего не заметили? Вы же такой наблюдательный, - польстила я дедку, и он расплылся в довольной улыбке.

– Ну, кое-что приметил. Понимаете, они не женаты. В смысле, не расписаны.

– Как вы догадались?

– Так у них не было обручальных колец. А главное, фамилии разные.

– Вы же не запомнили фамилию женщины.

– Были бы они одинаковые - её бы и запоминать не понадобилось. И так понятно, что если он - Высоцкий, то она - Высоцкая.

***

Дедок показал из окна свой гараж и дал ключи от него, так что мы направились туда. Юра бурчал, недовольный тем, что нам не предложили присесть, и мы говорили с дедком стоя, а может, и ещё чем-нибудь. Бубнового это бурчание злило, и он явно собирался наорать на мальчишку.

– Ватсон, что скажете о показаниях этого свидетеля, который очень не хотел, чтобы его паяли?
– поинтересовалась я, желая разрядить обстановку.