«Мустанг» против «Коломбины», или Провинциальная мафийка
Шрифт:
– Но что же мне делать, что?! Научите, если можете!
– Давайте оформим наш разговор как явку с повинной.
– Тогда не посадят? Правда не посадят?
– Если чистосердечное признание…
– Я чистосердечно, вот честное слово!
– Почему же скрываете, кто бывший ваш соучастник здесь, в Шиханске? Скрываете и этим множите зло, калечите чьи-то жизни.
– А чем я могу доказать? Кто мне поверит? Он скажет, оговор из ревности, из мести.
– Я поверю, Лиза.
– Вы? Спасибо. Ну и что? Наркоту он у себя не держит, точно знаю. Я одна оставалась в квартире, такой шмон учиняла,
– Мы выясним.
– Да? Ладно, скажу. Явка с повинной, значит? Вы напишите, что с повинной. Знал бы кто, как страшно мне в тюрьму! Есть такой Борька Переплетченко, на базаре рубщик мяса. Живет на Новостроевской, в девятиэтажке, где гастроном. Квартира тридцать восемь. Вот.
16
– Борис Переплетченко? – наморщил лоб Мельников. – Переплетченко, гм. Не помню такого. Кличка у него есть? Не знаешь? Надо было хорошенько допросить девицу.
– Она и так на пределе была. Меня совесть грызет, что вытянул признание из больной, с расстроенной психикой.
– Явку с повинной ты протоколом оформил? Не откажется, когда выздоровеет? Сейчас это у них модно, отказываться от собственных «чистосердечных», заявленных при дознании. Или после душевной исповеди преподобному отцу Константину Калитину…
– Не иронизируй, Михаил. Ты ее не видел, а я видел, и мне не до шуток. Собственно, дело это не обэхээсовское, а уголовного розыска. Но поскольку я начал, так уж и быть, тебе остается только помогать. Пусть твои хлопцы установят связи Переплетченки, и я скажу спасибо.
– Нич-чего себе! У рубщиков мяса связей больше, чем у сотрудников угрозыска во всей республике! Попробуй тут отличить агнцев от козлищ. Хм, он нам спасибо скажет! Из твоего спасиба не сошьешь приличный рапорт начальству.
– Чего же ты хочешь?
– Как минимум размотай всю шиханскую мафийку, если таковая в самом деле имеется.
– А как максимум?
– Ну, заодно раскрой парочку дохлых дел, повисших на угрозыске. От водки столько мороки, вот еще и «травка» добавляется в наш букет. А насчет связей рубщика Переплетченки дожми свою наркоманку.
– Вряд ли ей что-нибудь известно. Год назад сидела, как мышка, в квартире этого Бори, боялась нос высунуть, пока он не вытурил ее в Душанбе. По ее словам, Боря осторожен, недоверчив.
– С ним ты уже познакомился?
– Визуально. Съездил на базар, полюбовался.
– Впечатления?
– Силен мужик. Мускулатура культуриста, кулаки боксера, челюсть супермена, усы запорожца, глаза стрелка по тарелочкам.
– Какие по делу соображения?
– Соображения такие. Наш шеф любит уголовный розыск больше, чем ОБХСС…
– Вот как?! Рад слышать. До сих пор не замечал такой любви. В чем она проявляется?
– К тебе в отдел он направил троих стажеров из школы милиции, ко мне – ни одного. Стажеров в Шиханске в лицо никто не знает…
– Понял. Предлагаешь установить наблюдение? А что, пусть мальчишки знакомятся с черновой работой сыщика.
«Мустанг» остановился в полуквартале от парикмахерской «Гармония». Двигатель урчал деловито, но сдержанно, как и подобает двигателям
черных лимузинов. «Мустанг» старался успокоить хозяина.А Корнев злился: Наташка опаздывает, как обычно. Конечно, не на свидание, это у нее всегда пожалуйста, а на работу. Сегодня ее смена с двенадцати, но уже десять минут первого, а ее не видать. Вот же дисциплина в их «Дисгармонии»! Да что говорить про службу быта, везде такой развелся бардак. Все охают, ахают: ох, подпольные сделки, ах, теневая экономика процветает! Потому и процветает, что разгильдяев и дураков не держит. Все просто: мозги и руки работают толково – делай деньги, прошляпил – деньги ваши стали наши, дисциплину ослабил – сам ходи строем в зоне, сколько тебе за ошибку нарсуд насчитает. Вот это и есть закон рыночной экономики, который все внедряют разные деятели своими бесконечными разговорами. Черт с ними, пусть болтают, деловому человеку и так неплохо, пока никто не знает, что делать, как жить дальше…
Где эта Наташка завязла? Должна же она… А, вот! Ишь, семенит, аж с пробежками. Корнев открыл правую дверцу. И когда женщина поравнялась с «Мустангом», свистнул.
– Ой, Игорек! Меня ждал? Ой, я, как назло, опаздываю!
– Уже опоздала. Садись. Садись, говорю!
Плюхнулась на сиденье, захлопнула дверцу, чмокнула его в щеку, вытерла след помады ладошкой.
– Где тебя черти носят?
– К Зинке в косметический забегала, им должны чего-то там забросить из дефицита, нам же работать нечем, снабжение паршивое…
– Своей заве это ври.
– Игорек, ну опять ты сердишься. – Наташка надула губы в лиловой помаде. – Давно ждешь? Игорь, я же никогда не знаю, что тебе от меня надо. Говори скорее, да побегу, а то и верно задержалась. Или лучше приходи сегодня, а? Приходи вечером, Светку вытурим ночевать домой, пускай с родителями пособачится, она после этого прибегает как шелковая.
– Сегодня не могу.
– Ох, ну каждый раз «не могу»! Раньше вот мог. Или этой ночью другая по графику? Может, твоя законная права предъявляет? Вроде в разводе, а ночевать к ней похаживаешь?
– Не забывай, я работаю ночным сторожем.
– Ага! Баб в постелях сторожишь. А на стройке за тебя Сопляк дежурит, думаешь, я не знаю? Тоже мне, нашел работенку! С твоей башкой каким-нибудь директором…
– На что мне такая радость? В наше время, Натаха, умный в гору не пойдет, умный устроится сторожем. И будет иметь больше директора. А насчет жены… Ей чего не хватает? У нее трехкомнатная кооперативная, обстановочка, японский телек, видик, маг тайваньский, библиотека лучше городской. За комфорт, Натаха, надо платить. Ну, мои семейные дела не твоя забота. А Светку держи при себе.
– Сколько можно, Игорь! Она со своим пьяным ментом в постели моей, а я в кухне на раскладушке корчусь! Вот я вообще прогоню эту сучку Жучку…
– Прогонишь, когда прикажу. Пока – нужна. И милиционера глядите не упускайте. Доставят Эльке товар, провернем дело, тогда всех разгоним, Натаха. Тогда мы с тобой и про семейные дела потолкуем.
Он обнял женщину за костлявые плечи, приблизил, прижал, стараясь не запачкать светло-серую рубашку ее обильной косметикой. Она заласкалась, замурлыкала, подставила губы.