Мурка. Королева преступного мира

На всякий случай Василий прочитал несколько монологов главных героев спектаклей, за игрой которых он наблюдал преимущественно из массовки. Потом зарыдал и тут же рассмеялся. Все грани его таланта заблестели разом, он стремился убедить нэпмэна, что лучшей кандидатуры на роль Александра Варфаламеева ему не сыскать.

— Это немного грустная история о том, как один чекист полюбил воровку. Она ответила на его чувства, за что была жестоко наказана бандитским миром, — последовал краткий сюжет на вопросы артиста.

Василий-Гермес активно закивал, предвкушая роль лихого преступника, но после того как узнал, что ему предстоит играть чекиста, заметно погрустнел и честно признался, что любовь играть у него не особо получается. Информация о том, что у бандита в фильме почти нет слов, заметно подняла ему настроение. Александр пообещал в ближайшее время устроить встречу с режиссером, заверив, что искать другого актера не намерен. Они ударили по рукам и расстались полюбовно.

Сонька торопливо шла на встречу с чекистом, постоянно оглядывалась, шарахаясь при каждом громком звуке, опасаясь, что за ней следят. Девушка понимала, что шансов встретить старость у нее немного, но все же надеялась, что Колченогий сдержит свое обещание. Накануне она была поставлена перед выбором: чекист в обмен на ее свободу. «Куда она пойдет? Что будет делать? Свобода ли это убегать и скитаться?» — множество вопросов не давали ей покоя много часов. Мысли обжигали, словно угли, на которые она вынуждена была наступать не по собственной воле. Сонька пришла к выводу, что смерти боится больше, чем возвращения в бордель, но все же надеялась на мудрость и силу своего Сашеньки.

Варфаламеев ждал ее в своем укрытии — крохотной заплесневелой комнатке, упрятанной внутри подвала полузаброшенного здания. Сонька долго не решалась начать разговор и отводила глаза, но, не выдержав, расплескалась слезами и эмоциями.

— Я придумал, как мы их обхитрим. Доверься мне! Я вытащу нас обоих из этой неприятной ситуации! — заверил ее Александр, после того, как внимательно выслушал. Он предвидел нечто подобное, поэтому новость его совсем не шокировала.

В голосе служителя отечеству было столько уверенности, что девушка почувствовала прилив сил. Она была не одна в этом отчаянном положении и из омута горя ее вытаскивала сильная рука мужчины, на которого она смотрела влюбленными глазами.

Мэри замечала: что-то происходило, но вопросы задавать не спешила. Колченогий погрузился в темные мысли, на их островке счастья совсем не было солнца и это ее огорчало. На предложение позавтракать он ответил отказом.

— Что с тобой, Сережа? — мягко спросила она.

— Знаешь, я всегда любил листать Платона. Его мудрость меня вдохновляла. Он считал, что идеальные спутники власти в человеке и обществе — это мудрость, мужество, рассудительность, справедливость…

— И любовь! — добавила Мэри с улыбкой, но он ее не услышал, продолжая размышлять.

— Догмы Платона — вот что я прихватил с собой из прошлой жизни. «Правление лучших с одобрением народа» — так он определял аристократию. И до вчерашнего вечера я был уверен, что следую этому постулату.

Она бережно гладила его задумчивые складки на лбу. В нем шла война с самим собой, и какой будет исход этого сражения, пока было сложно предугадать.

— Если я правильно помню, почитаемый тобою Платон говорил: что государство — это люди, какие люди — такое и государство. Что же ты хочешь, Сережа? Ты не изменишь этот мир. Однажды ты это пробовал — помнишь?

— Я запутался, Мэри! Мои ценности снова рухнули и я на распутье. Я не знаю, как жить дальше.

Что-то кольнуло больно в области сердца, он назвал ее не Мурка, а Мэри. Это был дурной знак. Сославшись на проснувшийся аппетит, она поспешила покинуть остров любви, который могло смыть с лица земли ручьями ее слез.

Сонька ехала на заднем сидении автомобиля, сжатая с двух сторон бандитами Колченогого. Она жутко волновалась, мысленно молясь, чтобы все прошло идеально. Ее везли за город в то место, где якобы укрывается чекист, которого ей пришлось сдать в обмен на собственную жизнь. У Соньки закружилась голова и, почувствовав приступы тошноты, она попросила остановить тарахтящий транспорт, но получила отказ.

— У нас мало времени! Терпи! — грубым шепотом произнес Бык, сидящий справа от нее. Его многие боялись, потому что знали: за спиной этого редко улыбающегося мужчины — горы трупов. Человеком он был беспощадным, на команду «убить» его глаза наливались кровью — за это он и получил прозвище «Бык». Говорил он сдавленно из-за серьезной травмы в своем темном криминальном прошлом. За попытку «сломать» в тюрьме перебил всех сокамерников и несколько лет провел в «одиночке». Люди для бескомпромиссного убийцы совсем не имели ценности.

Второй ликвидатор — Хворый — был полная противоположность Быку. Голос у него был тоненький и в прошлом над ним частенько посмеивались, до того момента, пока он не пристрелил пару весельчаков. Хворый был потомком благородного рода, который извела революция. Не признавал ни одну силу, кроме оружия. Дуло в лоб для него было самым весомым аргументом. К Соньке утонченный ликвидатор относился с трепетом, эта женщина нравилась ему. Он вообще ценил все красивое и мог часами любоваться на картины и природу. Всю дорогу он с печалью вздыхал, не скрывая, что эта ситуация ему не комфортна. Хворым его прозвали за постоянную заложенность носа. Однажды в драке ему повредили перегородку, и с тех пор он постоянно ходил с платком.

Автомобиль подъехал к высокому забору, который укрывал от посторонних глаз одинокий дом, затаившийся в глубине леса. Оба ликвидатора вышли из машины, за ними еле плелась волнующаяся Сонька.

Василию чекист объяснил, что на репетицию сцен фильма приедут режиссер и актриса, которая претендует на роль воровки. Он тщательно подготовился к встрече: взял в театре костюм, в котором играли какой-то революционный спектакль, нацепил пустую кобуру для образа, начистил до блеска высокие сапоги, а также отрепетировал перед зеркалом мужественный и бескомпромиссный взгляд. Человек, носивший сценическое имя Гермес, очень волновался перед ответственной встречей и предвкушал всероссийскую славу, потому как ни на секунду не сомневался в собственном таланте.

Согласно указаниям Варфаламеева, Василий должен был стоять на втором этаже, а при виде Соньки громко произнести: «Ты опоздала! Сколько можно ждать?». Этот текст актер старательно проговорил множество раз, меняя интонации.

Сонька в сопровождении Быка и Хворого тихонько вошла в дом. Со второго этажа было слышно, как Василий бесконечно репетирует свою реплику. Бандиты непонимающе переглянулись, а Сонька, испугавшись, что они могут раскусить «фальшивку», громко произнесла:

— Саша, это я!

Все стихло. Девушка торопливо прошла к лестнице. Бык и Хворый двигались за ней медленно, опасаясь, что чекист может стрелять. В просторной комнате у окна гордо стоял Василий, заложив руку под кожанку для мужественности, напоминая памятник герою революции. Увидев рожу Быка, он онемел, забыв текст. Через мгновение «заговорило» оружие. «Чекист» трепыхался под пулями, в его глазах было много вопросов, потому что все шло совсем не так, как они обсуждали с нэпмэном, пообещавшим снять хороший фильм.