Мужской роман

«Пора завязывать!» — твердо решил Игорь и заставил себя снова усесться за стол в кухне.

— Ты мне не рад? — Вера замерла на пороге кухни, почуяв неладное.

— Я теперь ничему не рад, — с деланным безразличием разглядывая собеседницу, заявил Игорь, и самому ему сделалось тошно от этой своей наигранности.

— Бывает, — Вера, видимо, решила не воспринимать меланхолию Игоря всерьез, — Ты только объясни мне, что произошло, ладно? А то я ведь, возможно, волнуюсь за тебя. Звоню, звоню… Дома тебя нету, из «Пробела» ушел, не предупредив… Улыбнись и расскажи мне, в чем дело. Будем думать вместе…

— Вот в этом и дело. На словах — мы вместе. А на деле — каждый сам за себя. Впрочем, так, наверное, живут все люди… — потом Игорь непроизвольно смягчился, — А ты действительно звонила?

Игорь вспомнил, что вчера вечером отключал телефон и, кажется, забыл включить его сегодня. Поэтому Вера и не могла дозвониться…

— Конечно, звонила, — Вера, на этот раз не спрашивая, налила себе чаю и приземлилась напротив Игоря. Глаза её оживленно поблескивали, — Там, в «Пробеле» такое творится, а ты ушел. Пропустил самое интересное…

— Знаешь, мне больше не интересно, что творится в «Пробеле». Человек — существо эгоистичное. Интересоваться окружающим он может, только если внутри его самого порядок…

Вера недоуменно склонила голову.

— Да что с тобой? Во-первых, мы же вроде собирались самосовершенствоваться и отказываться от эгоизма и прочих неестественных для человека качеств… Ты же сам это в слова оформлял… Во-вторых, на любой внутренний беспорядок найдутся свои методы уборки… Давай наведем внутри тебя чистоту…

— Вот именно. Чистоту, — скорее самому себе, чем Вере, проговорил Игорь, — При желании грязь можно заметить во всем. Идеальная чистота — отсутствие всякой грязи. Значит, идеальная чистота — это пустота, — тут Критовский снова вспомнил о Вере, — Отсутствие тебя, например, существенно приблизило бы состояние моего внутреннего порядка.

Тяжелая пауза нелепой кляксой испортила красоту сказанного. Игорь хотел договорить, довести мысль до конца, но сломался… Вроде и говорил, то, что должен бы думать, вроде и правильно говорил, но… как-то так нелепо все это прозвучало. Даже не глупо, а зло, бессмысленно. Будто бы обиженный жестокий глупец говорит наобум, не считаясь с последствиями сказанного и переживаниями близких.

— Игорь, ты говоришь серьезно? — Вера замерла в полуулыбке, не веря в услышанное и не понимая его.

— Я и сам не знаю, — Критовский вовремя опомнился, — Просто не могу так больше… Раньше казалось — моя вина. Затянул свою резину с Марийкой — вот и казнишь ты меня безжалостно своим недоверием. А теперь что? Я все от себя зависящее сделал, а оно по-прежнему…

Вера наморщилась, помотала головой, будто бы пытаясь прогнать из ушей услышанный маразм. Она не притворялась. Услышанное и впрямь казалось ей невообразимым бредом.

— Постой, — она заговорила как-то настороженно мягко, будто вливала болеутоляющее, — Да разве враг я тебе? Разве могу сознательно казнить или миловать? Если чем-то задела, так ведь на то мы и родные люди, чтоб разговаривать… Ведь ты в этом сам меня убедил…

Игорь чуть не взвыл. Да! Да, он убеждал, что сила в умении все обсудить… Но как же объяснить теперь Вере, что есть такие ситуации, где сила эта бессмысленна? Где требуется не положительный ответ на просьбу, а самостоятельное нахождение этого ответа. Ведь если Игорь сам заведет разговор о Сане («Красиво звучит: «о Сане и сыне»», — мимоходом отметил Игорь.), то никогда не сможет себе простить этого своего вмешательства. Никогда не отделается от унизительного ощущения, что выступал в роли просителя, или, еще хуже, в роли тирана со своими ультиматумами. Как объяснить Вере, что единственное спасение сейчас — это её добровольная откровенность. Её собственное решение налаживать ситуацию… Пусть только решит, пусть только расскажет, доказав, что Игорь для неё — это всерьез. Но, увы, невозможно объяснить это, самому не затронув темы. Невозможно заставить человека чувствовать так, как человек этот не привык. А Игорю так было сейчас нужно, чтобы Вера чувствовала и говорила о своих чувствах. И тогда бы он, Игорь, нашел бы в себе силы пойти этим её чувствам на уступки…

«Угу, как глупая баба» — сам себя пресек Игорь, вспоминая старый анекдот, где женщина говорила о муже: «Хай он диктует. Только, хай он диктует только то, что мне нужно!»

— Игорь, — тихонько позвала Вера. Она сидела, поджав ноги и уместившись вся в квадратике табуретки. Следила, ставшими вдруг зеркальными, глазами. Выжидала, пока Критовский опомнится. Ждала ответа. Не дождалась, решила спросить еще раз, — Игорь, о чем ты говорил? Как это «по-прежнему»?

— Тоскливо… — невнятно пояснил Игорь.

Еще немного помолчали. Продолжать играть роль насупившегося обиженного дурака Игорь больш не мог. На объяснения не хватало сил и полномочий.

— Ладно, — Критовский решил временно отойти от главного, — Что там “такого” творится в твоем “Пробеле”?

Вера перестроилась мгновенно. Засияла глазами, вспонив об интересном.

“Как ребенок,” — восхитился Игорь, — “Увидела новую игрушку, и забыла тут же о всех своих предыдущих горестях. Эх, мне бы так.”

— Ты слушаешь? — Вера легко полскочила и в лицах принялась рассказывать о происшедшем.

“Как ожила она за последнее время. Как открылась. Будто и не было никгда её замкнутости и скованности. А я вот, наоборот, гляжу только внутрь себя. Правда, там у меня сейчас такое крушение миров, что откровенно есть, за чем наблюдать…”

— Только я заметила, что ты исчез, и собралась уже впасть в депрессию, как вдруг в “Пробел” приехали Орлики. Ни на кого не смотрят, ни с кем не здороваются, Вась-Вася жестами в кабинет выманивают. Ну Палюрич, ясное дело, бросает клиентов, следует за учредителями. Я ужасно хотела не подслушивать… Но тут, как назло, мои клиенты заторопились и ушли… А меня Антон попросил на склад сбегать бумаги принести… В общем, голова моя самопроизвольно притянулась к розетке.

Игорь, наконец, улыбнулся. Вера, завидев, что попытки разрядить обстановку начинают приводить к успеху, продолжила еще более оживленно:

— Стою это я в самой что ни на есть неприличной позе, самым что ни на есть неприличным делом занимаюсь и слышу такое… — тут Вера посерьезнела, — Это я тебе сейчас все так радостно рассказываю. А тогда, признаться, у меня даже желание схватить огнетушитель и ворваться в кабинет появилось.

— Зачем? — не понял Игорь.

— Полить хорошенько этих Орликов, чтоб подостыли и опомнились, — мечтательно протянула Вера, — Понимаешь, они отчитывали нашего ВасьВася, как мальчишку. И то, говорят, неправильно, и это… Прибыли “Пробела” не растут… А главное, кричат, мол, чтобы уладить конфликт с органами им, бедненьким, кучу денег выложить пришлось. И грозятся эту сумму в качестве личного долга на Палюрича повесить.

— С какой стати?

— Оказывается, он им за несколько дней до прихода проверки рапортоввал, что в “Пробеле” все в порядке, и никаких проблем с органами не возникнет.

— Правильно рапортовал, — Игорь вспомнил, что обсуждал эту тему с ВасьВасем, — Потому что Палюрич договорился со своим приятелем. Тот обещал прикрыть в случае любых неприятностей. Сейчас так все работают. Это и имелось в виду под “все в пордяке”.

— А Орлики восприняли это “все в порядке” так, будто проверке не к чему придраться будет. Они думали, что весь софт — уже лицензионный стоит, и все-такое…