Мужчины любят грешниц

Знаешь, мы перестали быть мужем и женой с тех пор. Алиса ушла, и все ушло. Я уже думала, лучше бы он меня бросил. Поверь, Артем, это была не жизнь. Но… сам понимаешь… Шло время, дети росли, работа, обязанности… Все проходит, понимаешь? А ты! Ты вытащил все это снова! Зачем? Тебе мало одного несчастья? Я не знаю, кто прислал компакт и письмо. Казимир считает, что ты сам все подстроил. И можно только догадываться, зачем, что ты задумал и что знаешь. Рената сказала, что ты нанял частного детектива. Казимир был сам не свой, мне казалось, он испугался. Он не мог спать, оставлял свет в спальне, похудел, осунулся…

– Ты думаешь, его мучила совесть? – спросил я угрюмо.

– Не знаю! – выкрикнула она, сжимая кулаки. – Не знаю и знать не хочу! Я не хочу больше слышать об этой истории, слышишь? Алисы нет, Казимир умирает, остановись, а то будет совсем поздно. Всему есть предел. Что бы там ни случилось, он заплатил за все. Пожалей нас! – Лена заплакала.

Она плакала, просила о жалости, а я словно окаменел. Лена могла рассказать мне все еще тогда, но она промолчала, не желая разрушать свой уютный кукольный мирок. То, что мой брат мог оказаться убийцей, не трогало ее.

– Я молчала из-за детей. – Лена словно подслушала мои мысли. – Они ни при чем. Танечка совсем маленькая была, ничего не поняла бы. А Костик уже большой, он бы не перенес, он такой слабый. Алису уже не вернешь…

Она еще что-то говорила, но я закрыл дверь и ушел.

Значит, все-таки Казимир. Солгал, что Алиса ему не открыла. То есть не солгал, открыла ему не она. Впустила его Лена. Я словно видел брата, его изумление и злость при виде жены, видел, как он выталкивает ее из квартиры. Без Казимира не обошлось. Без них обоих не обошлось. И потом… уже после всего к чувству потери у него примешивалось чувство вины – он не вылезал от меня, мы надирались по самую завязку. Я пытался заглушить боль, он – боль, страх и чувство вины.

Что же там произошло? Лиска стояла на перилах, тот больной мальчик видел ее, потом появился Казимир… Возможно, она испугалась и… Он стал кричать… Возможно, он хотел спасти ее. Но почему он ничего мне не сказал? Лгал, размазывал по лицу кровь и слезы тогда в кафе, когда я прижал его. Он боялся, он все время повторял: «Есть вещи, о которых мы никогда ничего не узнаем, смирись!» Если бы он рассказал мне, что произошло на самом деле, пришлось бы объяснять заодно, зачем он там был, а кто захочет говорить о собственной подлости? Я почувствовал, что оправдываю его, и одернул себя. Есть вещи, о которых мы никогда не узнаем. Казимир умирает, свидетелей нет. Нужно ставить точку.

Каюсь, я желал ему выздоровления хотя бы затем, чтобы узнать правду. Лена сказала, он знал, что делает… смешивая алкоголь и снотворное. Он хотел умереть. Это ли не доказательство вины?

Глава 28 Пробуждение

Ночью позвонила Рената и сообщила, что Казимир пришел в себя. Голос у нее был возбужденный. Она попросила меня позвонить маме и Лене, обрадовать их. Маму я будить не стал, а Лене позвонил. Трубку никто не взял. Дети, Таня и Костик, были у бабушки. Я оставил сообщение, что Казимир пришел в себя и я собираюсь в больницу. Попросил перезвонить мне на мобильный, сказал невольно с изрядной долей сарказма:

– Радуйся, твой муж жив! Праздник продолжается.

Мне казалось, я всегда знал, что брат вывернется. Он всегда выворачивался. Жизней у него было как у кошки – семь, а то и поболе. Он мог заливать себя алкоголем, глотать пачками снотворное, вкалывать до седьмого пота, лезть в драку и не пропускать ни одной юбки – и хоть бы хны! Его ангел-хранитель всякий раз успевал подставить руки. Он падал с лесов на стройках два или три раза – и приходил домой на своих двоих. Два раза побывал в автомобильных авариях и отделывался лишь царапинами и легким испугом. Таков мой брат Казимир. Любимчик фортуны.

Город был пуст и призрачен. Сыпал холодный осенний дождь, горели тускло уличные фонари. В такие ночи обычно умирают, а мой брат восстал.

Я не учел того, что ночью посетителей в больнице не принимают. Мне предложили дождаться утра. Хмурая небритая личность, дежурный медбрат, открывший на мой настойчивый стук, подобрел при виде денег и предупредил: если меня обнаружит дежурный врач, мало не покажется, а он отопрется – ни сном ни духом в случае чего. Я пошел, таясь, как шпион, нескончаемыми больничными коридорами. Вдоль стен горели выморочные лампочки, почти не дававшие света. Я едва не пропустил нужную палату. Дверь оказалась приоткрыта. Там было темно, лишь из коридора падал слабый свет.

Я увидел, что Рената держит брата за руку и что-то тихо говорит. Казимир сосредоточенно слушает. При виде меня они оба улыбнулись. Рената протянула мне руку. Дружная семья. Слова застревали у меня в горле, я не мог издать ни звука. Рената отнесла это за счет радостного волнения, Казимир же вообще соображал слабо, судя по тому, как он выглядел. Он смотрел на меня и улыбался бессмысленно. Лазарь, восставший из гроба.

– Садись, – предложила Рената, отодвигаясь, давая мне место рядом с собой. – Позвонил маме?

– Не хотел ее будить.

Никто из них не спросил о Лене.

– Я сейчас! – Рената легко поднялась, и мы остались одни.

– Братуха… – забормотал Казимир, протягивая мне руку, которую я, помедлив, взял. Его ладонь оказалась теплая, живая. – Такая хрень, понимаешь… чуть лапти не сплел… – Ему было трудно говорить, слова ворочались во рту тяжело как камни, он облизывал сухие губы сухим языком. – Мотор… забарахлил… Все! Надо завязывать… на хрен!

Что он несет? Он что, ничего не помнит?

– Братуха пришел! – повторил он. – Живой… Мы еще постриптизим, будь спок! Все впереди…

Глаза его стали закатываться, в горле забулькало, и я выскочил из палаты, крича:

– Сестра!

А наутро был праздник. В полном смысле этого слова. Леша Добродеев принес шампанское и ускакал собирать стаканы по палатам: «Нам нужнее!» Надеюсь, он не имел в виду, что тем уже все равно. Доктор Добрянский привел мужчину со стертым лицом и кривоватой ухмылкой – заведующего отделением реанимации. Он обнимал его, называл Аликом, размашисто крестился и ревел басом:

– Вытащил! Все-таки вытащил! Молодец, Алик! А я, дурак старый, признаться, сомневался! Сомневался, скотина! Сегодня же поставлю свечку! За здравие! Дай я тебя поцелую!

Он смачно целовал заведующего в обе щеки. Тот слабо защищался. Он не привык к подобным проявлениям чувств. Его пациенты и их родные вели себя не в пример скромнее.

Я не знал, что доктор Добрянский стал верующим. Правда, сейчас все ходят в церковь, мода такая. Рената сияла. Мама плакала. Танечка, рослая девица с детским лицом, держала отца за руку. С другой стороны кровати примостился Костик. Леша вернулся со стаканами. Пробка взлетела в воздух.