Мужской гарем
Шрифт:
Александру тем более рассказывать про Женьку нельзя. Он от ревности озверел в последнее время. Ревнует даже к столбу".
Впрочем, к племяннику Далилу все ревновали: и муж, и сын, и даже любовник.
«И не грех им к сироте ревновать? — удивлялась она. — Неужели я могу бросить сына сестры?»
Никто и не требовал Бонда бросать, всего лишь просили быть с ним построже.
Матвей частенько ворчал: «Либерализм развела, наседка».
Александр с первых ее рассказов возненавидел Евгения. Давно уже слышать о нем не желал.
— Но почему? —
— И видеть не хочу здорового бугая, который сидит на шее у тетки, — отвечал Александр.
И был не прав. Щепетильный Евгений старался родственников не обременять. А ревновали все потому, что безумно любила Далила племянника и скрыть этой любви не могла. Слишком уж она им восхищалась.
Как психолог она понимала, что мужчин раздражают ее восторги честностью Женьки, его благородством, силой воли, умом. Но поделать с собой ничего не могла. Как ни старалась, нет-нет да и выскочит новая похвала. А как не хвалить, если Женька заслуживает.
Разве Бонд виноват, что он настоящим мужиком уродился?
Нет, «виновата» Далила. Она таким воспитала его. И она же не правильную политику повела в семье, не смогла нужным образом близких настроить.
Теперь оставалось одно: пореже вспоминать о племяннике при муже, сыне, любовнике.
В связи с этим мучительно не хватало Галины. И другие подруги были, но тайну доверить Далила только Галке могла. А сейчас остро нужен был дельный совет. Теперь уже одолели сомнения, так ли чист ее Женька?
И в самом деле, с чего Далила взяла, что он все до последней детали ей рассказал?
«А ну, как парень недоговаривает? — всполошилась она. — Или хуже, сам в этом деле замешан, но не хочет тетку пугать и потому по-благому скрывает».
Матвей во сне заворочался. Далила представила, что будет с карьерой мужа, если история просочится в печать, и содрогнулась. Перед глазами замелькали газетные заголовки: «Племянник декана замешан в убийстве!», «Племянник профессора серийный убийца!».
«И Матвея, и меня туда приплетут, — ужаснулась она. — Прессе лишь бы сенсация, а попробуй потом отмойся».
Уверенность, что Евгений не способен на преступление, ее не покинула, но разве хороший поступок криминальным оказаться не может? Тем более в нашей стране. Попробуй, окажи сопротивление толстосуму — вмиг окажешься за решеткой. И плевать всем на то, что ты прав.
«Нельзя в милицию сообщать, — решила Далила. — С девицей сначала надо поговорить. Наедине. Без Женьки. Если увидит она, что ее раскусили, что не собираются ей потакать, может, сама и уйдет. Заодно выясню, не причастен ли Женька».
Мысль о причастности Евгения к убийствам окончательно лишила Далилу покоя. С одной стороны, она видела, что преступница Вета подставляет ее родного племянника. Желание немедленно положить грязным козням конец было неодолимым.
Но с другой стороны, мучил вопрос: а только ли козни здесь? От одного ли благородства печется о посторонней девице Евгений?
Из гостиной донесся бой напольных часов.
— Раз,
два, — шепотом разогналась считать Далила, но осеклась.На двух часах бой прекратился.
«Не так уж и поздно, — вдохновилась она. — К тому же, не до приличий. Если спят, разбужу. С ума ведь сойду, дожидаясь утра. Поеду. Прямо сейчас, — в конце концов решила Далила, вскакивая с кровати. — Если Женька не причастен, на улицу вышвырну эту дрянь своими руками! И пусть он посмеет мне пикнуть!»
Наспех одевшись, она на цыпочках выскользнула из квартиры в осеннюю питерскую промозглость и рысью направилась к гаражу.
Всю дорогу Далила ругала девицу. Из центра города до Просвещения далеко, так что прилично Виолетте досталось, хоть и заочно.
Однако ближе к дому племянника Далила внезапно остыла. Вдруг вспомнилась Галка, малышка ее, и, конечно, возник извечный вопрос: «Что из этой девочки вырастет? Не пойдет ли она по стопам своей матери, беспутной бабенки? А то еще хуже, кого-нибудь шлепнет из огнестрельного, как Виолетта. То-то горя теперь хлебнут ее бедолаги родители. Растили, холили, и на, получай».
От этой мысли Далиле стало не по себе. Она вдруг поняла, что ведет себя непорядочно. А что, если допустить такой фантастический вариант: Вета действительно не убивала? Не виновна она.
Да, история глупая, насквозь детективная, девица явно с три короба Женьке наврала и все же — каких чудес не бывает на свете. Вдруг Вета и в самом деле попала в беду? Вдруг ее подставляют?
Кто после этого она, Далила? Даже не выслушала девушку, не разобралась, а со всех сторон уже ее обвинила. А почему?
Только потому, что так удобней, спокойней. Пошла вон — и вот уже нет никаких проблем. И она пойдет, ночью, беспомощная, напуганная.
Глава 9
«Среди одних мужиков живу, вот и зачерствела, — рассердилась на себя Далила. — Разве это не подленько? Могла бы девушке посочувствовать хотя бы из женской солидарности. Даже если Вета убила своих любовников, то наверняка и они не были ангелами. Скорей всего, сами девчонку и довели. В любом случае прежде надо бы разобраться, а потом уже принимать решение. Евгений, не задумываясь, чужую тайну доверил мне. Он не сомневается в моей порядочности, а я повела себя как последняя сволочь».
Опять мелькнули мысли о том, что она ответственна за судьбу племянника, что обязана чтить его интересы, но Далила все оправдания отмела.
«Можно и интересы чтить, и порядочность соблюдать», — решила она, въезжая во двор Евгения совсем не с тем настроением, с каким покинула дом.
Стремительно взлетев по ступеням, Далила собралась уже позвонить, но за дверью раздался молодой женский голос. Он выражал звонкий сильный протест:
— Пусти!
«Она!» — задержав руку над кнопкой, догадалась Далила.
В ответ прозвучало спокойное и уверенное:
— Не пущу.
«А это Женька, — определила Далила. — Ссорятся. Смахивает на семейный скандал».