Мужчина в полный рост (A Man in Full)
Шрифт:
— Послушай, Серена, я тебе кое-что проясню… Не то сейчас, — вышло «щас», — время, чтобы просаживать двадцать тысяч на ужин в музее.
Серена еще теснее прильнула к мужу — Чарли затылком почувствовал ее живот — и обвила шею:
— Ты имеешь в виду эту свою… ситуацию с «ГранПланнерс-Банком»?
Чарли вздохнул, бесцельно водя глазами по комнате… Дань тщеславию… Шкафы, шкафы, шкафы… одно зеркало в полный человеческий рост за другим… все в оправах из красного дерева… Зеркало напротив отражало старика в кресле: лысого, помятого, совсем без сил. На макушке покоилось личико юной красотки без единого изъяна, обрамленное длинными черными волосами, ниспадавшими ему на плечи. На губах красотки играла шаловливая улыбка. Еще бы — она молода. Для нее жизнь — долгое, полное приключений восхождение к вершине. Она еще не представляет, что именно увидит там, и уж совсем не думает о тяжком спуске, ожидающем на другой стороне. Лишение права выкупа, дефолт, изъятие за неплатеж,
— Серена, я имею в виду движение денежной наличности, — старческим голосом сказал он. — Двадцать тысяч — это двадцать тысяч.
Улыбка красавицы в зеркале даже не дрогнула. Серена посмотрела зеркальному старику прямо в глаза:
— Значит, такой вот сигнал ты подаешь?
— Какой еще «сигнал»?
— Думаешь, если мы не пойдем, никто не заметит? Ты же один из самых щедрых меценатов, а эта выставка — величайшее событие за всю историю музея. И если тебя не будет на открытии, все начнут гадать, с чего бы это.
Чарли увидел в зеркале, как его собственное отражение ссутулилось еще сильнее. А молодая жена с гладким, без морщин, личиком еще нежнее заключила его в свои объятия. А она права… Когда-то, когда музей собирал деньги на строительство нового помещения, он, вернее, корпорация «Крокер Глобал» сделала широкий жест, дав сто тысяч. Да, то был зенит его славы! Но иначе было нельзя. В Атланте, если хочешь преуспеть, приходится щедро отстегивать на благотворительность. На музеи, школы, фонды и многое другое. Именно так. Страшно подумать, но он перечислил своей альма-матер, Технологическому, пять миллионов. Целых пять! Чарли вдруг загорелся идеей. А что, если пойти к ним? Вроде как: «Послушайте, ребята, вам нужны были деньги, и я глазом не моргнул — дал пять миллионов. А теперь мне нужны деньги, и я не прочь получить обратно миллион. У вас же все равно останется четыре». Но тут же снова пал духом. Кто на такое согласится! Еще засмеют. А от притворно сокрушенного тона, каким они откажут, вообще тошно сделается… Нет, выход один — сохранять хорошую мину при плохой игре. А там он что-нибудь да придумает. По счастью, в Атланте нет нужды беспокоиться о том, как бы унизительные подробности твоей проработки не стали на следующий же день достоянием прессы. Если кто о чем и узнавал, то это было лишь на уровне слухов. Серена права. Лучше пойти на выставку… этого сыгравшего в ящик гомосека…
— Ладно, — согласился он, глядя в зеркало на свое изможденное лицо, — ладно, мы пойдем. Но разве обязательно заказывать целый столик? Почему не пойти просто так?
— Ох… по двум причинам, — ответила молодая женщина, баюкавшая его седую голову. — Во-первых, может оказаться так, что все столики будут раскуплены. Запросто. Во-вторых, тебя могут посадить неизвестно с кем. Согласись — приятного мало.
— Нет, ты глянь — обложили со всех сторон.
— Хорошо-хорошо… закажем столик. — Однако, соглашаясь, Чарли все еще ломал голову над тем, как выкрутиться. Музейщики не осмелятся требовать сразу наличные. Значит, столик дадут… Ну а там Музей Хай встанет в общую очередь надоедливых просителей, пытающихся стребовать свои денежки.
Серена наклонила головку, прижимаясь щекой к его щеке, и начала массировать мужу грудь.
— Все, — произнес старик в зеркале, — сдаюсь. Твоя взяла. Будет тебе столик.
Чарли сказал это так резко, что можно было подумать, будто у него вырвали обещание. Но на самом деле он попросту испугался, что нежностями и ласками дело не кончится и Серена попытается завлечь его в постель. А ведь он уже чувствовал горькую правду. И ему совсем не хотелось выставлять свое явное бессилие напоказ.
ГЛАВА 10. Рыжий пес
В офисе Хэрри Зейла на сорок девятом этаже «ГранПланнерсБанка» парни сбросили пиджаки и ослабили тугие узлы галстуков. Сам Хэрри сел за стол и откинулся в крутящемся кожаном кресле, заведя руки за голову и сцепив пальцы. Во всю длину его могучей груди красовались подтяжки с черепами и костями. Все расселись лицом к Хэрри, даже Рэймонд Пипкас, занимавший более высокое служебное положение. Они походили на эскадрилью летчиков-истребителей, собравшихся перед командиром. Пипкас заметил, что, кроме него, никто, собственно, и не сидит. Один устроился на подлокотнике кресла, другой примостился на спинке дивана, третий — на краю подоконника, балансируя как гимнаст… И все — с разведенными ногами, как будто их распирает от избытка тестостерона. Пипкас вдруг подумал, что вся деловая Атланта сидит именно в такой манере, но никто так не уверен в своем мужском превосходстве, как эти крепкие южане. Речь шла о Чарли Крокере и о том, что делать с этим засранцем. Собрались те самые парни, участники уже вошедшей в историю проработки, которым удалось-таки
выбить из Крокера седельные вьюки. Они продолжали охоту до полной победы — вскоре Крокер, их жертва, будет плясать под их дудку, ходить на задних лапках и выполнять все команды, вплоть до «Умри!».Поджарый Джек Шелнат, первейший дружок Хэрри, мнивший себя Клинтом Иствудом, оседлал подлокотник дивана.
— Полчаса как слез с телефона — был разговор с Крокером. — Парень гоготнул. — В следующий раз переключу в режим конференции, чтобы вы тоже слышали. Он мне все уши прожужжал россказнями об этих самолетах. Прямо шагу не может ступить без своего «Гольфстрима».
— Да ладно тебе… Знаем мы, для чего Крокеру на самом деле этот самолет, — сказал Хэрри.
— Ага, — подтвердил Шелнат и поднес к губам кулак на манер микрофона. — «Дамы и господа, мы заходим на посадку. Просим вас привести спинки кресел, выдвижные столики и стюардесс в их первоначальное вертикальное положение».
Все тут же грохнули — уже в который раз за последние десять минут. Ну да, мы мужчины, мы не выносим, когда засранцы принимаются скулить. Даже Пипкас развеселился… пока не услышал про «стюардесс», напомнивших ему о полетах в Финляндию. Ему предстояло давать письменные показания под присягой: Сирья уже подала заявление. Придется раскошелиться на юриста за четыре сотни в час. И приготовиться к унижению по полной программе.
Пипкас отвернулся от Хэрри с его компанией «охотников за вьюками» и посмотрел в окно. Большую часть перегороженного на офисные кабинки этажа, своеобразного Олимпа, занимало руководящее звено банка. Кабинка Хэрри Зейла выходила на южную сторону; сидя за столом, спиной к стеклянной перегородке, он мог обозревать гордость Атланты — цепочку небоскребов на линии горизонта, от «1 Пичтри-центр» до далеких башен-близнецов. Хотя Пипкас по сравнению с Хэрри занимал более высокую ступень на служебной лестнице, его офис находился на шестом этаже, а западное окно выходило на скоростную трассу 85 и железнодорожную сортировочную станцию. Сейчас, когда назрел экономический спад, Хэрри Зейл с его отделом контроля реструктуризации активов холдингов котировался весьма высоко.
Офис Хэрри был просто шикарным, с огромным зеркалом на стене и изящной этажеркой. Полки из толстого стекла со скосами по краям, отражавшими свет, заполняли добытые Спецом трофеи — так называемые скальпы, которые он заполучил после блестяще проведенных проработок. Среди них оказалась искусно сделанная желтая модель навозоразбрасывателя длиной в два фута — трофей, унесенный с проработки «Хартлендских сельскохозяйственных машин и оборудования». Навозоразбрасыватель — еще один неопровержимый довод в пользу банковской копрологии. Было искусственное сердце — результат проработки «Сайбермакс», резиновый отпечаток левой ступни девятнадцатого размера Ю Джин Джонса, баскетбольной звезды, доставшийся от «Оффум Спортс» и так далее и тому подобное… Но особой гордостью Хэрри были золотые наручные часы от «Патек Филиппе» — вообще-то поддельные, — которые красовались в самом центре, на миниатюрной бархатной подставке. Во время проработки «Клокетт, Падет, Скиннхам энд Глоут» старший партнер юридической фирмы Герберт Скиннхам впал в такое отчаяние, что отдал в качестве финансового обеспечения часы стоимостью в сорок тысяч. За деловым завтраком Хэрри поинтересовался у Скиннхама — нет ли у того с собой часов. Да, подтвердил Скиннхам, есть. Хэрри выразил желание взглянуть на них. Скиннхам снял часы и передал их Спецу. Хэрри осторожно взвесил на ладони сверкающий золотом циферблат с блестящим ремешком, улыбнулся, опустил часы в левый карман пиджака и сказал: «Спаси-и-ибо». С тех пор Хэрри Зейл превратился в живую легенду. А главный управляющий банка, Артур Ломпри, хозяин сорок девятого этажа, находясь под впечатлением, не поскупился на шестьдесят пять долларов из собственного кармана и, купив у какого-то сенегальца прямо рядом с торговыми рядами в Центре поддельные «Патек Филиппе», выгравировал на них: «Хэрри от Артура: „Спаси-и-ибо!“».
Дэн Фридман, очередной баловень судьбы из отдела маркетинга, сидел на другом подлокотнике дивана; он не сводил с Хэрри глаз. И прямо-таки просиял, когда тот сказал:
— Но надо отдать Крокеру должное — говорить он мастак. Да, что есть, то есть. Пока он болтает, ловишь себя на том, что еще немного — и ты купишься на ту чушь, которую Крокер выдает за бизнес-план. Он будет заговаривать зубы округом Бейкер, охотничьими собаками, жу-у-уткой жарой, социальным обеспечением, преданным «народом Терпмтина», будет корчить из себя самца с двумя членами… словом — пускать пыль в глаза.
«Охотники за вьюками» снова грохнули.
— Трепаться он умеет, — заметил Шелнат, — но когда доходит до схемы процентных выплат, сразу напрягается — скулы у бедняги так и сводит.
Все заржали.
— Кстати насчет напряга, — подал голос парень из юридического отдела, Тигнер Шэнкс, облокотившийся о спинку небольшого мягкого кресла. — Помните, Крокер начал разглагольствовать о своей дурацкой плантации? Я уж думал — сейчас слезу пустит.
— Да не, ты не понял, — возразил Шелнат. — Просто у него был такой стояк на ту шикарную телку, мисс Анжелику, что аж кожа на черепе натянулась.