Мужчина напрокат

В прихожей гулко пробили часы, и Найна, подскочив, уставилась на свои.

Пора ужинать. В доме Джозефа подавали всегда вовремя, и, если не поторопиться, она опоздает. Что касается Фэна… Нет, ей не хотелось думать о Фэне.

Она быстро приняла душ – нежиться в ванне было некогда. Натянула сливочного цвета шерстяное платье с длинными рукавами, надела рубиновые кулон и серьги, которые ей редко приходилось носить, и поспешила вниз, в гостиную.

Фэн, Джозеф и Нэнси допивали аперитив.

– Как раз вовремя, – сказал Джозеф и не предложил рюмку дочери. – Идем? – Он взял Нэнси под руку, и все четверо размеренным шагом направились через прихожую в столовую. Фэн не стал брать Найну под руку.

– Ты очень шикарно выглядишь, – заметил он, когда они садились за стол. – Вряд ли это ради меня.

– Совершенно верно, – огрызнулась Найна.

У Фэна загорелись глаза, и Найна поняла, что снова попала впросак.

Ужин отвечал самым скрупулезным требованиям этикета, но за вежливой беседой о поездке и о погоде чувствовалось напряжение. Найна заметила, что ее отец все время бросает оценивающие взгляды на Фэна, а Нэнси то и дело нервно улыбается ему. Вероятно, они задавались вопросом: неужели Фэну удалось то, в чем у остальных выходила осечка? Возможно, размышляли, подходит ли он для их дочери. Или Джозеф давным-давно успел решить этот вопрос?

Фэн со своей стороны, казалось, не замечал бурливших вокруг него страстей и участвовал в общей беседе с легкостью и обаянием, из-за которых Найне хотелось его стукнуть.

Сама она говорила очень мало. Как только закончился ужин, Джозеф объявил, что они с женой намерены лечь пораньше.

– Предоставим вас, молодых, самим себе, – сказал он с таким сияющим лицом, будто он Санта-Клаус, раздающий подарки.

– Папа, ты никогда не ложился раньше десяти, – возразила Найна.

– Твоя мама… э… устала, – ответил Джозеф с плутоватым видом. – Хардвик, советую вам еще раз воспользоваться малой гостиной. Мы распорядились поддерживать в ней огонь.

Найна не успела ничего сказать, а Джозеф уже взял Нэнси за руку и потащил за собой в прихожую.

– Давайте. Ваш ход, – обратилась Найна к Фэну, когда они оказались одни. Ей не удавалось до конца скрыть горечь в своем голосе.

Фэн стоял, опершись о стену и глубоко засунув руки в карманы элегантных серых брюк. Его губы вытянулись в прямую черту, будто их провели по линейке. Но через несколько секунд он властным кивком указал в направлении прихожей, и Найна решила, что ничего не выиграет, если откажется поговорить.

Как только они вернулись в натопленную гостиную, Найна боком прошла мимо него и уселась в обитое красной парчой кресло у камина. Через некоторое время она услышала его шаги по ковру и почувствовала, что он подошел к ней сзади.

– Чего ты от меня хочешь, Фэн? – спросила она устало. Не получив ответа, она закинула голову. Он склонялся над ней, и она ощущала его теплое дыхание на своей щеке.

– Я не уверен, хочу ли я чего-либо, – ответил он.

Найна съежилась, а он почти в рассеянности опустил руку на ее грудь и задумчиво добавил: – Хотя было время, когда я искренне думал, что захочу уложить тебя в мою постель. Возможно, навсегда.

– Навсегда? Мне это льстит, – ответила Найна, напрягаясь всем телом от его прикосновения. – Тем более что ты со мной знаком всего два дня. Но я, конечно, понимаю, в чем состоит очевидное преимущество женитьбы на дочери Джозефа Петроффа.

Рука, гладившая ее грудь, судорожно сжалась и поднялась.

– Да, – согласился Фэн так холодно, что Найна вздрогнула. – Ты это уже говорила. И боюсь, что у меня не хватит терпения дожидаться, чтобы ты догадалась, как ошибаешься.

Найна повернулась в кресле, стараясь разглядеть его лицо, но он отступил в тень.

– Я ошибаюсь? Это все мой отец подстроил? – устало спросила она. – Он побеспокоился, чтобы ты оказался на этом поезде?

Фэн так долго не отвечал, что Найна подумала было, что он вышел из комнаты. Наконец его голос донесся как будто очень издалека:

– Нет, Найна, это не он. Мы до сих пор ни разу не встречались. И чтобы не обременять тебя расспросами: он знает, что меня совершенно не интересуют твои деньги.

В его интонации звучало уныние, холодная замкнутость, возбудившая в ее сердце ответную холодность. И вдруг Найна поняла с леденящей ясностью: Фэн говорит ей правду. Найна не совсем понимала, почему это ей стало ясно теперь, в то время как раньше она не верила. Все было каким-то откровением для нее.

Она слепо потянулась к нему, потом поняла, что он не кончил.

– Тебе надо еще кое-что узнать перед тем, как я уеду.

– Что такое? – прошептала Найна. Фэн собирается уезжать? Когда так много осталось недосказанного? Она хотела сказать ему… Найна тряхнула головой, стараясь вспомнить, что это она такое хотела сказать.

– Тебе следует знать, – объяснял Фэн, – что, когда я принял твое предложение там, в поезде, я разыграл тебя, а ты не заметила. И отчасти, признаюсь, я хотел наказать тебя: не слишком лестно быть принятым за продажного мужчину. Я считал, что тебя надо проучить.

Найна очень медленно подняла голову и повернулась к нему лицом. Он стоял и держался за ручку двери. Его губы растянулись в улыбке, но глаза оставались пустыми, как темный оконный проем.

– Я не понимаю, – наконец выговорила она, водя кончиком пальца по контуру листика на красной парчовой обивке.

– Это очевидно. – Фэн прикрыл глаза. – Наверное, я слишком многого от тебя хочу.

– Ты чего-то хочешь? – Найна была так смущена, что у нее путались мысли.

Уголки его губ опустились.

– Чтобы ты поняла, что я не оставил бы себе твои деньги, даже если бы в них нуждался. Хотя я в них не нуждаюсь. – Он замолчал, потом, казалось, принял решение:

– Помнишь: «Ф. энд К. Фудс»?

Найна кивнула.

– Да. Ты у них работаешь. – Она нахмурила брови. Тут, кажется, было что-то еще… Что-то, что она уже пыталась вспомнить… Это касалось… Ах да, вспомнила: компания эта сделала ее агентству щедрое пожертвование продовольственных товаров для рождественских подарков неимущим семьям, и Найна сама назвала некоторых получателей. Ассортимент не был бестолковым – вроде икры и устриц. Найна вспомнила, в какой восторг пришли работники агентства оттого, настолько выбор «Ф. энд К.» оказался разумным и в то же время интересным.

«Ф. энд К.»… Ф., ее президент, лично все доставил. Об этом рассказывала, с сияющим лицом, регистраторша, делая лирические отступления и живописуя мускулистые плечи, на которых помещались ящики, и соблазнительный мужской зад, который выгодно выпячивался, когда ящики расставлялись по местам. У регистраторши перехватило дыхание от возбуждения, когда она описывала блестящие каштановые волосы и глаза, напоминавшие осенние сумерки…

О Боже! Ф.! Фэнтон. «Ф. энд К.». «Фэнтон и Кристин»? Неужели…