Мурка

Выйдя из дома, я направился на новый адрес. Искать долго не пришлось, пока я отыскивал улицу «Хоттабыча», уже проходил мимо нужного мне теперь адреса. Поэтому через пару минут я уже был на месте и остановился у подъезда жилого двухэтажного дома. В отличие от дома старика, эту постройку разборки между военными не затронули. У дверей подъезда стояла пожилая женщина, бабушкой ее назвать не поворачивался язык, хотя по возрасту ей подходило именно это именование. Женщина была ярко накрашена, носила хоть и замызганное, но дорогое платье и, опершись плечом о дверной косяк, томно курила табак через мундштук.

— Вам к кому? — спросила она, завидев, что я пытаюсь найти табличку с номерами квартир.

Понятия не имею, были ли такие в это время, но надо же на что-то ориентироваться.

— Седьмая квартира, — пояснил я.

Она сделала глубокую затяжку, смерила меня взглядом, причем таким, что я почувствовал себя палкой колбасы на витрине рынка. Видимо, удовлетворившись увиденным, она выпустила дым и довольно улыбнулась.

— Новенький?

— Это смотря что вы имеете в виду, я, скорее, старенький, — в ответ улыбнулся я, поняв, что она распознала во мне курьера. — Вы, кажется, бутылочку заказывали?

— Было дело, — продолжила улыбаться она. — Надо же как-то скрашивать одиночество, от него становится жуть как невыносимо.

— Получите-распишитесь

Я вытащил бутылку самогона и вручил женщине. Та сунула руку в зону декольте, и оттуда тотчас появилось несколько свернутых в тугой рулон купюр еще царского образца. Я же, наблюдая за этим действом, с трудом заставил себя отвести от этой самой зоны декольте взгляд. Вот тебе и бабушка, любого дедушку из могилы поднимет.

— А они... работают? — на всякий пожарный уточнил я.

— По-моему это единственное, что еще работает в этом мире, — двусмысленно ответила дама.

Она вручила мне деньги, так же как «Хоттабыч», сунув по разным карманам сумму оплаты и чаевые. На несколько секунд ее лицо замерло всего в нескольких сантиметрах от моего лица, и женщина провела пальцем с аккуратным маникюром мне по груди, от ключицы вниз.

— Приятно, когда мои заказы носит такой красавчик, я когда следующий закажу, принесешь?

Мне, взрослому мужику на шестом десятке, которым я по факту являлся, вдруг захотелось сквозь землю провалиться, чтобы не сгореть от собственной застенчивости. И откуда она взялась, эта робость, блин! Я застенчиво, как подросток, которого застали за интересными делами, закивал, опуская глаза. Хотел я этого или нет, но юношеские гормоны прежнего Нафани подчас брали верх. От дамы я уходил с пустой авоськой и ругаясь на самого себя. В прошлой жизни после таких вот манипуляций со стороны женщины следующим шагом мы бы должны были уже лежать в кровати... а тут? Надо что-то с этим делать, Гришка-то, похоже, девственник!

Отстрелявшись с доставкой, я имел на руках первые заработанные в новом мире деньги. Причем часть в «расчетных знаках», а часть в купюрах еще царской России. Решено — пойду на базар. Мне очень хотелось сделать приятное Глаше, ну и показать, что ее оболтус племянничек, сошел с кривой дорожки и исправляется.

Заглянув в трактир, я рассчитался с Лифшицем, который без всяких вопросов принял куски мыла в зачет бутылок самогона, и мы условились, что завтра я снова выйду на работу. Про чаевые он не спрашивал, ну а я не стал говорить, мол, что ни заработал — все мое. Мы попрощались, и я пошел на местный рынок, располагавшийся как раз в конце улицы Соборной, по левую сторону от храма. Работяги, которые занимались построением стены у церкви проводили меня подозрительными взглядами — больно уж выделялся мой пестрый костюм на фоне их потертых и замызганных рубах. Но сказать ничего не сказали, работы у них было непочатый край. Мне же стоило всё-таки переодеться, чтобы не выделяться из толпы. Миновав храм, я устремился в ряды торговцев ростовского Центрального рынка. Посмотрим, на что мне хватит заработанных рублей.

Глава 13

Старый базар был тем местом, из которого и возник Ростов-на-Дону. Некогда оживленное место располагалось на перекрестке дорог, ведущих на Северный Кавказ и в Причерноморскую степь. Судя по монументальности (а сейчас ростовский базар, как я слышал в трактире, оставался одним из лучших крытых рынков во всей стране), здесь в свое время кипела и бурлила жизнь. И рынки, которых здесь было целых три, стабильно приносили прибыль своим владельцам. На одном из базаров торговали одеждой, на втором — мануфактурой и галантереей, ну а третьим был тот, который я искал — продовольственным. Впрочем, при всем желании ошибиться было трудно. Продовольственный рынок единственный из всех оказался открыт.

Я прошел внутрь и огляделся, изумляясь достижениям архитектуры более чем столетней давности. Это тебе, конечно, не торговые центры современности, но конструкция крытого рынка из безопорных и большепролетных металлических ферм, будто огромной теплицы или ангара, впечатляла. Присвистнув, я пошёл к рядам. Однако внутри дела обстояли не так шикарно, как снаружи. Если здесь и кипела некогда ростовская жизнь, то все это осталось в далеком прошлом. Многие прилавки теперь пустовали, а те, где товары были выставлены, не отличались даже мало-мальским разнообразием. Базар выглядел опустевшим и едва ли не заброшенным. Фронт все ещё был рядом, и получить откуда-либо товар было сложно, да и с клиентом было туго — страна в целом вплотную подходила к страшному голоду и беспробудной нищете. Из покупателей среди рядов бродило не больше десяти человек, работающих прилавков тоже было не больше десятка, а остальной колорит образовывали профессиональные нищие попрошайки.

Один из них, наглухо пропитый мужик непонятного возраста и с мутным взглядом, сидел у самого входа. Он тотчас попытался взять меня в оборот.

— Рубь дай?

Я смерил попрошайку взглядом, подметил, что у него нет ноги ниже колена. Не удивлюсь, если мужика демобилизовали с фронта мировой войны — и вот так бросили на произвол судьбы. Не осталось больше государства, за которое он воевал, и помогать ему больше некому. Решено, как только разменяю деньги, то поддержу мужика. С меня не убудет, а он тем же курьером уже не поработает, да и на завод не пойдет.

Я прогуливался по базару и глазел на совершенно дикие цены, от которых волосы на голове шевелились. Память прежнего Гришки услужливо подсказывала, что рост цен оказался головокружительным, съел все возможные сбережения у народа (у кого такие вообще водились) и поставил население в крайне сложное положение. Все это напоминало первую половину 90-х, когда цены росли будто на дрожжах, и не было видно конца и края этой финансовой пропасти. Не думал, что когда-нибудь еще мне придется переживать нечто подобное. Но увы и ах, мало кто делает выводы из собственной истории, все предпочитают по новой наступать на те же самые грабли.

Вот с такими не самыми веселыми мыслями я подошел к одному из прилавков, за которым сидела древняя бабуля, покачивающаяся взад-вперед на табуретке. Она торговала всем понемногу — свежее мясо, мука, хлеб, сливочное масло.

— Бабуль, чего по чем? — решил прицениться я, не увидев никаких ценников на прилавке.

— А ты шо хошь? — почавкала бабушка беззубым ртом, перестав, наконец, раскачиваться.

Я ткнул пальцем на кусок мяса, хорошая такая говяжья вырезка, совсем без жирка. Хотелось купить килограммчик-другой для Глаши. Уж если она из требухи сварила вполне сносную похлебку, то представляю, какой получится шикарный суп из говядины! Да и после стольких дней в лазарете хотелось поесть что-нибудь домашнее, да понаваристей.

— Червонец, — назвала свою цену бабуля.

Я кивнул — думал, будет подороже, вон через ряд мужик говядиной по пятнадцать рублей торгует. Взглянув на мясо, я примерно оценил вес лежащего на прилавке аппетитного куска. Килограмма на два шмат мог потянуть, ну, может, два с половиной наберется.

— Свежее же, бабуль? Сколько весит?

Вопрос, конечно был большей частью риторический, мяса на прилавке остался последний кусок, и он наверняка здесь лежал с самого утра, хорошо хоть не успел заветриться и привлечь внимание насекомых. Мухи в Ростове, как я успел убедиться, водились размером с крупного шмеля.