Мужайтесь и вооружайтесь!

Мимо них шли и шли отряды земского ополчения. Вот так же, должно быть, двести семнадцать лет назад здесь, на пороге Москвы, сын Дмитрия Донского, князь Василий, и отцы церкви встречали крестный ход из Владимира, несший чудотворную икону Владимирской Божией Матери. Случилось это в тот самый день, когда войско эмира Средней Азии свирепого хромца Тамерлана, пройдя огнем и мечом многие города и земли, докатилось до Ельца. Тут-то и произошло чудо. Словно упершись в невидимую стену, Тамерлан повернул назад. В память об этом событии и был основан Сретенский монастырь.

— Ты прав, Дмитрий Михайлович, — первым нарушил молчание Трубецкой. — Гетман Ходкевич и впрямь ничем Тимура не лучше. Коли сам от Москвы не отступится, мы ему поможем! А теперь позволь откланяться. Жаль, что мимо идешь.

— И мне жаль. До скорого боя!..

От Сретенских ворот до усадьбы Пожарских рукой подать. Вот Петр с Федором и заволновались:

— А разве мы домой не заглянем, батюшка? Коли сам не можешь, нас отпусти. Мы — мигом!

— Не время! — повернув вслед за ратью к спуску, ведущему на берег Москвы-реки, сурово бросил Пожарский, но тут же исправил свою резкость: — Да и смотреть там особо нечего. Часть усадьбы ляхи пожгли, остальная в запустении. Надо все заново обустраивать. Так что потерпите, орлы.

— Ну, конечно, батюшка, — поспешил успокоить его Федор. — Ты о нас не думай! Это мы к слову спросили. У тебя своих забот хватает.

«Да как же не думать, если завтра в сражение вас вести?! — дрогнул душой Пожарский. — Ведь не сто рук у меня, не сто глаз, чтобы всюду поспеть. Дело-то предстоит жаркое. Взять вас с собой не хитро было, а как уберечь, до сих пор не знаю. Минин советует вестовыми к воеводам полков правой и левой руки приставить, а то вместе очень уж заметны будете. Но это значит, свою ответственность на плечи других переложить»…

К полудню, обогнув холм, на котором стоят Китай-город и Кремль, мимо череды ремесленных, монастырских, владычных, черных слобод, подгородных сел и пустошей, ополчение добралось до Арбатских ворот и, проворно разбив восьмитысячный стан перед стеной Белого города и на подворье Нового Девичьего монастыря в излучине недалекой Москвы-реки, изготовилось к обеду.

Тем же часом разведчики, ходившие под Можайск, донесли Пожарскому, что конные шляхетские роты Млоцкого, Корецкого и самого Ходкевича подошли к Поклонной горе и уже начали ставить там шатры. Следом подтягивается пехота Немяровского, Граевского и других региментаров [81] . Впереди идут польские жолнеры [82] , затем немецкие и венгерские наемники, дальше реестровые казаки [83] пана Зборовского, а замыкает строй запорожская вольница Наливайки и других атаманов. Общее число неприятельского войска тысяч с пятнадцать будет.

81

Польские военачальники разного уровня.

82

Солдаты.

83

Привилегированные польским правительством украинские казаки.

— А не много ли вы насчитали, остроглазы? — засомневался Пожарский. — По сведениям из Вязьмы через нее прошло тысячи на четыре поменьше. Откуда ж такое количество взялось?

— Так после Вязьмы к гетману атаман Ширай со своими черкасами примкнул, — отвечали разведчики, — вот войско и выросло.

«Стало быть теперь перевес у Ходкевича чуть не вполовину, — мысленно прикинул Пожарский. — Об этом ему нынче же лазутчики донесут. А он с таким перевесом наверняка дерзнет в Кремль к голодающим отрядам Струся прорваться. И не далее, чем завтра утром! Самый короткий путь — через Крымский брод у Нового Девичьего монастыря. Значит, до ночи надо заступить Арбат боевым острогом, а на земляном валу и на стенах монастыря пушки поставить и котлы со смолою».

На языке крымских татар, с давних пор приходивших сюда грабить и торговать, арбад — не что иное, как предместье большого поселения или крепости. Вот и приклеилось оно к местности, расположенной на пути от Кремля к Крымскому двору за Москвой-рекой. Там прежде находилось посольство крымского хана. Именно здесь, на Арбате, в 6949 [84] году дал праведный бой войску казанского хана Улу-Мухаммеда отряд иноков Крестовоздвиженского монастыря под началом схимника Владимира, в миру Ховрина. Собрав и вооружив братию, он обрушился на бусурман, как меч Господень, и вместе с подоспевшими ратниками князя Юрия Патрикеева погнал их прочь, освобождая по пути плененных граждан московских, их жен, дочерей и детей, отбивая обозы с награбленным добром. Об этом подвиге былых лет напомнил воеводам и ополченцам князя Пожарского Троицкий келарь Авраамий Палицын. А еще о том, что последний раз москвичи били здесь улан и мурз крымского хана Казы-Гирея двадцать один год назад при блаженном царе Федоре Иоанновиче. И крепко били. Тогда их осеняла икона Донской Богоматери, подаренная царь-граду донскими казаками. В память о ее заступничестве и возведен на месте былых боев Донской монастырь.

84

1440 год.

— И ныне сила русского оружия с Божией помощью себя покажет! — шагая от стана к стану, возглашал Авраамий Палицын. — С нами святейший кир Гермоген! Возгоримся же сердцами!

— Поляки не крепче ордынцев, — вторил ему брат Кирилы Федорова. Иванец, в иночестве Феодорит. — Познаем же славу свою, братья! Не устрашимся врагов, но крепко ударим по ним и прочь погоним!..

После обеда и короткого отдыха Пожарский отрядил к Трубецкому обещанное подкрепление, а всех свободных от дозоров и прочих служб ополченцев поднял на строительство защитного городка. Бревна для него успели заготовить и доставить на двор Плотницкой слободы люди князя Лопаты-Пожарского и воевод Дмитриева и Левашова. Осталось их заострить либо на плахи распластать, чтобы было чем заплоты крепить, помосты делать и крыши крыть.

Это малым числом работников острожек долго ставится, а когда за дело тысячи возьмутся, — и глазом не успеешь моргнуть, как частокол уже стоит, избы и башни к нему, как по волшебству, лепятся, а вдоль передней стены проложен широкий ров с земляным валом.

Любо-дорого на такую работу посмотреть, а участвовать в ней еще зажигательней. Особенно молодым. Вот и отпросился Сергушка Шемелин к друзьям-товарищам, как он сказал Тыркову, поразмяться. А друзья у него понятно кто — казаки из десятка Афанасия Черкасова.

Не остались в стороне и сыновья Минина и Пожарского. Нефеда к волгарям потянуло, Петра — к пушкарям, поскольку он охотник до пушечной стрельбы, а Федора, как и Сергушку Шемелина, к ермачатам. Раззадорились они, разохотились, обо всем другом на свете позабыли.

Тут Пожарского и осенило: «Не надо их вестовыми к полковым воеводам отряжать. Пусть они остаются там, куда их душа потянула. Все остальное — в руках Божьих».

Боевое крещение

Пожарский не ошибся: на рассвете следующего дня замоскворецкое поле у Крымского брода будто тучами перелетной саранчи покрылось. Это коронный литовский гетман Ходкевич свое войско к переправе через Москву-реку спозаранку привел.

В лучах восходящего солнца передовые полки Речи Посполитой зыбились, нетерпеливо перетекали с места на место, пока наконец не замерли у береговой черты, ожидая дальнейших распоряжений гетмана. То там, то здесь вздымались стяги с конскими хвостами и серебряными кистями-бунчуками.

В прежние времена такими хвостами крымцы и турки во время набегов окрестные народы пугали, а потом и поляки впереди каждого отряда хорунжего с бунчуком начали ставить. Крылатую кавалерию они тоже для устрашения неприятеля ввели, но уже по своему почину. От легкоконных гусар и кольчужных рейтаров эта кавалерия отличается тем, что всадники облачены в рыцарские доспехи, а за спинами у них вздымаются два загнутых вперед прута, унизанных перьями. На скаку пруты раскачиваются, издавая пронзительный свист. Ну точь-в-точь, как крылья ястреба, падающего из поднебесья на обмершую от страха добычу.