Мужчина в полный рост (A Man in Full)
Шрифт:
Вечер выдался слишком уж теплый, даже душный… Но если оставить два окошка крошечной гостиной открытыми, можно оглохнуть от мощного гула восьмиполосного скоростного шоссе, визга переключения передач и гудков огромных фур, а еще громкой, на повышенных тонах перебранки молодых пар, сытых по горло совместной жизнью и возней с орущими детьми, которых они сажают в детские креслица на задние сиденья «тойоты» или «хонды», то пристегивая ремнями безопасности, то отстегивая. Если же закрыть окошки, придется включить кондиционер, который скрежещет при каждом запуске компрессора.
Так что Рэй оставил окошки открытыми. И теперь слушал, как молодая жена орет на мужа — а обычно орали именно жены, — так вот, он слушал, как та орет:
— Нет, ты только посмотри, а! Сколько раз я тебе говорила! Твое отношение к собственному ребенку просто дерьмовое! Воняет, хоть нос зажимай! Фу!
Заголосил ребенок.
«Дерьмовое!» Вот какими словами жена честит мужа в наше время! «Дерьмовое!»
«Нормандия Ли… Ли…» Пипкас посмотрел значение в словаре —
Какая тоска! От гудения, тарахтения и отрыжек выхлопных труб, доносившихся с трассы, делалось только хуже. Все, кто с грохотом проносится там, наверху, — а их сотни, тысячи, — куда-то едут, может даже, едут к кому-то, а он, Рэй, сидит в одиночестве. Стрелки часов показывают четверть десятого; он смотрит в окно своей квартирки под номером ХХХА на окно квартирки под номером XIXA дома напротив. Кто там обитает — неизвестно, но он зачем-то привалил матрас к стене и развесил по краю пластиковые плечики с зажимами для юбок…
Надо же, а он, Рэй, считал районом дешевого съемного жилья Снелвиль. И это двухэтажный дом в стиле Колониального Вильямсбурга! [11] С четырьмя спальнями! С накрытым черепичной крышей колодцем! С фигурками мальчика и девочки, фонариками у входной двери и баскетбольным кольцом на площадке у гаража! По сравнению с этой дырой, в которой он живет сейчас, дом в Снелвиле просто роскошный калифорнийский отель. Даже несмотря на час езды до Атланты в сумасшедшем потоке машин. По крайней мере, там, в Снелвиле, были люди! Хотя у Бетти крутой нрав и она любит покомандовать, все же с ней можно было поговорить! Обри и Брайану всего девять и одиннадцать, но и они способны были заполнить пустоту вечера!
11
Отреставрированный город XVIII в. в штате Вирджиния — музей под открытым небом.
— Ну что, достукалась? Смотрю на тебя, и прямо блевать тянет! Нет, правда! — На этот раз разорялся муж.
Рэй подошел к окну, что называется, поближе к людям, пусть даже и подглядеть. Муж водрузил на крышу «тойоты» креслице с пристегнутым ребенком, который надрывался вовсю. На муже были белая футболка, растянутая безрукавка, джинсы и бейсболка. Жена тоже в джинсах, в жутко безвкусных кедах и красно-белой клетчатой рубашке, торчавшей сзади из джинсов. Она держала второго орущего ребенка, тоже в креслице, но еще не пристегнутого.
Пипкас ждал продолжения диалога. Люди! Человеческие голоса!
Но несчастная молодая пара, эти двое, которым до чертиков надоели их брак, их дети, их квартал Нормандия Ли, стояли и молча сверлили друг друга ненавидящими взглядами.
Самому Пипкасу семейная жизнь не то чтобы осточертела, он лишился ее не по своей воле — будто кто-то взял и вышвырнул его из теплой кровати. Даже не кто-то, а жена, Бетти. Как только узнала о Сирье, тут же выставила. Взяла и выставила! Все произошло очень просто: «Пошел вон, дрянь такая!» Бостонское воспитание в ней оказалось куда сильнее, чем он, Пипкас, думал. Никаких современных новшеств — дотошного выяснения отношений, походов к семейному психологу — для Бетти Пирс Пипкас из семьи бостонских Пирсов не существовало. Для кого угодно, только не для нее. Бетти — высокая блондинка с соломенными волосами, худощавого, крепкого сложения — прямо теннисистка. Двадцать один год назад, в Кембридже, он познакомился с общительной, улыбчивой девушкой. Получив диплом в Принстоне, она училась тогда в докторантуре по специальности «английский язык»; сам же Пипкас, закончив калифорнийский Беркли, поступил в Гарвардский бизнес-колледж. Они обручились еще до того, как он сдал на степень магистра делового управления, а вскоре и поженились. Рэй немного побаивался Бетти, но гораздо больше его пугало семейство Пирсов, живших в Бруклине и выезжавших летом на отдых в штат Мэн. Бетти настаивала на том, чтобы муж устроился на работу где-нибудь на северо-западе страны, а еще лучше стал бы предпринимателем — на «предпринимателя» она особенно напирала. Хотя ее собственный отец, Джон Кодд Пирс, был типичным бостонским приспособленцем в крупной компании, ходил в жилетке, из кармана которой свисала цепочка часов, и состоял членом в клубе (в гарвардском «Порцеллиан» — не уставала напоминать Бетти). Отец Рэя был без пяти минут гением — занимался термодинамической физикой в научно-исследовательском центре Эймса недалеко от Сан-Хосе, и его, Рэя, баллы по тестам в Беркли и Гарвардском бизнес-колледже достигали почти ста процентов. Уже тогда, в семидесятые, в банковское дело подавались только самые отстающие.
Он же был одним из первых. Но назревала женитьба… одно… другое… да еще подвернулось место в «ГранПланнерсБанке», который тогда назывался иначе — «Южный Плантатор и Трастовая компания»… место по тем временам солидное… да и банк был немаленький, хотя и в Атланте… Для начала очень даже неплохо…Бетти Пирс Пипкас так и не привыкла к Атланте. Она презирала южанок с их, как она выражалась, «жеманными улыбочками в ниточку». Бетти так и не привыкла жить вдали от любимого Бостона, города, в котором Пирсы были Пирсами. Но это вовсе не убивало ее, не прибавляло морщин… Со временем жена превратилась в настоящую амазонку — сильную, голосистую и деспотичную. Будучи истинной уроженкой Бостона, она даже не пыталась закрашивать преждевременную седину, а нерешительность и «младенческую привязанность» мужа к «ГранПланнерсБанку» презирала все больше и больше. Рэй попросту не в состоянии был собраться с духом и оставить ее… или банк.
И все же пламя «сексуальной революции» восьмидесятых лизнуло своими языками и его, Рэймонда Пипкаса. Вот черт! Стоя у окна и прислушиваясь к гулу пролегавшей наверху трассы, разглядывая асфальт перед домом и в душе взывая: «Эй, кто-нибудь!.. Лю-у-уди-и-и!..», Рэй вдруг подумал, что это треклятый Чарли Крокер, сам того не ведая, поспособствовал вспыхнувшей в нем, Рэе, любовной лихорадке. Однако он тут же выкинул подобные мысли из головы — хватит об этом. Да… а вот Снежная Королева с ее гейшами от искусства, Дженни и Эмми… Нет, хватит, черта с два он еще раз вспомнит их… Но Сирья… о ней он забыть не мог… Как бы ему этого ни хотелось…
Два года назад его впервые отправили в командировку в Хельсинки — отслеживать крупный, на четыре миллиарда сто миллионов долларов, заем, предоставленный банком для приобретения финских государственных облигаций. От Хельсинки, этой скучнейшей из европейских столиц, Рэй ничего не ждал, думал, будет даже тоскливей, чем в Бонне. Однако мисс Сирья Тирамаки оказалась воплощением радости и веселья. Он в буквальном смысле столкнулся с ней, нос к носу, в проходе между креслами первого класса рейса «Финнэйр» — Пипкаса сразили ее улыбка, огромные голубые глаза, густые светлые волосы, нежные изгибы шеи, крутые бедра… Пипкас летел первым классом благодаря бонусу, положенному тем, кто на линии Атланта — Хельсинки налетал определенное количество миль. Сирья же летела эконом-классом и зашла на территорию первого класса, в общем-то, незаконно, в поисках свободного туалета. Рэй был очарован искорками в ее глазах и, не желая раскрывать истинную природу своего первоклассного статуса, промолчал про бонус. Сирья оказалась всего-навсего закупщицей галантерейных товаров для сети финских универмагов «Рагар»; несколько раз в году она летала в Америку, чтобы оставаться в курсе новых тенденций на американском рынке. Но девушка произносила английские слова так странно, с таким интересным северным акцентом, что ее выговор показался Рэймонду невероятно экзотичным и эротичным! Вскоре они уже мило проводили время в его номере каждый раз, когда он прилетал в Хельсинки по делам «ГранПланнерсБанка». Никогда еще Рэймонду Пипкасу, эксперту отдела кредитования, не было так хорошо.
И у этого чувственного цветочка Скандинавии сложилось весьма своеобразное представление о том месте, какое он, Пипкас, занимает в международном банковском сообществе. Пипкас летал первым классом, останавливался в лучшем отеле Хельсинки, «Гранд Татар», водил Сирью в самые дорогие рестораны и, будучи экспертом крупного американского банка, встречался с самим министром финансов Финляндии. Сирья произносила «Рэймонд», прижимая язык к нёбу, и это звучало так необычно, так волнующе. Рэй никак не мог набраться смелости и проткнуть радужный пузырь образа сказочно богатого американского банкира. Что же до другого препятствия — «Но Рэймонд, ты ведь женат!» — то богатый банкир дал понять, что к жене у него давно уже не осталось никаких чувств, брак их стремительно разваливается, и стоит лишь слегка подтолкнуть…
Богатый банкир полагал, что эта маленькая финская кошечка воспринимает их отношения так же, как и он сам, а именно — как революцию в поясничных отделах. Теперь-то Рэй понял, что оказался еще наивнее, чем она. Однажды, после очередной сессии интернациональных поцелуев и объятий, посерьезневшая Сирья объявила ему о своей беременности. «Какие проблемы, — успокоил он ее, — в Америке аборты разрешены, это быстро и безопасно, не нужно даже ложиться в клинику». «Нет, Рэймонд, ты не понимаешь, — возразила ему Сирья, — я — католичка и сохраню ребенка. А ты будешь ему отцом». Сейчас, после долгих и мрачных размышлений, он понял, что отреагировал тогда прямо в духе Рэймонда Пипкаса — застыл как камень. Он начал избегать ее, а когда не получалось, лицемерил, раздавая пустые обещания. Сирья названивала в офис, и он каждый раз отговаривался тем, что ему, мол, нужно все хорошенько обдумать. Удачной такую стратегию не назовешь. Так что в один прекрасный день Сирья заявилась к нему на работу, уже с явно выпирающим животом, и объявила, что уволилась из «Рагара» и переезжает в Америку. Чтобы сын — а на ультразвуке ей сказали, что у нее мальчик, — стал американским гражданином, как и отец, который будет целиком и полностью обеспечивать своего ребенка, добровольно или… принудительно. Сирья уже успела нанять адвоката. Потрясенный Рэй опять повел себя в том же духе — ничего не предпринял, только дрожал от страха и умолял дать ему время. Между тем как судебному делу по установлению отцовства уже был дан ход.