Мутанты

Наум(морщится). Да оставьте…

Моше. А почему ты боишься, слушай? Если мужчина — надо быть, как мужчина, мамой клянусь!..

Наум. Все надоело. Ничего не хочу — говорить, делать. Пустая затея — жить, пустое — искать в этом смысл. Себе самому и кому-то доказывать, что ты еще жив и чего-то можешь. Да скучно, поймите. Любить, ненавидеть, мстить — да зачем?.. Смешно обижаться, требовать, надеяться — когда все равно никто никому ничем не обязан. И значит, все — зря!.. Что вам от меня надо? Отстаньте вы все от меня! Что вы тут делаете? Кто вы такой? Зачем?..

Моше. Помогать хочу, брат…

Наум. Да как?.. Родишь меня заново? Отсидишь мои лучшие годы по психушкам и лагерям? Или научишь меня, наконец, как жить? Да поздно, хороший человек, поздно!..

Моше. Почему, слушай? Кто тебе так говорил? Никому не верь! Слушай меня немножко, я немножко знаю, смотри: Ною было пятьсот лет — очень много! — когда он рожал Сима, Хама и Иафета!.. Авраам, наш отец, было сто лет, когда он рожал Ицхак, любимый сын его, тоже наш отец!.. Царь Моше было восемьдесят лет, когда он спасал наш народ из Египет!.. Смотри: наши отцы всегда говорили: будет хорошо — и делали дети! Молодцы, да? Ты тоже должен так говорить и так делать!

Наум. Чего ты от меня хочешь?

Моше. Чего хочет, Бог, брат, — я тоже так хочу: чтобы тебе было хорошо!

Наум. Не будет уже хорошо.

Моше. Ты не знаешь еще, как Бог умеет!

Наум. Он умеет!.. Только я Его не понимаю!.. И все для меня бессмысленно, если — не понимаю!.. Когда-то я думал: вот, я родился и я — уникальный. И все началось с меня и на мне все закончится. Как было представить мир без себя?.. Но приехал сюда и понял: я был всегда. И моя дурацкая жизнь начиналась давно. И мучаюсь я давно, и мучиться буду долго. Потому что так хочет Бог! Бог!!.

Моше(отзывается эхом). Бог!..

Наум. Потому что Он так решил: любить народ — и казнить народ! Прогнать народ — возвратить народ!..

Моше. Мамой клянусь, правильно говоришь: Бог все может!..

Наум. Но я не могу возвратиться, Господи!.. Приехал сюда, оставшись там!.. Все болит, все — чужое!.. Чужие мои братья и сестры!.. Чужая родная речь, родная земля!.. Моя не моя земля — моя…

Распахивается дверь, является Джонни-Американец. В майке и без штанов. Мгновение стоит и лениво щурится на свету. Наконец, с отсутствующим видом проходит и скрывается в туалете.

Моше(кивает). Эй! Господин!.. Джонни! Эй!.. (Науму.) Слушай, какой нехороший атмосфера, да? Мешают разговаривать, да?.. (Зачем-то торопится к Лизе, впрочем, у двери останавливается, оглядывается; снимает головной убор, почесывает затылок.) Надо сказать ему по-английскому, что так нехорошо!.. Если человек не понимает, надо человек говорить… (Направляется к туалету, приникает ухом к двери, прислушивается, оглядывается.) Очень нехорошо, да?..

Слышно, громко спускается вода из унитаза. Моше пугается. Наум, кажется, не раздумывая, быстро берет со стола пистолет, подносит к груди и стреляется. Выбегает Лиза — опять обнажена. Является невозмутимый американский гость.

Свет тихо меркнет…

Часть третья

Много света. Звучит прекрасная музыка. Может быть, Штраус, а может быть Бог Музыки что-то придумал для такого случая. Наум плавно кружится с обнаженной Лизой. Обнаженной, чудесно причесанной, в волосах у нее пышное перо. В бальном платье навстречу выплывает Валерия. Наум с удовольствием попадает в ее объятия, они легко танцуют. Возникает, как чудо, в белом ангельском одеянии Юлька, и Наум несуетливо переплывает из объятий жены в объятия сына… А в то же время Лиза и Валерия, взявшись за руки, нежно друг другу улыбаясь, кружатся… Возникает Американец во фраке, но отчего-то в шортах — и вот уже они вместе, с любовью взявшись за руки, образуют красивый круг…

Внезапно Американец подхватывает Лизу и возносит над собой, и кругами уплывает в другую комнату… Наконец, музыка стихает. Наум, Юлька, Валерия стоят и держатся друг за друга, счастливо смеются… А может быть, плачут…

Наум. Семья… наконец… моя семья…

Юлька. Как хорошо быть вместе, как славно…

Наум(обнимает их). Валерка, жена… Сын, сын…

Валерия. Наконец мне спокойно… Как странно…

Наум. И мне, Господи, и мне…

Валерия. Прости меня, если было зло, если помнишь…

Наум. Я — ничего не помню… И ты меня прости…

Валерия. Я очень любила тебя, Наум… Я очень любила тебя…

Наум. Я сына любил… Я тебя любил…

Валерия. Я знала… Я знаю…

Юлька. Папочка, милый, это и есть Святая Земля?

Наум. Да, говорят…

Юлька. Что, правда, тут — Бог?..

Наум. Говорят…

Юлька. Живешь возле Бога — ты счастлив? Или это — тоже трудно?..

Наум. Было трудно… Теперь ничего… Ничего…

Юлька. Ты столько мечтал тут жить… Наверное, ты очень счастливый человек: твоя мечта, наконец, сбылась…

Наум. Да… Я не думал, что жизнь такая короткая…

Юлька. Жизнь… Жизнь… Смешно как звучит: знь-знь… знь-знь… Знаешь, миленький папочка, у меня отчего-то ощущение: я — очень давно, а моя жизнь, собственно, так и не начиналась… Такое возможно?

Наум. Юлька, кого ты там убил?

Юлька. Папочка, нашего командира… Полковника Кобылкова…

Наум. Мама писала про какого-то старшего лейтенанта…

Юлька. Лейтенанта я ранила в ногу…

Наум. Юлька, за что?

Валерия. Они приставали к нашему мальчику. Представляешь?

Юлька. Господи, папочка, было так страшно… Я говорила, я пыталась им объяснить: я почти замужем, господа, я любима, и я ничего не сумею с ними… А он, а они… Кричали мне: смирно! — и требовали, и трогали…

Валерия. Мальчик мой, боль моя, надо забыть, забыть…

Наум. Сын… Сын…

Юлька. Но я не могу забыть, я не в силах забыть!..

Валерия. Надо забыть, постарайся забыть…

Наум. Малыш мой единственный, сынок…

Юлька. Мамочка… Папочка… (Плачет, захлебывается.)

Валерия. Мальчик мой, жизнь моя… (Вдруг дико кричит.) Ну, сделай ты что-нибудь, Наум! Наум!!.