Мушкетер и фея (журнальная версия)

Катя посмотрела вверх, на маленькие пушистые облака, и вдруг сказала:

– Ты, наверно, не поверишь, но я, честное слово, вчера видела на солнцепеке настоящую живую бабочку.

– Что ты, я верю! – торопливо сказал Джонни.

– Жаль только, если она замерзнет ночью.

– Может, не замерзнет, – откликнулся Джонни. – Может, залетит куда-нибудь в тепло и переночует. И дождется, когда не будет холода.

Им одинаково хотелось, чтобы ранняя смелая бабочка дождалась настоящей весны. Они это чувствовали. И было приятно вдвоем тревожиться об одном и том же.

– Ты в какой школе учишься? – спросил Джонни.

– В пятой.

– А почему не в нашей, не во второй? Она ближе.

– Мама не хочет.

"Странная мама", – подумал Джонни. Но тут же забыл об этом, потому что Катя спросила:

– Хороший был праздник, верно?

– Хороший, – согласился Джонни. – Жаль, что быстро кончился.

– Ты здорово стихи читал, – сказала Катя.

– Это один мой друг из восьмого класса написал, – слегка прихвастнул Джонни. – Он как настоящий поэт стихи сочиняет. Особенно про любовь…

Потом они целый квартал шли молча, но это было не трудное молчание. Просто шли, поглядывали друг на друга и улыбались.

Наконец оказались у двенадцатиэтажного дома.

– Лифт не работает, – вздохнула Катя. – Придется топать на восьмой этаж.

– Дотопаем, – бодро сказал Джонни.

Они зашагали по лестнице, и перья Джонниной шляпы оставляли на ступеньках влажные полоски.

– Смотри, они мокрые, – сказала Катя. – Вдруг испортятся?

– Ну и пусть. Все равно карнавал кончился.

– Но он же не последний.

– А у меня другой костюм есть, – признался Джонни. – Буратино… Вот если я его в следующий раз надену, окажется, что мы из одной книжки. Ага?

Катя улыбнулась и кивнула.

– Да нет… – вдруг огорчился Джонни. – У тебя же есть знакомый Буратино. Который сегодня…

– А, это Вовка, – весело сказала Катя. – Мой двоюродный брат.

"Сколько у нее двоюродных братьев? " – подумал Джонни, вспомнив Тимофея.

– Мы его можем пуделем Артемоном нарядить, – предложила Катя. – У него собачья маска есть, и он здорово умеет тявкать.

Такой вариант вполне устраивал Джонни.

– А знаешь, – вдруг сказала Катя, – у меня Мальвинин костюм случайно получился. Я хотела быть Золушкой, но недавно, когда стирала, уронила в синьку мамин парик… Сперва она не знала, а через несколько дней увидела. Представляешь, какой был скандал?

– Представляю, – посочувствовал Джонни. – У моей двоюродной сестры есть парик, и она над ним трясется, как над любимой кошкой.

– Мама не тряслась, это был старый парик. Но она, оказывается, в этот день пообещала его какому-то мальчику в своем классе. Тоже для костюма…

Джонни не дрогнул. А если у него внутри и вздрогнуло что-то, он не подал вида. Они стояли уже на площадке восьмого этажа, перед дверью, и Джонни не сделал ни полшажочка назад. Он только тихо спросил:

– Катя, как зовут твою маму?

Но Катя не успела ответить. После короткого звонка сразу открылась дверь, и Катила мама изумленно глянула на гостя.

– Это Женя Воробьев, – сообщила Катя. – Мы познакомились на празднике. Мамочка, мы хотим есть…

И тогда Джонни улыбнулся. Может быть, у него была слегка растерянная улыбка, но никто из посторонних не мог бы это заметить. Может быть, чуть виноватая была улыбка, но про это знал только сам Джонни.

Он улыбнулся и сообщил:

– Здравствуйте. Я пришел сказать, что уже не сержусь.

ШЛЕМ ВИТЯЗЯ

Директор школы номер два Борис Иванович был молод и непоседлив.

Приехав из отпуска, он поспешил в свою школу, где летом располагался городской пионерским лагерь. Директору не терпелось повидаться со своими питомцами. Но школа встретила его гулкой пустотой. Оказалось, что ребят увели в парк слушать какую-то лекцию. Борис Иванович отправился туда же.

Июльский полдень плавился от солнца, но площадка перед летней эстрадой была укутана в тень: над скамейками склонялись большие березы. В этой березовой тени алели галстуки и сатиновые испанки. Словно кто-то рассыпал землянику.

Бориса Ивановича встретили веселыми кликами и наперебой сообщили, что из Москвы приехал ученый, который будет рассказывать про историю городка, про всякую старину и как лучше искать клады. А приветствовать ученого от имени ребят готовится известный Джонни Воробьев из третьего (то есть уже из четвертого) "А".

Услыхав последнюю новость, Борис Иванович задумчиво поднял правую бровь, почесал ее и быстрыми шагами пошел в комнату за эстрадой…

В комнатке было прохладно и малолюдно. В углу сидел и перебирал бумажки довольно молодой человек в клетчатом костюме. У человека была тонкая шея и круглая голова в коричневом берете, натянутом почти до ушей. Это и был ученый лектор.

Кроме того, здесь находились Джонни и педагог Вера Сергеевна – Джоннина двоюродная сестра.

Несколько лет назад Вера Сергеевна была воспитательницей детского сада, но недавно поняла, что ее призвание – в работе со школьниками младшего и среднего возраста. И устроилась в Дом пионеров. Сегодня она отвечала за проведение лекции. Именно она предложила, чтобы лектора приветствовал Джонни. Отношения Веры Сергеевны с двоюродным братцем редко бывали мирными, но сейчас у нее не оставалось выхода: другие ребята отказались выступать, стеснялись. Кроме того, они могли сбиться от волнения, а Джонни – Вера Сергеевна это знала – не смутился бы перед целой Академией наук. Что-то, а держаться перед людьми Джонни умел. Если хотел, конечно.

Джонни согласился выступить как-то слишком охотно, и это слегка встревожило Веру Сергеевну. Однако среди других волнений и хлопот перед началом лекции беспокойство забылось. Тем более что сегодня Джонни был восхитителен. Его парадная пионерская форма выглядела так, будто ее шили специально для этого случая у портных Людовика Четырнадцатого (из романа "Виконт де Бражелон"). Джонни носил ее с изяществом королевского пажа. Прическа его тоже была великолепна. В марте Джонни остригся под машинку, и после этой операции его подрастающие волосы стали почему-то курчавиться. К середине лета Джоннину голову украшала шапка золотистых кудряшек. Сейчас Вера Сергеевна расчесала эти кудряшки, а затем легким движением придала им некоторую небрежность. Джонни молча выдержал эту процедуру. И вообще он вел себя по-джентльменски. Обаятельной улыбкой встретил вошедшего директора, потом стал терпеливо слушать Верины последние наставления.

– Все запомнил? – суетливо спрашивала она. – Главное, не становись к зрителям спиной, это невежливо… А в конце не забудь сказать: "Мы все надеемся, что после вашей лекции будем еще больше любить наш замечательный город… "

– Хорошо, Вера, – ласково сказал Джонни. – Ты, пожалуйста, не волнуйся, я не подведу… Мне уже можно идти?

И он ушел, чтобы сесть среди ребят, а потом, когда выйдет лектор, подняться на эстраду.

Эстрада была заставлена плоскими фанерными елками: они остались от вчерашнего детского спектакля про Лису и Петуха. Из-за этого "леса" и появился лектор. Послышались нерешительные хлопки. Большинство ребят не знало, надо ли аплодировать сейчас или подождать до конца выступления.