Мужчина, женщина, ребенок

— Шейла, прошу тебя… — Он хотел, чтобы она заговорила. Сказала что-нибудь, лишь бы нарушить это мучительное молчание.

— Ты не понимаешь, как мне больно. Боже мой, а ведь я тебе верила. Верила… — голос ее прервался.

Ему хотелось обнять ее, утешить. Но он боялся.

— Разве ты можешь забыть все эти счастливые годы?

Тоскливо глянув на него, она еле заметно улыбнулась.

— В том-то и дело, — сказала она. — Я теперь поняла. Что они вовсе не были счастливыми.

— Нет, Шейла, нет!

— Ты мне лгал! — выкрикнула она.

— Ну перестань же, родная. Я все сделаю, лишь бы ты успокоилась.

— Ничего ты не можешь сделать.

Его испугал ее тон, не допускающий возражений.

— Неужели ты хочешь меня бросить?

Помедлив, она ответила:

— Роберт, у меня сейчас просто нет сил. Ни на что. — Она встала из-за стола и добавила: — Пойду приму снотворное. Можешь сделать мне одолжение?

— Разумеется, все что угодно, — в отчаянии выговорил он.

— Пожалуйста, ложись у себя в кабинете.

3

— Что случилось? Кто-нибудь умер?

На сей раз Джессика со своим мрачным взглядом на мир оказалась даже проницательнее, чем сама предполагала. Все сидели на кухне и завтракали, то есть все, кроме Джесси, которая соблюдала диету. Поедая сухие хлопья, размоченные обезжиренным молоком, вдобавок разбавленным кипяченой водой, она комментировала семейные дела.

— Доедай свой завтрак, — приказала ей Шейла, пытаясь делать вид, что все нормально.

— У тебя жуткий вид, папа, — сказала Паула.

— Я вчера допоздна работал, — отвечал он, надеясь, что его младшая «жена» не заметит, что он провел бессонную ночь у себя в кабинете.

— Ты слишком много работаешь, — сказала Паула.

— Он хочет приобрести мировую известность, — объяснила сестре Джесси.

— Но он уже и так ее приобрел, — ответила Паула и повернулась за подтверждением к матери. — Правда, мама? Ведь папа уже знаменит везде и всюду?

— Да, — сказала Шейла. — Абсолютно всюду.

— Кроме Стокгольма, — вмешалась Джесси, бесцеремонно прерывая поток лести.

— А что там находится? — спросила Паула, попавшись на приманку.

— Нобелевская премия, дура! Твой отец мечтает о бесплатной поездке в Швецию и о более приличном столике в факультетском клубе. Теперь до тебя дошло, куриные мозги?

— Джесси, — пыталась урезонить ее Шейла, — не оскорбляй сестру.

— Мама, само ее существование является оскорблением для любого индивидуума, наделенного нормальным интеллектом.

— Хочешь, я вымажу тебе физиономию арахисовым маслом? — осведомилась Паула.

— Замолчите обе, наконец, — сказал Роберт. — Нобелевский комитет учитывает манеры членов семьи.

— Ох уж мне эти американские мужчины, — ни с того ни с сего вздохнула Джессика.

— Извини, я не совсем поняла, что ты хочешь сказать, Джесси, — заметила Шейла.

— Американские мужчины целиком и полностью находятся во власти честолюбия. Поэтому они так провинциальны.

— Тебя это очень волнует? — осведомился Роберт.

— Я просто рассматриваю этот феномен с точки зрения социологии.

Паула подошла к отцу и встала перед ним, чтобы заслонить его от словесных снарядов враждебно настроенной старшей сестры.

— Папа, она просто тебя дразнит. А когда тебя нет, она все время хвастается. Старается произвести впечатление на мальчишек.

— Врешь! — завопила Джессика, покраснев от возмущения.

Соперничество дочерей на мгновение отвлекло родителей от того, что их занимало, и они обменялись улыбками. Но тотчас вспомнили, что это утро — не такое, как обычно, и спрятали свои улыбки, надеясь, что дети не успели ничего заметить.

— Ты хвалишься перед всеми членами футбольной команды, — сказала Паула, тыча пальцем в сестру.

— Умолкни, слабоумная, — слегка смутившись, отвечала Джессика.

— Сама ты слабоумная!

— Дети, успокойтесь, пожалуйста! — рявкнула Шейла, начиная терять терпение.

— В этом доме есть только одно дитя, — возразила Джессика, не замечая растущего раздражения матери.

— Милые дамы, — вмешался Роберт. — Я намерен довезти вас до школьного автобуса. Прямо сейчас. — Он озабоченно глянул на Шейлу.

— О’кей, — согласилась Паула и побежала складывать учебники.

— Официально заявляю, что я против принудительных поездок на автобусе.

— Джесси, но ведь ты же едешь не куда-нибудь, а в школу, — сказал Роберт.

Джессика посмотрела на отца. Ясно, что он ее ненавидит. Презирает ее убеждения. И вообще. С некоторых пор она стала подозревать, что он ей вовсе не отец. В один прекрасный день мать признается, что они с Жан-Поль Сартром… — «Скорей, Джесси!» — Но пока мама все еще на его стороне.

Роберт ждал девочек, стоя у двери.

— Послушай, ты еще будешь здесь, когда я вернусь? — робко спросил он у Шейлы.

— Не знаю, — отозвалась она.

Она была еще дома.

— Ты уезжаешь?

— Нет.

— Я имел в виду на работу.

— Нет. Я позвонила в издательство и сказала, что поработаю дома.

Когда он вернулся, посадив девочек на автобус, отправлявшийся на другую сторону реки, она все еще сидела за кухонным столом, тупо изучая свое отражение в кофейной чашке.

Я так страшно ее обидел, подумал он, испытывая омерзение к самому себе. Он сел против нее. Она не начинала разговор, и после полного молчания он произнес:

— Шейла, как я могу загладить свою вину?

Медленно подняв голову, она глянула на него.

— Думаю, что никак.

— Ты хочешь сказать, что из-за этого мы расстанемся?

— Не знаю. Я ничего не знаю. Я только…

— Что?

— Я только хотела бы и тебе сделать больно. Выразить свой гнев… — голос ее задрожал. Она чуть не призналась, что вопреки всему все еще продолжает его любить. Но об этом она умолчит.