Муж моей сестры
Шрифт:
Глава 40
Давно я так истошно не кричала, что даже уши заложило. Но больше не от боли, а от неожиданности. Я вообще всегда была пугливой, а тут такой инцидент! Но мой визг быстро сменился ужасом, когда Минаев буквально вскочил со своего стула и как ураган накинулся на побелевшую в миг девушку.
А я сразу позабыла и о боли, и об испуге за себя.
Минаев сжал ее хрупкие плечи, вцепился как клещ, затряс как тряпичную куклу и, глядя ей прямо в глаза, начал говорить такие отвратительные вещи,
И это безобразие немедленно нужно прекращать, не доводить до жёсткого скандала, а он явно назревал.
— Артур Леонидович, прекратите! Вы ее пугаете, — восклицаю, вскочив с места, дёргаю за его рукав. Ноль эмоций, он так и продолжал трясти чуть ли не теряющую сознание, ревущую Иру. — Она не виновата, я сама случайно задела ее. Ну, прекратите же вы!
Кричу намного громче, бью его по спине, что есть силы, и только это помогает обратить на себя внимание. Он промаргивается пару раз, смотрит на меня затуманенным взглядом. Его тоже трясет. Большая грудь ходуном ходит, а лицо немного покраснело от ярости.
Вновь смотрит на Иру, я же вижу, как он сильно сжимает ее плечи, синяки ей обеспечены, как и ночные кошмары.
— Принеси аптечку, тварь! — кричит и наконец-то отпускает несчастную. Прикрикивает и на меня. — А ты сядь на место.
Я бы возмутилась, не будь он в таком состоянии.
Сажусь, как он и приказал, прижимая руку к груди, в которой сердце бьется в сумасшедшем ритме.
Мама дорогая, как же страшно! Я даже не ожидала, что у него такой взрывной характер, раньше такого не было, он казался спокойным и рассудительным. Не считая, когда выпьет...
Не дай Боже обратить на себя его истинный гнев.
Минаев, немного прейдя в себя, садится на своё место, берет мою руку и начинает оценивать ущерб.
Кожа немного покрасневшая, но о боли я даже не думаю, так как меня очень смущает его внимание и то, с каким трепетом он гладил мою руку с минуту.
Его настроение от разъярённого быка до нежного мужчины меняется чрезвычайно быстро.
— Сильно болит? — скрипучим голосом. — Я могу отвезти тебя в больницу.
Хмурит брови, не отрывая взгляда от моей руки.
— Не очень, правда, — смущаюсь ещё сильнее, когда он подносит мои пальцы к своим губам и целует каждый из них. — Все нормально…
Нет, нет, не нормально! Что с моей рукой делает этот странный мужчина? Ещё минуту назад кричал так, что волосы становились дыбом, а сейчас стал необычайно ласков.
Он маньяк? Психически неуравновешен?
— Дурочка ты, Ева, — выдыхает тяжело. — Если тебе делают больно, ты должна сделать в разы больнее в ответ и так, чтобы противник понял, что тебя трогать больше не стоит. Ни одна сука не стоит твоих страданий.
В его словах есть доля правды, но, в общем, я не согласна, потому что сделана из другого теста. Что мне нужно было делать в этой ситуации? Накричать на Иру или накинуться с кулаками?
— Это правда случайность, — отвечаю и одновременно решаю выдернуть руку из его лап, но сделать это не получается, он держал аккуратно, но крепко.
— Теперь у тебя есть я, а я смогу быстро поставить всех на место. И ты не должна
никого покрывать. Люди будут пользоваться твоей добротой.Призадумалась, ведь порой так и случалось, но не могла переделать свой достаточно мягкий и спокойный характер.
Не понимаю, почему же в этом мире плохо быть хорошей?
Все это время Минаев не сдвигается ни на миллиметр и меня не отпускает, а когда приносят аптечку, то он сам намазывает мазь на мою руку, а после перебинтовывает.
Умело однако, со знанием дела. Очень аккуратно, чтобы не сделать больно.
И это так необычно. Такой здоровяк, повидавший жизнь, заботится о молодой девушке.
Я была удивлена и не могла поверить, что он может быть таким разным. Грозным, властным, внимательным.
Наши гляделки разрушила вошедшая женщина, что была чуть ли не в слезах, одна из наших поварих.
— Хозяин, простите эту идиотку! У неё мать больная, после второго сердечного приступа, подруга моя старая. Деньги нужны, не увольняйте, — смотрит на него, как на Бога, что, впрочем, не удивительно. — Я ее накажу, будет неделю полы драить, до поздней ночи работать, но не прогоняйте.
Тело мужчины вновь напряглось, а лицо словно заострилось, что было плохим показателем. Он вновь стал черствым.
— Она ошпарила мою женщину, а если попала бы на лицо? — прорычал. — Пошла вон отсюда!
Женщина испаряется в момент, но я успела заметить, как сильно она опечалилась, зная, что он не проникся.
Меня же сильно задели ее слова. Она так за нее заступилась, как за дочь. Это вызывает уважение.
Неужели из-за моей неосмотрительности пострадают люди?
Нет, я не могу этого допустить. Моя ошибка и я ее исправлю. Точка.
Получится ли…
— Не выгоняйте ее, — порошу робко, смотря на мужчину умоляюще. Замечаю, что он не в самом хорошем расположении духа.
— Не понял.
— Ну, мать же больная… Она не виновата, это же я задела ее! — вцепляюсь в его рукав. — Прошу. Разве так можно? Увольнять ее? Она же ваша, — заикнулась, но продолжила, — любовница…
Что-то в его лице вновь изменилось, словно пелена спала, и он встает со своего места, возвышаясь огромной ледяной глыбой.
— Перестань это делать! Немедленно.
— Делать что? — в непонимании хлопаю ресницами.
— Думаешь, состроишь невинное личико и можешь веревки из меня вить? — чуть ли не выплевывает агрессивным тоном. — Ева, я не мальчишка, что за кусок п*зды подставит шею, а взрослый мужик. Со мной хлопанья ресницами не прокатывает. Запомни.
И он уходит, больше за этот вечер я его не видела, но заметила, как отъехала его машина, и внутри он был один.
Мужчина загадка.
Интересно, как он представляет нас вместе? Когда я просто его не понимаю. Мы совершено разные.
Я ещё много об этом думала перед сном, прислушивалась к своему сердцу и слушала голос разума.
Точно не хотела ему рожать. Все хочется по любви, по обоюдному согласию. А не вот так, по приказу.
Конечно, я заметила за собой, что он мне немного импонирует, но что конкретно мне в нем нравится, я не скажу. Есть у него определенный шарм. Но этого недостаточно, чтобы рассматривать его как любимого. Нет.