Мутный пассажир (сборник)

Бабушка в платке выглядывала из-за чужих спин, сверлила меня взглядом и крестилась.

Девочка, которой я уступил место, прокралась между другими пассажирами и пнула меня по ноге.

Я ещё сильнее прижался к дверям, твёрдо решив сменить поезд на следующей станции.

Тут мою руку резко оторвали от поручня; я снял с себя наушники и услышал, что мама говорила своему сыну:

– …так не говорят, но так можно сказать. А ещё можно было бы вставить в начало as, но просто bold as revolt – это не ошибка. Это как «такой же смешной, как заводной апельсин» и «смешной, как заводной апельсин».

Я выхватил руку, надел обратно наушники и плотно придавил спиной вандальские тэги и заводскую надпись на дверях.

Постепенно я чувствовал себя всё хуже и хуже, а поезд предательски не останавливался. Не сказать, чтоб на меня так действовала психологическая атака, просто я по натуре ссыкливый…

«Пропустив, как удар по яйцам, в своё сознание психологическую атаку, мне сразу же расхотелось улыбаться, после того как я получил конкретного пня под свою костлявую сраку, выдал трусливый вонючий бздо, обиженно потёр ушибленный попчанский и постарался не вспоминать всё, что было до…» – пытался я сочинять свой рэп, но не мог собраться с мыслями.

Люди начинали сходить с ума. Читающие судорожно перелистывали книги по кругу, постранично. Они бегло просматривали каждую строчку и перелистывали всю книгу с первой и до последней страницы, затем с последней до первой, по-новой – с первой до последней, и так без остановки.

Стоявшие без книг направили свои взоры на меня: одни корчили рожи, другие смеялись, третьи бычились.

Чихарь уже совсем обслюнявил лицо своей девушки, и казалось, у него сейчас голова отвалится, если он ещё раз ей кивнёт в мою сторону. Его спутница не уставая вытиралась, затем корчила рожу и произносила: «Э-вяу».

Бабка в платке крестилась как бешеная, тыча себе в лоб пальцами правой руки с явным намерением сделать у себя во лбу дупло и приютить там белку и дятла.

Девочка, которой я уступил место, бегала вокруг меня и старалась пнуть меня по ноге. У меня не всегда получалось уворачиваться, поэтому некоторые удары приходились прямо на голень. Это сильно раздражало, и я с трудом себя сдерживал, чтоб не ударить её головой об пол. Её мама подошла ко мне, плотно прижалась и стала трясти за плечо. Будёновец уже не махал рукой, а застыл в позе «но пасаран!» и смотрел на меня то ли запоминая, то ли проклиная.

Поезд всё ехал и ехал, набирая скорость, а два человека в форме продолжали бить сидящего пассажира.

Я не понимал, что происходит, и попытался заглянуть через стёкла в следующий и предыдущий вагоны, уворачиваясь от ударов маленькой тупой девочки. В этот момент я серьёзно дал под седло – люди из других вагонов, как рыбы в аквариуме, присосались к стёклам, и их взгляды были направлены на меня.

«Непосредственно на меня, – подумал я. – Твою мать…»

Волнуясь, я прибавил громкости в плеере, пытаясь оградиться от сумасшествия вокруг себя, но это не помогло. Через несколько секунд наушники с меня были сорваны, а рукав снова оказался в лапах той самой женщины, которая опять начала читать надпись вслух.

Я выдернул свою руку, сильно нахмурил брови, пытаясь продемонстрировать на своём лице злость, и стал с силой всех от себя отталкивать. Но на свирепого пса я был совсем не похож, потому что в моих глазах легко можно было прочитать страх и панику, а на штанах заметить тёмное пятно, которое с каждой секундой увеличивалось.

Меня стали хватать за футболку, за волосы и за пирсинг. Я с трудом добрался до связи с машинистом, нажал на кнопку и проорал:

– Машинист! Где станция? Тут люди сходят с ума! На меня весь вагон ополчился. Да отвалите от меня, уроды! – крикнул я, срывая голос. – Остановите поезд! Если я сейчас же не выйду, меня разорвут на китайскую мозаику!!

Поезд стал замедлять ход, люди немножко расступились, читающие оторвались от своих книг и даже двое в форме остановились. Все взгляды были направлены на меня.

Я повернул голову и оказался лицом к лицу с парнем в будёновке. Он мне мило улыбнулся и снова сделал кулаком «но пасаран!» с таким видом, будто мы с ним старые друзья и не виделись много лет.

Поезд остановился, двери раскрылись, меня вытолкнули силой, и я упал на платформу. В меня полетел мусор из банок, пачки из-под сигарет, бутылок и прочий хлам. Я постарался увернуться от них и не сразу обратил внимание, что меня высадили на недостроенной станции. Двери закрылись, поезд медленно поехал. На прощание мне радостно нопасарнул парень в будёновке. Из всех остальных проезжающих мимо меня вагонов на меня молча смотрели люди.

Поезд уехал, стало очень тихо.

Я осмотрелся – станция и правда была недостроенная, но электричество к ней было подведено, хотя свет был очень тусклым. Я побродил по платформе, освещая себе дорогу фонариком из мобильного телефона, и стал ожидать следующий поезд, отгоняя от себя мысли, что здесь больше никто не остановится.

Следующий поезд проехал через минуту. Он не остановился. Я стал ждать другой. Следующий поезд тоже не остановился. Ещё один поезд я попытался остановить сигналом, вращая вытянутой рукой по часовой стрелке, но это было бесполезно. Я плюнул на это бессмысленное занятие и пошёл искать выход наверх.

А его не было. Его не построили.

Я вернулся обратно на платформу и сел в самом центре, смотря на проходящие мимо поезда, продолжая слушать джи рэп и медленно качать головой, пытаясь успокоиться и решить, что делать дальше.

Через некоторое время возле меня остановился поезд, я радостно вскочил и побежал к нему, но из открытых дверей оттуда вытолкнули девушку-неформалку и так же, как меня, грубо забросали мусором. Она что-то крикнула им вслед и показала средний палец. Я подошёл к ней и помог подняться.

На ней была длинная юбка, чёрные густые дреды и тоннели в ушах. Она была очень симпатичной. Я присмотрелся к её сумке и прочитал на ней надпись «Аве». Мы улыбнулись друг другу, взялись за руки и пошли гулять, с каждой секундой всё сильнее влюбляясь друг в друга.

Позже мы нашли себе укромное местечко, назвали его своим домом и стали жить на этой недостроенной станции. Время от времени мимо нас проезжали поезда, но мы не обращали на них внимания, нам было всё равно.

Больше нас никто не трогал и не волновал.