Мужская работа

Мне захотелось петь — что угодно, даже дурацкую попсу, которой мучил нас Макс. Исчезли голод и усталость, боль от многочисленных ссадин и ушибов притупилась, я ощутил себя сильным и здоровым.

— Ты вернешься в срок? — спросила Юля.

— Да, — ответил я, и тут связь прервалась, но на этот раз я не расстроился, поскольку услышал все, что хотел, и сказал все, что надо.

Звуки обрушились на меня, и я уловил хрюканье в рюкзаке.

— Эх, про тебя я и забыл, — пробормотал я, и заглянул внутрь. — Ты как там?

Котик, сидевший в своем гнезде, поднял голову и уставился на меня выразительно — судя по довольным, блестящим глазам, по застывшему на морде голодному выражению, ему стало намного лучше.

* * *

Трибун Геррат смотрел на меня пронизывающим взглядом, а я хоть и ежился, страха не испытывал.

Все, мой контракт кончился, а значит кончилась власть надо мной Службы надзора. Пару бессодержательных докладов я ему все же сделал, но настоящим стукачом не стал — все благодаря тому, что нас отправили в джунгли, а бриан пошли в наступление, и нашу центурию отрезало от линкора.

Приборчик для связи лежал сейчас на столе между нами.

— Тебе предложили стать десятником, ведь так? — спросил Геррат.

Я кивнул — о да, с пятым классом я могу получить низший командный чин.

— Меня дома ждут, дело такое.

— Тогда конкретно отправляйся домой, — трибун погладил мерзкие усишки. — Переводчик не стали удалять?

Я уныло кивнул.

На эту просьбу мне отказали, и я вынужден был смириться — вся надежда на то, что на Земле эта штука не будет работать, а значит не будет глючить.

— Я научу тебя отключать его, — Геррат улыбнулся. — Вот тут, в ложбине за ухом. Нажми.

Я сделал, как он велел, и когда трибун сказал что-то, его речь прозвучала как мешанина незнакомых слов. Нажал второй раз туда, где под кожей ощущалось небольшой уплотнение, крохотный шарик.

— …в этих обстоятельствах, — конец фразы я понял. — А теперь иди, ты свободен. Помни только, что мы еще встретимся.

«Вот уж нет» — подумал я.

За дверью контрразведчика меня встретил сидевший на полу Котик, здоровый и довольный жизнью.

— Настала пора прощаться, — сказал я, присел на корточки и начал чесать ему за ухом.

Накатила грусть, глаза защипало, я понял, что буду скучать по мохнатому приятелю. Он же в ответ на мою ласку сердито дернул шкурой на спине, потерпел некоторое время, а потом удрал.

Ну что, мне осталось прихватить вещи из казармы, и можно отправляться к порталу.

Но на пути к нашей семнадцатой палубе, на одной из лестниц дорогу мне преградил Диррг.

— Клянусь седалищем Гегемона, я рад тебя видеть живым и здоровым, — пробасил он, и хлопнул меня по плечу.

— Я отбываю сегодня. Увы, ничем не помогу в твоих поисках… Как здоровье?

— Ничего, — сержант-техник и правда выглядел бодрее, сильнее, чем раньше. — Держи, вот тебе то, что ты на своей планете точно не отыщешь.

Он сунул мне в руки сверток, и рот мой мгновенно наполнился слюной — домашние колбаски, пирожки, фрукты, прочая услада для брюха, которую присылали ему из дома. За эти четыре дня я, конечно, отожрался за счет столовки, но на еду пока спокойно смотреть не мог.

— Спасибо.

— Тебе спасибо. Бывай, — он хлопнул меня по плечу, и ушел, растворился в паутине коридоров.

А я отправился в казарму.

Равуду из лазарета пока не вернули, что-то у него нашлось там серьезное, но прощаться с ним я бы в любом случае не стал. Лиргану уже перевели на трибунскую должность в другой когорте, а нового центуриона пока не назначили, благо Йухиро погиб.

И сколько теперь свободных коек в том помещении, куда я впервые вошел пять месяцев назад… Диль, Крыска-Маррна, Азини, Аюльвао, десятки, десятки других, и о чем говорить, если из ста двадцати уцелел сорок один разумный?

Грусть накатила еще с большей силой.

Войдя в казарму, наткнулся на Юнессу.

— Уезжаешь? — спросила она, глядя на меня своими чудесными синими глазами. — Может хочешь напоследок, ага? Нам никто не помешает теперь. Герой побил чудовище.

Да, я могу схватить ее в охапку и отодрать в укромном уголке, и эта мысль отозвалась приятным возбуждением. Лиргана не вмешается, Равуда не предъявит прав на девушку-занга, никто не пикнет.

Но нет, хватит разврата.

— Хочу, но не стоит, — и я обнял Юнессу, за плечи, вполне целомудренно, она под моими руками напряглась, а потом расслабилась. — Ты останешься воевать дальше? Подпишешь новый контракт?

— Вернуться домой, чтобы меня продали в рабство? Да на пальце я их вертела. Останусь, — Юнесса поцеловала меня в щеку, и отошла, а я с печалью посмотрел ей вслед.

Неужели я эту красотку никогда не увижу? Эх, блин!

Следующей оказалась Пира, которая неожиданно повисла у меня на шее и принялась рыдать: я стоял дурак-дураком, гладил девушку по худой спине, а перья ее щекотали мне подбородок и ухо.

— Не уходи, не уходи, — бормотала она. — Ты должен стать нашим командирчиком! Объективно и концептуально лучший!

Ну нет, избавь меня Гегемон от такого счастья.

Пира проревелась, я чмокнул ее и отправился прощаться с Дю-Жхе.

— Ну вот ты и не погиб, — сказал я ему. — Предки не дождались тебя. Как так?

— Однажды Первый Охотник устал от бытия и решил умереть, — начал ферини. — Рассказав о своем намерении родичам, он оставил их в глубокой печали и отправился в Предвечный Лес, не взяв с собой ничего, чтобы сгинуть в пасти одного из чудовищ. Однако Лес не пустил его, деревья сомкнулись и закрыли путь, и Охотник понял, что еще не все сделал в этом мире. Он вернулся домой, к радости жены, детей, внуков, правнуков.

— Но тебе некуда возвращаться, чтоб я сдох, — пробормотал я.

Грусть стала такой сильной, что я ощутил ее как добавку к гравитации, что оттягивала вниз кожу на физиономии, мочки ушей — и как я буду теперь без баек Дю-Жхе, без его порой странных, но экзотичных пословиц, без его ободряющего присутствия?

— Поэтому я останусь тут, — он пожал мне руку и заглянул в глаза. — Возвращайся. Пойдем в Предвечный Лес вместе.

В горле встал комок, я кивнул и зашагал к своей койке — ага, вот он, мой домашний рюкзак, и рядом мнется Макс, темные волосы растрепаны, глаза навыкате растерянно моргают.