Мужчины Мадлен

– Мы так терлись друг о друга, что все чешуйки отвалились, – промурлыкала Алёна. И Дракончег изумился:

– Какие чешуйки?

– Ну мы же с тобой драконы, значит, на нас бывают чешуйки – разноцветные, сверкающие, – напомнила она очень серьезно. – Ты разве не знал?

– Знал, – прошептал он. – Только я думал, больше никто не знает… А ты знаешь… Ты все про меня знаешь, да?

– Не все, но многое.

– А знаешь, о чем я сейчас думаю?

– Нет, – сказала она самым невинным голосом, делая вид, что не замечает того, что вдруг настойчиво начало упираться ей в бок.

– Я думаю: как жалко, что ты не пишешь стихов.

Вот те на! Ну и Дракончег! Непредсказуемое создание, воистину, как и пишут о Драконах гороскопы.

– Какие еще стихи тебе понадобились? О любви?

– О нашем трахе, – ответил он с таинственной улыбкой в голосе. – О нашем несравненном, сногсшибательном, убийственном супертрахе.

– О трахе уже написана «БаТРАХОмиомахия», – засмеялась Алёна.

Дракончег так легко не повелся:

– Ладно, ладно, не поймаешь, я же помню, ты когда-то говорила, что это какой-то древний грек написал.

– Гесиод.

– Вот-вот. Ишь, в рифму получилось: Гесиод – вот-вот. А ты умеешь рифмы подбирать?

– Буриме? Давай!

– Что такое буриме?

– Такая игра в стихосложение. Ты даешь мне четыре слова… ну, условно говоря, кто – то, кому – уму… а я сочиняю четверостишие с ними в качестве рифм.

– Ну, сочини!

– Пожалуйста, – не замедлилась Алёна, – держи:

Не знаю, для меня ты – кто,Но не отдам я никомуТебя, ведь между нами – то,Что непостижно моему уму.

– Не слишком ловко, конечно, с ритмом в последней строчке, но ведь это экспромт, – тут же добавила она виновато. – А я никакая не поэтесса. То есть вообще никакая!

– Супер! – восхитился великодушный Дракончег. – А на другие рифмы можешь? – Он на минутку задумался и выпалил: – Придумал: моих – стих, живой – боевой.

– Лихо ты рифмуешь, даже не ожидала, – удивилась Алёна. – Ладно, попробую.

– А тему можно задать? – лукаво спросил он.

– Ну, задавай.

– Про нас сочини. Про тебя и про меня. Про нас сейчас. Сможешь?

Алёна прикрыла глаза. Дракончег вдохновения для принес ей стакан с «Бейлисом». Алёна глотнула и продекламировала:

Меж длинных ног моихДракончег – чуть живой,И так устало стихЕго конь боевой.

И чуть не захлебнулась «Бейлисом», хохоча. На миг Дракончег опешил, потом грозно сказал:

– Что?! Кто тут чуть живой?! Чей конь устало стих?

Алёна едва успела поставить бокал на пол, потому что им стремглав, неожиданно, внезапно, вдруг стало не до буриме.

* * *

А на тех листочках было написано:

Этот человек появился в первый же день. Он пришел, когда я стояла за мольбертом, и не столько галстуки выбирал, сколько смотрел, как я пишу. Потом подошел и спросил, сколько я хочу за картину. Я назвала какую-то сумму, уже не припомню. Он засмеялся и предложил втрое больше.

– И еще я куплю три галстука, – добавил он.

Мсье Дени благосклонно улыбнулся.

Я посмотрела на мужчину. У него была внешность бретера. Наверно, так выглядел Сирано де Бержерак… ведь он частенько зарабатывал на жизнь тем, что по заказу вызывал кого-нибудь на дуэль [16] .

16

Bretteur (франц.) – наемный дуэлянт.

Правда, в отличие от Сирано у покупателя был вполне нормальный нос – горбатый, как у гасконца, но красивый. Вообще он был красив. И эти шальные глаза… Потом я узнала, что не зря вспомнила о Сирано: господин служил в Иностранном легионе и в Париже бывал лишь изредка. По сути дела, ни галстуки ему были не нужны (у него не было костюмов, кроме одного, который он взял в тот день напрокат), ни картина моя, ибо у него не имелось дома, чтобы ее там повесить.

– Ну хорошо, – сказала я, – как вам угодно.

– Мне угодно по-разному, – откликнулся мужчина. – Ты меня невероятно возбудила. Хочешь убедиться? Дай руку.

Я хлопнула глазами. Господин засмеялся, увидев мое изумленное лицо, а потом повернулся к мсье Дени:

– У меня такое впечатление, что она ничего не понимает. Ты что, ее не предупредил?

Хозяин имел смущенный вид:

– Ну вообще-то я надеялся, что девчонки ее просветили… Ах, мадам Мадлен, неужели вы в самом деле думали, что я пригласил вас только для того, чтобы вы здесь рисовали?

Я не верила своим ушам. Мне все стало ясно в одно мгновение!

Я слышала о таких лавках, которые в одно и то же время были тайными борделями – приказчицы в свободную минутку обслуживали клиентов на свой лад…

Ах, близняшки! Наверняка они знали, что имел в виду мсье Дени, когда приглашал меня под свое крылышко! Почему не предупредили? Я бы тогда ни за что не… Я бы тогда ни за что не согласилась!

– Ну что, – спросил мой бретер с усмешкой, – испугалась? Послушай, отбрось всю эту ерунду. Если хочешь меня – пойдем со мной. А если нет… если не хочешь…

Меня поразило, что он повторил мысль моего мужа, который не раз говорил своим друзьям: «Если тебе хочется заниматься любовью – занимайся!» Разумеется, N употреблял другое слово, но уж ладно, я сделаю уступку приличиям.

Я вспомнила мужа – и ощутила невероятный восторг. Вот оно, то средство, с помощью которого я вполне отомщу ему, с помощью которого восторжествую над ним! Я изменю ему… я изменю ему с человеком, даже имени которого не знаю. И не хочу знать! Я изменю ему сегодня… и, если я правильно понимаю, теперь каждый раз, когда приду к мсье Дени, для меня будет готов новый клиент, новый безымянный любовник. Новая возможность расквитаться с N!

Ах, ну почему пасть легче, чем устоять? 'Equilibre у наших нравственных устоев явно нарушен! Как выражаются французы, 'equilibre instable!

– А если нет? – повторила я хрипло. – Если не хочу?

– Ну, если нет… – пожал плечами бретер. – Не потащу же я тебя силой!

И тут меня подкосило желание – такое, какого я не знала никогда прежде.

– Я хочу именно этого, – прохрипела я, потому что у меня пересохло горло от возбуждения. Зато в другом месте стало так влажно, что я невольно стиснула ноги. – Хочу, чтобы ты потащил меня силой!