Музпросвет
Шрифт:
Во второй половине 60-х выступления Аркестра Сан Ра превратились в так называемые «cosmo dramas»: мультимедийные хеппенинги с проекцией фильмов, световыми эффектами, чтением стихов, распеванием хором, с танцами, хождением по залу и оглушением зрителей атональным ревом саксофонов со всех сторон. Музыканты использовали огромное количество самых разных инструментов, Аркестр грохотал и сиял, музыка становилась экстатической и ритуальной. Правда, европейские критики были разочарованы, когда вначале 70-х Сан Ра все-таки добрался до Европы. Космическая драма показалась им самодельным цирком, ничего похожего на мистические древние или тем более африканские ритуалы. А что касается музыки, живой Аркестр явно перебирал с фри-джазовым грохотом и хаосом. Критики были изумлены, что во время концерта Аркестр
Музыка Сан Ра какое-то время еще погрохотала, но потом в нее стали возвращаться джазовые стандарты, а также блюз и свинг, из записей выветрилась всякая психоделика.
Космическая пропаганда Сан Ра оказала влияние на позднего Джона Колтрейна, а также на Джорджа Клинтона. Космический фанк Клинтона — римейк космической музыки Сан Ра. Есть большое искушение предположить, что и космические темы Pink Floyd, а значит, и спэйс-рок 70-х, восходят к Сан Ра, тем более что Сид Барретт знал и ценил позднего Колтрейна. Однако Барретт не фиксировался именно на космосе, британские космические настроения пришли из научно-фантастических романов и космических телесериалов.
Тенор-саксофонист Элберт Эйлер занимает особое место в истории фри-джаза. С точки зрения консервативного джаза Эйлер был наивным дикарем, если не шарлатаном. Он гнал очень громкий, мощный и воющий саунд, который шокировал тех, кто слышал его впервые. В музыке Эйлера было что-то архаичное, что-то предшествующее джазу и вообще высокой музыкальной культуре. Казалось, что это поток анархического и душеразрывающего рева, начинающего историю музыки с нуля.
Шаман Элберт Эйлер скончался при невыясненных обстоятельствах в 1969-м, его тело было найдено в реке.
После 1964-го и Джон Колтрейн ушел во фри-джаз. У Колтрейна мощный, тягучий саунд, Колтрейн невероятно виртуозен и пафосен.
В 1965-м он с большим составом музыкантов записал две сорокаминутные версии коллективной импровизации. Пьеса называется «Ascension» («Восхождение»). Похоже на римейк «Free jazz» Орнетта Коулмена. У Колтрейна получился торжественный и монументальный поток космического хаоса. Наука, однако, утверждает, что это не фри-джаз, а сложно устроенный модальный джаз: музыканты играют в четырех параллельных слоях, каждый слой — в своей тональности.
Последний эпизод в американском фри-джазе 60-х годов связан с деятельностью квартета Art Ensemble Оf Chicago. Три духовика и басист использовали массу ударных инструментов, играли, перемещаясь в пространстве, импровизировали, смешивая джаз, псевдоэтническую, большей частью африканскую, музыку и что-то популярное. Они кричали, пели, неожиданно меняли направление музыки, разбирали ее на части и валяли дурака. Музыкальные хеппенинги Art Ensemble Of Chicago, фактически импровизированные коллажи из пародий на чужую музыку, звучали одновременно радикально, иронично и очень трогательно. В США они никого не интересовали. Группа уехала в Париж, где в 1969-м записала несколько альбомов. Потом Art Ensemble Of Chicago обзавелись настоящим барабанщиком, и их музыка стала куда более дисциплинированной.
В США свободный джаз был совсем не популярен, если не считать известность в кругах нью-йоркской богемы. В Европе же американские фриджазисты пользовались успехом, кстати, и лейбл ESP продавал свои диски именно в Европе.
Возник, разумеется, и европейский фри-джаз. Немецкий тромбонист Альберт Мангельсдорф (Albert Mangelsdorf) так охарактеризовал тогдашнюю ситуацию: на волне свободного джаза в джаз пришло новое поколение музыкантов, до того к джазу не имевших отношения. Старый джаз был им не очень понятен и не очень интересен. Их привлекли разговоры о свободе и о наступлении якобы новой эпохи. Некоторые из них были откровенными дилетантами, не знавшими нот и не владевшими своими инструментами, другие понабежали из сферы академической музыки. Их музыка продолжала какие-то тенденции академического авангарда, но к джазу отношения не имела. Мангельсдорф считал, что свободный джаз вырос
на питательной почве обычного джаза и, чтобы играть свободный джаз, нужно блестяще владеть приемами традиционного джаза, играть свинг, свободно двигаться в гармонических схемах и знать структуру наиболее распространенных ритмов. Свободный джаз появился далеко не на пустом месте, в любом случае, не из идеи, что музыка свободна и отныне всем все позволено. Мангельсдорф пишет о том, что крайне важно умение закруглить пассаж, завершить музыкальную форму, и это непросто; а пресловутая «открытая форма», зависнувшие, никуда не ведущие концы и хвосты получаются сами собой, никакой заслуги в бессвязности нет.Один из ранних примеров радикального европейского фри-джаза — альбом Петера Бретцмана (Peter Brotzmann) «Machine Gun» (1968): костоломный сверхскоростной шквал непрозрачного нойза, в котором утонули отдельные инструменты. Это хэви-метал, сделанный из Джона Колтрейна. Играют восемь человек, то есть это сдвоенный ансамбль, два басиста, два ударника и так далее.
Фри-джаз 70-х и 80-х, скажем выпускаемый итальянским лейблом Black Saint, приютившим многих американских фриджазистов, виртуозен, академичен, отлично записан и полон клише.
Свен-Аке Йохансон (Sven-Ake Johansson) — швед, но жил и работал в Западном Берлине; он записал огромное количество импровизационной музыки, но до сих пор остается не очень известной фигурой. В конце 60-х — начале 70-х его ансамбль назывался Moderne Nordeuropaische Dorfmusik — «современная североевропейская деревенская музыка». Выражение «западно-берлинская городская музыка» употреблялось тоже. На обложке своей грампластинки музыканты называют себя «коллективом для эстетического и коммуникативного исследования».
Свен-Аке однажды описал свою музыку как «эксперимент с динамическими колебаниями». Собственно, он употребил немецкое слово Schwingungen — «колебания», «вибрации»; несложно заметить, что оно родственно хорошо знакомому английскому слову swing.
Тут можно чуть задержаться и обратить внимание на эту пару слов: свинг и Schwingungen.
Свинг — это разгадка традиционного джаза. Когда музыка свингует, она тянет за собой, она заставляет прихлопывать себе в такт рукой или притопывать ногой. Джазисты старой школы считали, что даже самый современный джаз должен свинговать, то есть закругляться, нести на себе, энергично раскачиваться. А без этого музыка разваливается, становится немузыкой.
Слово Schwingungen из совсем другого ряда. Это колебательное движение веревки, это электромагнитные волны, это вибрация космоса. Кажется неслучайным, что практически одновременно с тем, как на Ямайке пошла речь о вайбе, о вибрации, в Западном Берлине стало употребляться слово Schwingungen. Причем далеко не только в отношении джаза. В конце 60-х в том же Западном Берлине на волне импровизационного психоделического рока возникла группа Tangerine Dream, крайне озабоченная этими самыми волнами. Слово Schwingungen встречается и среди названий пьес Kraftwerk, так же называлась и радиопередача, посвященная электронной и космической музыке кёльнской радиостанции WDR.
Не интенсивные и компактные раскачивания и прыжки свинга, но дрожание, бурление и даже кипение на одном месте, а если изменения, то медленные и нерезкие.
Уже одним этим интересен джаз Свена-Аке Йохансона: он был непосредственным предшественником космической музыки Tangerine Dream, идея электронной музыки на самом деле была сформулирована и опробована еще в свободном джазе.
Обычно рецензии на выступления Moderne Nordeuropaische Dorfmusik были ругательными: это длинная монотонная мясорубка, мнущая и ломающая музыку и саунд. И действительно, эта музыка длинна, растянута, изменения в ней накапливаются нескоро. Она состоит из медленно движущихся акустических блоков, это своего рода глетчер, который кажется неподвижно и тяжело лежащим на склоне горы, но на самом деле он неостановимо движется вперед. В глетчере — на его поверхности, по его краям, даже внутри него — много посторонних элементов: камней, скал, пыли, песка. В музыке Свена-Аке Йохансона тоже много посторонних элементов, немузыкальных звуков и шумов.