Музейный артефакт
Шрифт:
– Откуда приехали?
Жучок сплюнул еще раз.
– Так вроде из Ленинграда…
Черт! Это за Шута с Веслом. Хотя здесь тоже все чисто: они его кинуть и замочить хотели, а он просто включил «ответку»…
– Ну, и чего теперь?
– Скоро в Москве большая сходка…
– Ну, и чего?
– Тебя вызывают, вот чего. Будут разбор делать. Мерин сказал, чтобы ты пришел, перетер с ним…
Студент подумал.
– Ладно, приду!
Зинка уже оделась и раздеваться не захотела, да и он не слишком настаивал – настроение изменилось. Так что, вечер был испорчен. Когда за девушкой захлопнулась дверь, он сел за стол, плеснул в свой стакан водки, чокнулся с Зинкиным стаканом, на четверть наполненным портвейном
– За фарт, Зинуля! Все будет путем!
Он выпил, закусил «Любительской» колбасой. И вдруг замер, даже жевать перестал. Что за черт?!
Китайский болванчик усердно кивал. Но ведь никто до него не дотрагивался!
– Ты чего?
Протянув руку, Студент остановил фарфоровую голову. Но когда убрал палец, китаец тут же закивал снова. Чему он кивает?! Подтверждает, что «все будет путем»?
– Все будет путем! – повторил он.
Болванчик закивал сильнее.
– А может, меня грохнут на сходке? – не спуская глаз со статуэтки, сказал Студент.
Теперь голова отрицательно закачалась справа налево.
– Ты что, понимаешь меня? – ошарашенно спросил он.
Китаец снова закивал.
Студент с силой провел ладонью по лицу.
«Нажрался до чертиков! – подумал он. – Надо идти к Мерину, пока ноги ходят…»
Сейчас вокруг саманного домика царило оживление: на пороге курил Жучок, чуть в стороне увлеченно играли финкой «в ножички» Фитиль и Череп. Студент поздоровался, те ответили кивками и откровенно любопытными взглядами. Наклонив голову, Студент вошел в тесные, пахнущие плесенью сени, откинув ветхий полог, прошел в комнату.
Мерин сидел за пустым столом и выглядел озабоченным.
– Давно у нас таких предъяв не было, – не здороваясь, сказал он. – Ты что, в натуре, правильных воров завалил?
– В натуре, – кивнул Студент. Он сел напротив, левую руку с перстнем спрятал зачем-то под стол.
– Я на заказ «дело» сработал, а они, чтоб не платить, меня грохнуть хотели. Но я быстрей успел…
Мерин вздохнул и потер сухие ладошки.
– Ну, давай, сдувай, только подробно!
Студент рассказал про поездку в Ленинград – все, как было: при разборе, если поймают на враках, считаешься виноватым! Только про сторожа Эрмитажа умолчал – он сам по себе и к этой теме отношения не имеет.
Мерин закряхтел, покрутил головой.
– Двоих… Как же так? Ты же всегда «мокряков» стремался [62] ?
– А чего тут выбирать: или они меня, или я их…
– Ну, ладно, – с явным сомнением сказал старый вор. – На какой улице Козырь жил? Адрес помнишь?
– Адрес простой: Монино, улица «Газеты “Правда”», пятнадцать. Зачем тебе?
– А кто там был еще? Ну, кроме вас?
– Да что ты все так подробно выпытываешь?!
Мерин стукнул по столу кулачком, наклонился вперед, прищурился:
62
Стремался – боялся (блатной жаргон).
– Да то, что дело серьезное! – рявкнул он, брызнув каплями слюны. – Не только для тебя, для всей общины! И для меня, между прочим…
Он оборвал себя на полуслове.
– Ну, это ладно… Просто питерцы наших про тебя подробно расспрашивали. Что ты куришь, да что пьешь, да с кем долбишься… Даже узнали, что ты Матросу семь штук проиграл!
– Ну и что? Я же отдал! А играть не западло!
– Я тебе к чему все это прогоняю? Чтобы знал: они серьезно обставляются! Потому и нам серьезно готовиться надо!
– Нам?!
– А ты как думал? Я сейчас за Смотрящего, значит, я с тобой ехать должен! И с тобой ответ держать! Так что серьезно обставляться надо! На улице пацаны ждут, сейчас
сядут в поезд и – в Ленинград, там тоже землю рыть будут!– Ничего себе! Спасибо, Мерин, не ожидал!
– Так кто там еще был? На этой улице «Газеты “Правда”»?
Студент задумался.
– Да никого не было. Кроме этой… Клавки. То ли домохозяйки Козыря, то ли сожительницы… Она не при делах – жратву принесла, унесла…
– Разберемся… Ты иди, продумай, как отмазываться. Через три дня и нам ехать… А кстати, что ты взял в Эрмитаже?
Студент молча вынул руку из-под стола, протянул вперед.
– Вот оно что, – медленно проговорил Мерин, вглядываясь.
Лев угрожающе скалился, черный камень переливался злым огнем.
– Неужели тот самый?
Студент пожал плечами.
– Откуда я знаю. Они заказали, я взял.
– Тот самый! – Мерин прищурился. – Ишь, как лучики глаза колют… Хотя тогда он страшнее выглядел… Постой, постой…
Мерин вскинул голову, впился внимательным взглядом в лицо Студента.
– Так вот оно что… Неужто он действительно фарт приносит? Во всяком случае, «мокрухе» он тебя научил…
Студент молчал. Мерин махнул рукой.
– Ладно, иди. И пришли мне Жучка с ребятами…
Молодой вор пошел к выходу, «законник» остановившимся взглядом смотрел в его широкую спину.
Даже много повидавшему в своей неспокойной жизни Мерину было не по себе. Он не собирался впрягаться за Студента: сам накосячил, пусть сам и разбирается. Но вдруг пришла мысль: «Что же это получается? Выходит, стоило Головану на зону уйти, а Мерину за Смотрящего остаться, так он и обосрался: ленинградцы предъяву кинули, он и проглотил! Отдал своего пацана чужим, те его на ножи поставили, а он утерся! Это всей общине плевок в харю! Да, точно, так и скажут… Нет, надо Студента отмазывать! Любым путем отмазывать!» Мысль была неожиданной, и непонятно, откуда взялась, но показалась правильной… Иначе можно попасть в блудную, так офаршмачиться на старости лет, что и до самой смерти не отмоешься. Только сейчас, когда он увидел перстень Седого, ему показалось, что эту мысль ему внушил лев. Или тот, кто за львом стоит…
– Эй, Мерин, ты что, заснул?
«Законник» вздрогнул. Перед ним полукругом стояли Жучок, Череп и Фитиль. Последний крутил в пальцах финку и ухмылялся.
– Значит, слушайте, что надо делать, – начал «законник»…
Глава 2
Воровской разбор
То ли по совпадению, то ли со смыслом, но сходку назначили в Монино. За прошедшие два месяца здесь ничего не изменилось: та же разбитая, замусоренная платформа, бетонная лестница с выкрошенными ступенями, старушки, продающие в газетных кулечках грибы и голубику, какие-то пацаны, лузгающие семечки в конце платформы… Только заметно похолодало, дул резкий пронизывающий ветер да листва на окружающих деревьях пожелтела и облетала.
Мерин плотнее запахнул поношенный пиджак, ссутулился, ниже надвинул на лоб серую кепку. В галифе и в не новых, но начищенных сапогах он выглядел старомодно – вроде в начале пятидесятых получил «десятку» и только что откинулся [63] . Студент был в широких брюках, разношенных кедах и фланелевой лыжной куртке с начесом изнутри – в таком наряде легче драться и убегать, да и умирать, наверное, тоже легче… Но умирать он не собирался. Почему-то вспоминалось благоприятное пророчество фарфорового китайца, да и от перстня исходило приятное успокаивающее тепло. Хотя мандраж чувствовался: сердце колотилось, как раненая птица, да и руки дрожали…
63
Откинулся – освободился (блатной жаргон).