Мужья на блюдечке

— Дерзишь, девочка? — будто только этого от меня и ждал, зашипел брюнет.

— Ничего страшного, — сделал шаг в сторону блондин, будто уступая мне дорогу, — к вечеру этого дня мы лично познакомимся с ними. Как звать твоего отца? Как нам найти его?

Я воспользовалась "приглашением" и прошла вглубь комнаты. Я даже в открытое окно сейчас сиганула бы, лишь бы быть от них подальше. Но, к счастью, все окна были закрыты.

Кто мой отец? Этот, казалось бы, невинный вопрос поверг меня в ступор. Я знаю, что мое появление очень обрадовало Каприсуэль. Но кем она приходится мне? Этого я не знала. Дэниэл и Лиам… На роль отцов, да и братьев они вовсе не тянут. И если Лиам встретил мое появление, я бы сказала, с интересом, то Дэниэл явно был напряжен. И все же, у меня не было сомнения, что именно они все и были моей семьей. Но не рассказывать же это все малознакомым мужчинам?

— Тебе нечего бояться. Мы дали друг другу клятвы. А совсем скоро мы соединимся по-настоящему…

Я даже споткнулась, услышав такое утешение.

— Вы что, меня совсем уж за дурочку принимаете? — я подошла к странному возвышению, укрытому пышным балдахином. Этот балдахин крепился на массивных опорах и спадал на пол множеством складок. — Какие клятвы? Я даже имен ваших не знаю.

Между тем, я откинула полог и еще какое-то время рассматривала странное нечто, похожее на … ложе. Я совершенно точно знаю, что никогда в жизни, ни до, ни после потери памяти такую конструкцию не видела.

— Нравится? — тоном искусителя прошептал брюнет и легонько толкнул меня. Ну как сказать, легонько? Его рука словно горячий нож через масло прошла сквозь мое тело. Я же при этом ничего не почувствовала. Но! Испугалась, дернулась и едва смогла удержать равновесие. А затем радостно засмеялась — все же, это сон! И дотронуться до меня они не смогут.

— Кстати, я — Найвен. А это — повелитель укротителей драконов и одновременно — мой старший брат — Креззо.

Этот Креззо, склонив немного на бок голову, смотрел на меня так, будто я тут же должна была пасть ниц перед ним.

Отсутствие восхищения в моем взгляде его явно расстроило, он сделал ко мне быстрый шаг и плавно поднял свою руку. Я видела, как вокруг его ладони зажглось бледное серебристо-голубое сияние, чем-то отдаленно напоминавшее свечение и моих ладоней. Не прикасаясь, он провел ими вверх, вдоль моей руки. Прохлада, исходившая от его серебристой ауры, словно легкое перышко, прошлась по вене на шее, по щеке, по векам.

Это было и волнительно, и странно. Ново и завораживающе. Страшно и… так не хотелось, чтобы он прекращал эту невесомую ласку. Возможно, я бы отскочила от него подальше, если бы не видела, что и его это не оставило равнодушным. Его темные, словно покрытые инеем глаза вдруг закрыло поволокой, мне казалось, что я даже слышу, как ускорилось его ледяное сердце.

Я прикрыла глаза, ощущая, что Найвен оказался за моей спиной. Слишком, ой, слишком близко. Мне даже не надо видеть — я чувствовала его, как блуждающую шаровую молнию, от которой волосы встают дыбом.

— Мы — твои Суоми, как и ты — наша, — словно черт, нашептывал на ухо брюнет, — и пусть сегодня я не могу к тебе прикоснуться, завтра все изменится.

Ой ли… И все же я отказывалась открывать глаза, наслаждаясь моментом и их странными прикосновениями. Мне казалось, что и моя аура тянется к ним, принимает огонь и лед их прикосновений. Как было бы здорово ощущать не только эту ласку, не только видеть или слышать их, а еще и чувствовать их запах. Как они пахнут? Свежестью или терпкостью дерева? Почему в своих снах я совершенно не слышу запахи?

Я чувствовала, как жар, опаливший грудь, живот и каждый сантиметр моего тела, остужается прохладным дуновением, чтобы вновь вернуться и начать заново этот безумный танец. Это было похоже на какую-то искусную охотничью тактику. Я чувствовала себя жертвой, отдавшейся им почти по своей воле, которая уже обречена, а хищники просто играются, наслаждаясь процессами, и оттягивают тот момент, когда придется поставить точку.

Но в то же время душу скребло и дергало — пора просыпаться! А так не хотелось…

И вдруг дикая боль чуть не разорвала мне грудину. Еще удар. И еще. Сильный, болезненный, заставляющий звенеть нервы и искрить от перенапряжения.

— Суоми! — истошный женский крик вызывает в голове замыкание…

10. Возвращение

Удары из ниоткуда сыплются на меня один за другим. В грудь, доставая до самого сердца, мечущегося в агонии, словно загнанная птица.

Слышу далекий шепот одного из красавчиков:

— Подожди… Не исчезай…

Во все сгущающейся темноте вижу (или показалось?), как взметнулась сапфировыми брызгами аура Креззо. И тут же взорвалось алыми всполохами сияние вокруг Найвена. Из меня же будто душу вынули, хорошенько ее помяли и назад засунули.

Темнота и жуткая тишина заполнили мир вокруг меня. И только «Врешь, не уйдешь!», произнесенное запыхавшимся женским голосом предупредило меня, что сейчас вновь последует вспышка боли.

Устало открываю глаза, прогоняя тьму и муть — и вижу Нолу… С жуткой гримасой на лице она поднимает надо мной сжатую в кулак ладонь.

— Еще раз тронешь, убью, — нахожу в себе силы прошептать и еле успеваю откатиться в сторону. Ее удар вскользь прошелся по плечам, хребту.

И вдруг она как заорет:

— Жива! Жива! — она хватает меня за плечи и тянет на себя.

Я же вцепилась ладонями в бортик саркофага, и пытаюсь перевести дыхание, сопротивляясь ей из последних сил.

Все-таки ей удалось выковырять меня из саркофага. Нола прижала меня к себе так, что казалось, вот-вот затрещат ребра. Она раскачивалась вместе со мной из стороны в сторону и, не переставая, бормотала:

— Жива! Жива!

— Ты чуть меня не убила. А сейчас — удивляешься?

Мне было так обидно, что непрошенные слезы сами потекли из глаз.

— Я заводила твое сердце. Кажется, оно остановилось.

— Кажется? — мне, наконец-то удалось вырваться из ее объятий, и я посмотрела ей в лицо.

На нем чувства сменяли друг друга с огромной скоростью — страх, переживание, радость и, наконец, усталость.

— Я не уверена. Но проверять у меня не было времени. Вот твои предшественницы точно так же засыпали, и потом не просыпались.

— Подожди, подожди, — замотала я головой, выбираясь из саркофага. Одеяло, так полюбившееся мне, я прихватила с собой. — Какие-такие предшественницы? И как это «не просыпались»?

Женщина посмотрела на меня долгим тягучим взглядом, будто размышляя: рассказывать или нет. Наконец, решившись, она позвала меня за собой:

— Пойдем, Суоми.

Она повела меня к тем саркофагам, в которых спали несколько девушек. Переходя от одного к другому, она любовно проводила рукой по стеклу, будто гладя и лаская их, а в глазах горела грусть и обреченность. Только теперь я поняла, что она уже пожилая женщина. Если коротко стриженные седые волосы ее и можно было принять за дань моде, то густая сеточка морщинок, залегших вокруг глаз говорила о ее преклонных годах.