Муж темной феи
Шрифт:
Крошечный кричащий малыш.
От ужаса.
Он станет отцом!
И от восторга.
Взгляд намертво прилип к округлому животу, обтянутому тканью зеленого платья. Такому большому. Такому прекрасному.
О духи леса! Там внутри его ребенок!
Жуть какая. И какое чудо.
– Никого я не жду, – Эйлис прикрыла живот руками. Вернее, попыталась прикрыть, ибо такое богатство было не спрятать. Удивительно, что он раньше не заметил, насколько пышными стали ее формы.
– Ты беременна.
Сказал – и голова закружилась. А колени подогнулись,
– Беременна. От меня.
– И вовсе нет. Я просто плотно поужинала. Цветочная пыльца нынче жирная. Растешь от нее как на дрожжах.
– Мой ребенок…
А может, не его?
Только сейчас принц задумался, что живот у Эйлис уж слишком большой. Сколько времени прошло с их последней встречи? Не мог же плод так вымахать за три месяца?
Нахмурившись, Дорн попытался вспомнить эльфиек в положении, которых видел в Лесонвилле. Какие у них были животы на ранних сроках?
Что, если Эйлис понесла от какого-нибудь заблудившегося в лесу путника? Одного из тех, о которых упоминала, пока вела его к жертвенному алтарю.
Он представил, что в животе его женщины зреет чужое семя, и так стало больно, как будто ножом пырнули. И злость, алая злость наполнила грудь.
– Мой или не мой? – спросил Дорн, готовый поверить любимой на слово.
Пусть обманет.
Лучше сладость лжи, чем горечь правды.
Но Эйлис упрямо выпятила подбородок и уперла руки в бока, заявив:
– Мой. Моя дочь, дарованная мне духами. Ты-то тут причем?
– Как причем? У всякого ребенка есть отец.
– Что такое отец?
Нет, эта женщина определенно над ним издевалась! Хотела свести его с ума! Сначала насильно принесла в жертву, а теперь еще и законного ребенка собралась лишить.
– Вообще-то неприлично растить ребенка одной.
– Неприлично – ходить с муравьями в исподнем, а в Заколдованном лесу у детей есть только матери. Ни о каких отцах никто и слыхом не слыхивал. Что за дикость!
– Отцы – дикость? – изумился Дорн.
Эйлис убежденно кивнула.
Вот бы схватить упрямицу в охапку, да на лошадь, да в Лесонвилль под венец! Можно даже против воли. Она его отцом насильно сделала, а он ее насильно сделает женой. Что б справедливо было.
– Я тебя обесчестил, значит, должен на тебе жениться, – ухватился принц за последний аргумент, но нахалка его отбила.
– Это я тебя обесчестила и жениться на тебе не намерена.
– Не жениться, а выходить замуж.
– И взамуж тебя брать не намерена тоже.
Ох, какая несносная девица! Аж дрожь по телу от горящего взгляда ее зеленых глаз. Так и хочется… поцеловать.
– Ты должна поехать со мной, ведь у нас будет ребенок.
– Вот привязался. Никуда я из Заколдованного леса не уеду. Это мой дом. Я темная фея.
– Тогда, тогда, – Дорн задыхался от возмущения. – Тогда я останусь здесь с тобой.
– Ну уж нет. Мужчинам не место в нашем королевстве.
– Останусь!
Пришла его очередь быть упрямым. Бросая вызов, принц широко расставил ноги и
скрестил руки на груди, словно говоря: «Ничего ты со мной не сделаешь».Фыркнув, фея ответила не менее говорящим взглядом: «Ну, держись, ушастый. Ты у меня попляшешь!»
* * *
– Ты вроде говорил, что не ел больше суток?
Полчаса Эйлис дулась и вдруг сделалась такой милой, заботливой, что это не могло не насторожить.
– Н-нда, – подозрительно прищурился Дорн.
Нежнейшая улыбка заиграла на губах феи, и вид стал такой искренний-искренний, невинный-невинный.
– Вот набрала тебе ягод с соседнего куста, – Эйлис протянула ему ладони, сложенные лодочкой, а в них соблазнительно блестели влажными боками фиолетовые ягодки, похожие на голубику.
Во рту и правда давно не было ни крошки, и желудок скрутило голодным спазмом.
– Не ядовитые? – нахмурился принц.
С улыбкой фея подцепила розовым язычком одну ягодку и отправила в рот. От этого зрелища, от вида розового языка, мелькнувшего между губами, возбуждение сладкой молнией прострелило пах. Дорн едва не застонал.
Ох, бестия!
А ягоды в ладонях этой бестии манили, казались такими вкусными, аппетитными, что в животе требовательно заурчало.
«Ну в самом деле не отравит же Эйлис отца своего ребенка!» – подумал принц и набросился на еду. Он был очень, очень голоден. Просто зверски.
Наблюдая за тем, как эльф уплетает ягоды, фея продолжала загадочно улыбаться. Донельзя растроганный ее неожиданной заботой, Дорн улыбался ей в ответ с набитым ртом.
– Вкусно? – спросила Эйлис, когда он доел.
– Очень, – еще шире улыбнулся принц и тут в шоке увидел, как фея поднесла к губам ладонь и выплюнула в нее ягодку, которую до этого якобы проглотила.
Он все понял. Кровь резко отхлынула от лица.
– Чего мне ждать? – шепнул Дорн, в ужасе прислушиваясь к своим ощущениям.
С таинственным видом Эйлис пожала плечами.
* * *
Раздвинув ветки кустов, королева фей увидела занимательную картину. По круглой поляне, размахивая руками, как крыльями, кружил остроухий блондин и издавал странные звуки, чем-то похожие на: «Тиу-тиу, тиу-тиу». Рядом на пеньке, наблюдая за ним, сидела Эйлис и довольно хихикала в кулак.
– Кто это? – изумилась королева фей, опустившись на соседний пенек.
– Я бабочка! – Тут же грохнулся к ней на колени незнакомый блондин и ослепительно улыбнулся: «Тиу-тиу, тиу-тиу».
Вид у этой гигантской волосатой бабочки был придурковато-счастливый, голубые глаза – стеклянные-престеклянные, а весила бабочка как целый слон, едва не раздавила несчастную королеву.
Сперва венценосная особа опешила, затем брезгливо скривила губы и согнала со своих колен человеко-насекомое.
– Кыш, кыш!
Взмахнув мускулистыми руками, бабочка-переросток отправилась летать дальше, от камня к камню, от куста к кусту.
«Тиу-тиу, тиу-тиу».
– Что ты с ним сделала? – повернулась королева фей к смеющейся без удержу Эйлис. – Дурман-ягоды?