Музей боевых искусств

Девица почувствовала себя не в своей тарелке. Оно и понятно: и передо мной вроде неудобно за то, что обнаружился Паша, который права на нее имеет, и перед приятелем Паши — за то, что ее в кафе с новым хахалем застукали.

— Что я, в кафе не имею права сходить? — выкрутилась Оксана, сумев не отказаться ни от меня, ни от Паши.

— Имеешь, — ухмыльнулся парень, — но было бы лучше, если бы Паша об этом знал.

Нет, без драки не обойтись. У всех троих ребят чесались кулаки, это было заметно по их напружиненным телам и напряженным лицам, но они никак не могли найти повод, чтобы начать против меня агрессивные действия. Так чего время-то тянуть, раз драка все равно неизбежна.

Я изогнулся вопросительным знаком и тоном врача, интересующегося здоровьем у душевнобольного, возомнившего себя Наполеоном, спросил:

— А что, без ведома великого Паши девушкам нашего города уже и сходить никуда нельзя?

Ну вот и подходящий повод начать потасовку. Парень от радости аж засветился изнутри.

— Заткнись, козел! — сказал он, сдерживая эту самую радость.

— Виталик, прекрати! — попробовала было урезонить красавчика Оксана, но куда там…

— Помолчи! — бросил он ей и переключил все свое внимание на мою персону.

Козел — это не «тип». За козла морду положено бить, ежели ты мужик, конечно. А я мужик.

— Сын твоего папы козел, — витиевато выразился я и сжал кулаки. Сейчас что-то будет.

И не ошибся. Виталик в дальнейшие дебаты относительно того, кому и кем доводится бородатое домашнее животное, вступать не стал. Неожиданно резко выбросил вперед руку. Если бы я не был готов к отражению атаки и не отклонился в сторону, его кулак точно попал бы мне в нос, и тогда исход поединка был бы решен, разумеется, не в мою пользу, ибо удар у парня был поставлен превосходно — кулак промелькнул мимо моего носа со свистом пролетевшего мимо пушечного ядра. Сам обладатель увесистой, похожей на палицу длани, не устояв на месте, шагнул вслед за ней и наткнулся на выставленную мной ногу. Окончательно потеряв равновесие, Виталик вскинул над головой руки и, словно спортсмен по прыжкам в воду, красиво нырнул, врезавшись носом в асфальт. Во Дворце водного спорта на соревнованиях судьи за такой нырок обычно ставят наивысшую оценку.

Дрожь в коленках все еще не проходила. Чтобы избавиться от нее, мне, как известно, требовалось разок съездить кому-нибудь по физиономии. Подходящая для снятия трясучки маячила в метре от меня. Принадлежал лик приблатненного вида крепышу. Парень был готов к схватке, бросился ко мне и нарвался на мой кулак, пришедшийся ему в челюсть. Трясучки как не бывало. Со звуком «члёп» открылся рот приблатненного, а на мою руку брызнули то ли слюни, то ли кровь парня. Челюсть приблатненного оказалась крепкой. Он устоял на ногах и, размахивая руками, снова кинулся в бой. Но не зря же я годами оттачивал приемы на ковре, соревнованиях, а потом на тренерской работе. Перехватив своей рукой руку парня, я дернул ее книзу, выводя крепыша из равновесия, затем ударил его грудью в грудь и подсек его ноги сзади своей ногой. Крепыш взлетел в воздух так, будто подпрыгнул на батуте. Я не стал поддерживать парня, чтобы он не упал на землю и не дай бог чего себе не отшиб, наоборот, отпрянул. Крепыш, на мгновение зависнув в воздухе, вдруг ухнул вниз, будто в пропасть, а достигнув земли, плашмя упал на нее, раскинув руки и ноги, и затих.

Напрасно я не принял в расчет пай-мальчика в панамке. Дохлый оказался каратистом. С диким криком «И-я!» доходяга подскочил на месте метра на полтора — и откуда такая прыгучесть взялась — и послал обутую в кроссовку ногу вперед. Метко. Ребристая подошва обуви пришлась мне аккурат наискосок лица. Наверняка на нем остался отпечаток. В голове раздался звон, а перед глазами поплыли радужные круги. Я потерял возможность не только видеть, слышать и соображать, но и ходить. На заплетающихся, полусогнутых ногах, а потом и вприсядку я прошел метра три, а затем, зацепившись пяткой за бордюр, ограждавший дорогу, перелетел через него и растянулся на асфальте.

К счастью, способность воспринимать окружающий мир вернулась ко мне довольно быстро. Когда пай-мальчик подскочил ко мне и сделал замах ногой, чтобы добить лежачего, я уже был в относительно хорошей физической форме, сумел увернуться от летящей в лицо кроссовки и с силой пнул доходягу по голени. Тот взвыл и запрыгал на одной ножке, и его дурацкая панамка запрыгала на его голове в такт прыжкам.

Я вскочил на ноги, успев краем глаза обозреть поле боя. Виталик уже очухался. Он сидел на земле и фыркал. Приблатненный же корчился от боли, лежа на спине — видимо, здорово себе внутренности отбил, — но, кажется, тоже приходил в себя. Где-то на заднем плане, заламывая руки, с безумным видом металась Оксана. Она не знала, к кому обратиться за помощью.

Боль у паренька в панамке, по-видимому, прошла. Он крутанулся на месте и снова попытался нанести мне удар ногой. Хватит! Я перехватил его стопу у своей груди и с силой повернул. Парень пропеллером прокрутился в воздухе, однако с ловкостью кошки вывернулся и приземлился на обе ноги. Акробат чертов.

Поднялся с земли Виталик и с грацией мертвеца, восставшего из могилы, двинулся ко мне. С другого боку приближался еще один зомби — приблатненный. Оклемался, гад. Будем считать, что разминка закончилась. Ну, поехали, ребята!

На меня набросился рой кулаков. Разгоняя его, я рвался к пай-мальчику в панамке, своему главному обидчику, оставившему на моем лице след от своей кроссовки. И на кой черт мне этот доходяга сдался!

Ерунду в боевиках показывают, будто какой-то там ван Дамм один чуть ли не роту солдат вырубает. Я не слабее артиста Жана Клода ван Дамма, без хвастовства говорю, но не то что с ротой или даже взводом — с двумя хорошо натренированными мужчинами вряд ли справлюсь. А тут — трое. Удары и пинки сыпались со всех сторон градом. Забыв о парне в панамке, которую тот, кстати, уже обронил, я отбивался от них как мог.

Наверное, меня бы заклевали до смерти, если бы мне не помогла Оксана. Она бросилась между мной и нападавшими и, принимая на себя часть ударов, завизжала:

— Прекратите, мать вашу! Пре-кра-ти-те!

Как ни странно, ее окрик подействовал. Троица, глумившаяся надо мной, неожиданно сбавила обороты, удары стала наносить реже и слабее — и все из-за спины прикрывавшей меня Оксаны, а затем и вовсе оставила мою персону в покое.

Дохлый поднял с земли свою панамку, отряхнул ее о колено, нахлобучил на голову и поплелся вдоль дороги. Даже не пообещав «в другой раз со мной разобраться», следом за ним потянулись и Виталик с приблатненным. Вскоре компания растворилась в темноте.

Здорово меня потрепали. Я сидел на земле, прислонившись к забору кафе, и отдыхал от побоев. Есть, оказывается, в жизни радости — чувствовать (а может быть, наоборот, не чувствовать?), что тебя не бьют.

— Ну как, ты в порядке? — произнесла Оксана голосом тренера, спрашивающего у боксера, севшего после изнурительного раунда в углу ринга на табурет передохнуть.

Я вышел из того блаженного состояния, в котором пребывал, и кивнул головой:

— В порядке. А что, мне снова на ринг?

— Какой, к черту, ринг? Ты что, бредишь? — участливо спросила девушка и протянула мне руку. — Вставай давай!

Я взялся руками за теплую девичью ладошку и рывком поднялся. Какое там, к черту, «в порядке»! Я без посторонней помощи и шагу ступить не мог. Вовремя «мой тренер» выбросил на ринг полотенце, вернее, девушка прекратила поединок, а то бы калекой остался.

— Пошли домой, тренер! Мне нужно отдохнуть. — Я оперся о хрупкие плечи девушки.

Приобняв меня за талию, Оксана покачала головой.