Муж мой – враг мой

Когда полонез закончился, его величество, как и приличествует благовоспитанному партнеру, повел меня к отцу. Но как-то неспешно, не отказывая себе в удовольствии перекинуться словом то с одним, то с другим гостем. Я прилежно болталась на монаршем локте, собирая свою жатву комплиментов: в мимолетном сиянии монаршего внимания, все вдруг рассмотрели, насколько хороша дочь герцога Аласского, и спешили ей об этом сообщить. Я благосклонно принимала славословия, сортируя их на те, что превозносят моего влиятельного батюшку, и те, которые восхваляют прозорливость его величества, разглядевшего этакую жемчужину там, где все, вот буквально все до него были слепы.

Первые я потом передам родителю, все равно не моё, а вторые достигли адресата и без моих усилий, а для меня они означали лишь то, что бал будет трудным. Танцы для меня закончились вот буквально только что, не начавшись, дальше всё, будет политика.

Это грустно: танцы я любила, придворные интриги – совершенно нет. Моя деятельность на этом поприще в редких выступлениях сводилась к тому, чтобы запомнить сказанное, передать его сиятельству и получить инструкции на будущее.

Инструкции обычно гласили «Больше приглашений на танцы от этого, того и еще, на всякий случай, вот тех двоих, не принимать!» и на этом мое участие в политическом процессе заканчивалось.

Учитывая мою крохотную особенность деликатнейшего свойства, его сиятельство не собирался выдавать единственную дочь замуж на сторону. Ни ради политического союза, ни ради выгодной сделки, ни ради демонстрации влиятельности и процветания.

Меня ждал скорый брак с одним из отцовских вассалов, надежным и неболтливым, который объяснят свету великой любовью. И его сиятельство лишь руками разведет, показывая, как ничего не смог поделать с упрямой дочерью, а ее сиятельство, в кругу ближайших и доверенных подруг неодобрительно подожмет губы, и скажет: «Любовь!» – и вздохнет, давая понять, что выбор мой ей непонятен, но препятствовать счастью дочери она не считает возможным…

– Как вам праздник, мой друг?

– Благодарю, ваше величество, великолепно, как всегда, – почтительно отозвался очередной королевский собеседник.

Тон был безукоризненно вежлив, но в голосе слышалась некая обреченность. Не явно, нет, но на самой грани восприятия, интонационно скользило «Вы же знаете, что мне плевать, зачем вы спрашиваете, мой король?» и я позволила себе пристально взглянуть на человека, которому такая вольность дозволена.

Черное и зеленое.

Цвета заставили мысленно поморщиться и медленно поднять голову.

Типичная внешность дворянина из высшей знати: светлокожий шатен, рослый и плечистый. Того типа хамелеонской наружности, который может и привлекать всеобщее внимание, и сливаться с окружающей обстановкой – не сразу узнаешь. Вот только я-то не мимо проходящая! И герцога Вейлеронского, заклятого врага рода, а значит, и моего по наследству, узнала сразу.

Его величество улыбнулся еще шире, и в этой улыбке безошибочно читался ответ на не прозвучавший вопрос: знаю, друг мой – потому и спрашиваю!

– Вы знакомы с тэйрим Нисайем, мой друг?

Монарший вопрос звучал так же небрежно, как и все брошенные ранее реплики и внутреннее машинальное напряжение при виде вражеских расцветок меня отпустило.

– Не имел чести быть лично представленным, – равнодушно отозвался герцог, мазнув по мне невыразительным взглядом.

– Досадное упущение! – его величество неодобрительно покачал головой. – Тэйрим Нисайем, позвольте представить вам моего дорогого друга тэйра Алиссандра, герцога Вейлеронского.

Этикет позволял дамам в таких ситуациях хранить молчание, что я и сделала, ограничившись почтительным реверансом. Герцог тоже поклонился, по-военному резковато, и мы оба с надеждой перевели взгляды на короля, как дети на гувернера в ожидании разрешения закончить занятия и отправиться гулять. Право слово, ваше величество, отпустите!

– У меня будет просьба к вам, Вейлерон. Неотложные дела требуют моего внимания, а я так и не исполнил свой долг до конца и не сопроводил прекрасную тэйрим к ее батюшке. Не будете ли вы так любезны – пригласить тэйрим на танец, а затем завершить начатое мной дело?

– Ваше слово – закон, ваше величество, – помедлив долю секунды, отозвался герцог, и мне сделалось очень тоскливо.

Ну заче-ем, ваше величество?..

Теперь голос в голове не канючил, а обреченно стонал.

Его величество ободряюще мне улыбнулся – королевский долг, дорогуша, это вам не по озерам ночами скакать – напоследок поднес мои пальцы к губам, обозначив поцелуй лишь коротким дыханием и вложил их в протянутую герцогскую ладонь.

Передача девицы во вражеские руки прошла гладко и безобморочно, не глядя на зудящее желание закатить глаза с видом «дурно мне, дурно!». В данной ситуации тэйр Алиссандр однозначно прав: монаршая воля – закон.

Дрожащие звуки вальса тронули воздух, и я послушно увлеклась за герцогом отбывать повинность. Ну почему именно вальс?..

Первый шаг в него – как последний, всегда. Как последний вдох, как упасть с обрыва, как перестать быть.

И родиться заново.

Закружиться, чувствуя, как юбки раздуваются колоколом и почти взлететь…

И единственное, что удерживает в этот миг на земле – это партнер.

Я зацепилась за сосредоточенный карий взгляд, и спустилась с небес на землю, испытав острое чувство досады от того, что делить любимый танец приходится именно с тем, кого мне полагается всеми фибрами души ненавидеть и презирать.

– Дивный бал, ваша светлость, не правда ли? – светски осведомилась я.

Можно было бы, конечно, промолчать. Но тогда, во-первых, пришлось бы волей-неволей сосредотачиваться на танце, а танцевал герцог отвратительно хорошо, а я просто не имела права получать от этого танца удовольствие во имя славных предков. А во-вторых, от чего это я ему буду удовольствие доставлять своим молчанием?!

– Ее высочество превзошла саму себя, – вежливо отозвался Вейлерон.

Голос у него был глубокий и низкий и от того, что звучал он неприлично близко, пока его владелец кружил меня в танце, по позвоночнику странным образом пробегали мурашки. Вот прямо от того места, где моей спины касалось ребро мужской ладони, и вниз, вниз, вниз…

А ее высочество действительно превзошла саму себя. Приветствие, первый бал праздничного зимнего семидневья, всегда строг. Он ограничен традициями, наряды гостей – родовыми цветами, убранство зала – сдержанной простотой.

И бальный зал королевского дворца казался не украшенным ничем, кроме мерцающих в воздухе иллюзорных искристых снежинок. Но только до тех пор, пока гость не оказывался в нужном месте.

От главного входа в зал перед гостями проявлялась карта земель Карлиона. Она висела в воздухе, доминируя над всем, прекрасно проработанная и четко видимая – но только с одного-единственного места.