Мужчины бесятся (сборник)

Алена уставилась на эту испанку, как на инопланетянку. Она не любила беременных женщин и для себя несколько лет назад четко решила – никаких детей. С тех пор все эти беременные животы и младенцы вызывали у нее неприязнь. Она по привычке хотела сморщить лоб, но он не морщился. После ботокса лоб у Алены всегда был ровный, только брови поднимались, если ей что-то не нравилось.

– Кошмар, – она сказала, – ну куда ей еще? Этих двое и в животе, похоже, тройня.

– И жопа на пятках, – это Сашуля хмыкнул.

Женские недостатки он смаковал с наслаждением. Одна пошутила грубо, другая просто дурой родилась, третья отъела ряху, четвертая растянула сиськи – все это он хватал на лету, собирал доказательства женской ущербности. Не знаю, зачем он проводил свою экспертизу и постоянно себя убеждал: женщины – грязные мелкие животные, все до одной тупые и грубые, все корыстные стервы, жопа на пятках у каждой второй, все бабы – отстой, все, кроме любимой мамочки.

Ну да, мы такие. Я понимаю Сашулю, я испытываю подобное отвращение к мужчинам, когда никого не люблю. И если иногда, где-то в магазине, например, или в лифте, я вижу воротник рубашки, шею, ухо, чувствую запах или парфюм, я шарахаюсь, как от этого, как от протухшего мяса, чужие подробности мне неприятны, любое близкое контактирование я исключаю. Но если я люблю одного мужчину, все прочие мне тоже начинают нравиться.

Сашулина мама за беременной испанкой тоже наблюдала, только немножко по-другому, с жадностью в глазах. И малыши черноголовые, и сама эта коротенькая тяжелая женщина, и ее живот, пусть огромный, пусть неудачно подчеркнутый коротким черным топом, и зад ее низкий – все это маме понравилось. Здоровье перло от испанки, и детишки были милые. Маман спросила меня:

– Ира, а у вас есть дети?

Я поняла, к чему она клонит, но, конечно, ответила:

– Есть.

– Сколько? – ей было интересно.

Сашуля посмотрел на маму с легким неодобреньицем.

– Ну вот, – он забухтел, – сейчас опять начнется: «Внуки! Внуки! Где мои внуки?»

– А сколько вашим… – она ко мне поближе наклонилась.

Да что вы, к чему ж я буду сыпать соль на рану? Я сбежала от мамы в водичку. Сашуля увидел, как резво я нырнула, и отправился за мной. Он зашел по колено и остановился. Холодно, холодно, знаю, но я этот холод не чувствую. Хочется, конечно, в тепленьком поплавать, но все свои «хочу» я забыла и опять живу, как надо. Мало ли что ты там хочешь, а что не хочешь… Какое дали море – в таком и купайся.

Над водой поднимались цветные парашюты, только не круглые, не обычные, а вытянутые эллипсоидом. Их было много, целая радуга вспыхнула. С этими эллипсоидами отрывались серфингисты, они держались крепко за стропы и по волне гонялись за ветром. Иногда они сбивали друг друга, падали в воду, а потом снова карабкались на мокрую доску. С пятой попытки у них получалось, стропы натягивались, сильные люди в черных костюмах поднимались во весь рост и держались на скользкой поверхности, как куклы на ниточках. А парашютики парили мягко и лениво.

4. Кафе

Каждый вечер в кафе у моря наша компаха заказывала сангрию. Вино приносили в больших кувшинах с виноградом, с арбузом, с персиком. Из кувшина фонтаном торчали цветные трубочки, хорошие трубочки, около метра длиной. Мы брали пяточек таких кувшинов, цедили сладенькое и ловили вай фай.

Девочки ловили и Макс, а мне ловить было нечего. Я только однажды вылезла в Сеть, а там все те же песни. Сообщение по мою душу прилетело свежее, но текст был старый: «Очень скучаю без своей зайки». Протухшая информация, вот так это у нас, у журналистов, называется. А потому что никакая я больше не зайка! Теперь я – корова, у меня на шее висит золотой колокольчик, и я сижу тихонько в уголке, позвякиваю.

Официант поставил мне за спину камин, плед принес шерстяной, и я подремывала на плетеном диване в мягких подушках. Ветер был сильный, на острове всегда сильный ветер, пальмы шелестят, занавески взлетают, и Синди постоянно ищет туалет.

Народ суетился, выгружал свои фото, чтобы все, все друзья побыстрее узнали – девочки красиво отдыхают. «Ты где?» – кто-нибудь спросит Джессику, и она ответит небрежно, в нос: «На Майорке».

Стриптиз смеялся над каждым прожитым кадром. Ржали громко, особенно Милана, она смеялась хриплым басом. Арабские мальчишки из пиццерии на углу подсели к ней за столик, и она их развлекала, непонятно на каком языке. Немецкие бабки вздрагивали, когда у них за спиной взрывалось: «Ха-ха-ха!»

А я не слушала, о чем они смеются, только иногда прилетало с соседнего столика что-нибудь ненужное, как салфетка.

– …открываю трюмо – там кокс…

Это Тигрица, она по-кошачьему растягивала слова, и поэтому казалось, что она плачет, когда говорит.

– …на кухне – кокс. В ванной – кокс. В косметичке – кокс. У меня началась реальная паранойя. Я поняла – все, с ним нужно срочно разводиться. В любой момент сюда нагрянут – и мне дадут лет десять. – Она со свистом вытягивала из трубочки последнее и делала умный вывод: – Так что, девки, лучше бухать.

Я отключила ушки, оставила только видеоряд. Веселое развлеченьице я себе придумала: пускаешь фламенко в наушники и смотришь, как случайные люди двигаются под твою музыку. Пара испанцев выгуливает спаниеля, ждут, пока он обнюхает столбики, им очень важен этот спаниель. Запоздалые бегуны добивают дистанцию, десятый час, а они все бегут. Два араба веселят публику, надувают огромные мыльные пузыри. Старик и внучек, черные от солнца, построили высокий замок из песка и ложатся спать, тут же, рядом со своей крепостью, на песке старик постелил одеяло. Утром придут туристы и немножко заплатят за фотографию. Макс тоже сфотографируется с замком и обязательно поставит коммент «Я на Майорке». У него уже стоят подобные: «Я в Берлине», «Я в Праге», «Я в Риме», «Мы с Сашулей в Милане», «Мы с Сашулей на Таити»…

Друзей у Макса за сотню, это модно, иметь сотню друзей. И айфон у него всегда будет только последней модели. Завтра «Эппл» выпустит новый, Макс его первым купит. И очки из прошлогодней коллекции он ни за что не наденет. Он и мои забраковал. «Форма хорошая, – сказал, – но размер тебе нужен поменьше».

Бренды, тренды – все это ему очень нужно. Нет, не потому, что бренд – это качество, и не потому, что детство у него было голодное и вот он дорвался… Нет, все проще: бренд – это соответствие определенному стандарту. Макс хочет вписаться, он нестандартный, поэтому защищает себя таким нехитрым способом. Для него фирма – это щит.

– Вот моя мама, – он показал мне фотографию.

Я выключила плеер, посмотрела на его маму.

– Красивая женщина, – говорю.

– Моими стараниями, – он улыбнулся снова, как маленький, – она у меня тоже на ниточках. Пятьдесят восемь ей. Разве скажешь?

Мама красивая, я не соврала. Аристократка, холодная и уставшая. Правильное лицо, правильная женщина – случай тяжелый.

– Абсолютно не умеет расслабляться! – он сказал, подзывая официанта. – Расслабиться – это для нее самое страшное слово!