Мусаси

– Тогда вам не так уж нужны мужские руки.

– Если вы обо всем расспросили, то я пойду.

– Одну минуту, – сказал Такэдзо. – Я хочу спросить еще об одном.

– О чем?

– В ту ночь, когда мы пришли к вам, нам встретилась на поле битвы девочка, которая в точности походила на тебя. Это была ты?

Акэми повернулась и открыла дверь.

– Что ты там делала?

Акэми захлопнула дверь. Неровный звон ее колокольчика быстро затих.

Гребень

Такэдзо был гораздо выше среднего роста для мужчины его времени. Мускулистый, гибкий, худощавый – словно хороший боевой конь. Губы у него были полные и яркие, а густые черные брови вразлет придавали его облику какое-то особое мужество. Односельчане прозвали его «ребенком тучного года» – так обычно называли детей, которые по облику разительно отличались от остальных. Беззлобное прозвище тем не менее осложняло его отношения со сверстниками, и поэтому доставляло ему немало огорчений в детские годы.

Матахати никогда не имел подобного прозвища, хотя вполне его заслуживал. Коренастый, пониже Такэдзо, круглолицый, с широкой грудью, он производил впечатление весельчака и временами даже шута. Когда он говорил, его слегка выпученные глаза постоянно находились в движении, поэтому шутники, прохаживавшиеся на его счет, обычно сравнивали его с лягушками, которые так громко квакали летними ночами.

– Когда ты говоришь «скрываться», то подразумеваешь питье сакэ у очага?

– Именно так. Ты знаешь, что я сделал? Недавно здесь появились люди Токугавы, которые шныряют в поисках Укиты – он еще не пойман. Я провел этих ублюдков – вышел к ним и поздоровался.

Такэдзо вылупил глаза от изумления, а Матахати закатился хохотом. Насмеявшись, он продолжал:

– Куда безопаснее ходить открыто, нежели хорониться в амбаре, прислушиваясь к шагам снаружи, и потихоньку сходить с ума. Уразумел?

Матахати снова захохотал, а Такэдзо пожал плечами.

– Может, ты и прав. Вероятно, так и надо держаться.

Такэдзо сомневался в правильности решения, но тем не менее перебрался в дом. Око явно нравилось, что у них в доме гости, точнее мужчины, и она делала все, чтобы они чувствовали себя непринужденно. Временами она ставила их в неловкое положение, предлагая то одному, то другому жениться на Акэми. Чаще она обращалась к Матахати, так как Такэдзо или совсем игнорировал предложение, или отшучивался.

Пришло время крепких, ароматных грибов мацутакэ, которых появилось великое множество у подножия сосен. Такэдзо часто собирал их на склоне горы позади дома. Вместе с ним ходила и Акэми, таская корзину от сосны к сосне. Всякий раз, улавливая грибной запах, она по-девичьи звонко кричала:

– Такэдзо, сюда, здесь их уйма!

Находившийся неподалеку Такэдзо неизменно отвечал:

– И у меня их куча!

Сквозь сосновые кроны пробивались косые лучи осеннего солнца. Во влажной тени под деревьями лежал толстый темно-бурый ковер из опавшей хвои. Когда Такэдзо и Акэми садились отдыхать, та поддразнивала его, предлагая сравнить грибную добычу.

– У меня больше! – неизменно отвечал он, и Акэми начинала проверять его корзину.

Тот день ничем не отличался от других.

– Я так и знала, – засмеялась Акэми, по-детски не скрывая своего торжества. Она бесцеремонно склонилась над корзиной Такэдзо: – Набрал кучу поганок!

Акэми выбрасывала из корзины ядовитые грибы и делала это нарочито медленно, так что Такэдзо при всем желании не мог притвориться, будто ничего не замечает, хотя и прикрыл глаза. Она бросала каждый гриб как можно дальше. Закончив, она выпрямилась с довольным видом.

– А теперь посмотри, сколько у меня.

– Уже поздно, – пробормотал Такэдзо, – пошли домой!

– Ты сердишься, потому что проиграл.

Она заскользила вниз по склону, словно фазан, но вдруг замерла, тревожно нахмурившись. Им навстречу через рощу двигался огромный детина. Широкими шагами он шел к хрупкой маленькой девочке, пристально глядя на нее тяжелым взором. Вид у него был устрашающий. Все в нем говорило о том, что этот человек постоянно борется за выживание, что он воинственно и враждебно настроен ко всему на свете. И нависшие кустистые брови, и хищный изгиб верхней губы, и тяжелый меч, и кольчуга, и звериная шкура на плечах доказывали это.

– Акэми, – проревел он, подходя к ней ближе и обнажая в улыбке желтые гнилые зубы.

Лицо Акэми ничего не выражало, кроме ужаса.

– Твоя любезная мамочка дома? – с подчеркнутой издевкой спросил он.

– Да, – пискнула в ответ Акэми.

– Я хотел бы, если ты не возражаешь, кое-что передать ей. Согласна?

Великан говорил преувеличенно вежливо.

– Да.

Его голос зазвучал жестче.

– Скажи ей, что она мне ничего не оставляет и пытается нажиться за моей спиной. Скажи, что скоро приду за своей долей. Ясно?

Акэми не отвечала.

– Она, верно, думает, что я ничего не знаю. Но парень, которому она сбыла барахло, явился ко мне. Могу спорить, что и ты, малышка, не раз хаживала в Сэкигахару, не так ли?

– Нет, нет! – слабо возразила Акэми.

– Ладно! Но ты передай ей мои слова. Если она и дальше будет ловчить, я ее вышвырну отсюда!

Он еще раз взглянул на девочку и направился в сторону болота. Такэдзо, оторвав взгляд от незнакомца, с тревогой посмотрел на Акэми.

– Кто это?

Губы Акэми дрожали:

– Его зовут Цудзикадзэ. Он из деревни Фува, – ответила она еле слышно.

– Он мародерством занимается?

– Да.

– Чем он так рассержен?

Акэми не отвечала.

– Я никому не скажу, – успокоил ее Такэдзо. – Не бойся!

Напуганная Акэми безуспешно искала слова. Вдруг она бросилась к Такэдзо и взмолилась:

– Обещай, что никому не скажешь!

– Кому я могу сказать? Самураям Токугавы?

– Ты помнишь, как вы ночью кого-то увидели в Сэкигахаре?

– Конечно.

– И до сих пор не поняли, что я там делала?

– Нет, как-то не думал об этом.

– Я воровала там.

Она пристально смотрела на него.

– Воровала?

– После битвы ходила на поле боя и забирала вещи убитых воинов: мечи, украшения с ножен, мешочки для благовоний – все, что можно продать.

Акэми снова взглянула на Такэдзо, ожидая осуждения, но его лицо оставалось бесстрастным.