Музыка Бенгта Карлссона, убийцы

— Почему окно открыто?

Робин закатил глаза.

— Может, потому, что я забыл его закрыть?

— А зачем ты его вообще открывал, на улице так ветрено?

Робин снова вернулся к своей обычной манере общения и бросил на меня взгляд, в котором читалось: «У тебя еще есть такие же интересные вопросы ко мне?» Я понял, что он хотел сказать, подошел к окну и закрыл его. Выходя из комнаты, я увидел, что сын снова садится за компьютер, и уже через несколько минут он разговаривал с кем-то по скайпу. На кухне я поставил на плиту кастрюлю, чтобы сварить горячий шоколад — как делал каждый вечер.

Горячий шоколад был привычкой, от которой я так и не смог избавиться. Робин проводил очень много времени сидя, и это уже начало сказываться на его фигуре — над поясом брюк нависал небольшой животик. Но я все равно каждый вечер варил горячий шоколад и клал каждому из нас на тарелку по три печенья.

Мы делали так с тех пор, когда он был еще совсем маленьким. С четырех лет мы следовали этому ритуалу: перед тем, как уложить Робина в кровать, мы втроем садились за кухонный стол, пили шоколад и болтали.

Я не мог заставить себя от этого отказаться, даже когда чашек на столе осталось всего две, и чаще всего мы сидели с ним в полном молчании. По крайней мере, мы сидели вместе. Когда была жива Аннели, мы ставили на середину стола зажженную свечу. После ее смерти я как-то тоже попробовал, но это было так похоже на бдение у гроба покойника, что я решил не повторять подобных попыток.

Когда шоколад был готов, я позвал Робина. Мы молча хрустели печеньем и пили шоколад, а ветер продолжал завывать за окном, проникая в дом сквозь щели. Я подушечкой пальца собирал со стола крупинки сахара и слизывал их, когда вдруг Робин неожиданно спросил:

— Ты знаешь, что в нашем доме когда-то жил убийца?

Мой палец замер на полпути ко рту:

— О чем ты говоришь? Какой убийца?

— Самый настоящий. Его кровать стояла как раз там, где сейчас моя.

— Что за убийца и кого он убил?

— Детей. Он убивал детей. А его кровать стояла там, где сейчас сплю я.

— Откуда ты это взял?

Робин допил шоколад, и я с невольной нежностью заметил у него над губой шоколадные усы. Когда я попросил их стереть, он сказал:

— Я слышал.

— От кого?

Робин пожал плечами и, встав из-за стола, поставил чашку в раковину.

— Погоди, — окликнул я его, — что это значит?

— Ничего. Я просто сказал.

— Не понимаю… может, ты хочешь, чтобы мы передвинули твою кровать?

Робин, сдвинув брови, обдумал мое предложение и ответил:

— Нет, все хорошо. Убийца же умер, — с этими словами он оставил меня наедине с пустой чашкой и ветром. Я долго сидел и разглядывал разводы шоколада на донышке, как будто пытался что-то в них прочитать.

Он убивал детей. Его кровать стояла там, где я сейчас сплю.

Телевизионная антенна начала гудеть; так бывало всегда, когда ветер дул в определенном направлении. Казалось, будто сам дом стонет и зовет на помощь.

Этой ночью мне было трудно уснуть. Завывания ветра вкупе со странными фантазиями Робина прогнали сон, и я всю ночь кашлял, ворочаясь с боку на бок в своей узкой кровати.

Семейная кровать из нашей с Аннели прошлой жизни первой отправилась на свалку, когда я готовил вещи к переезду. Ночь за ночью я мучился на ней от бессонницы и мне все казалось, что голова любимой по-прежнему лежит у меня на груди.

Теперь я спал в простой односпальной кровати, но все равно иногда в полусне я протягивал руку, чтобы ее коснуться, натыкаясь на пустоту за краем кровати.

— Аннели, — прошептал я, — что мне делать?

Ответа не было. За окном пошел мокрый снег, ветер бросал его пригоршнями в окно, и звук напоминал шлепанье маленьких мокрых ножек по стеклу. Я встал с постели, накинул халат и решил сесть за компьютер — полазить в Интернете, пока не устану и не захочу спать.

Открыв экран, я увидел незаконченный вечером документ. Я снова перечитал резюме, в котором перечислялись мои обязанности в овощном отделе гипермаркета, опыт общения с поставщиками, умение контролировать качество продуктов, навыки социального общения и… Что за черт?

Я не помнил, как писал последний абзац, и он совершенно не соответствовал остальному тексту. Я прочитал его еще раз.

За три года работы во фруктово-овощном отделе в мои обязанности, помимо всего прочего, входило общение с мертвецами через записки, и как может человек это вынести?

По дому гулял пронизывающий сквозняк, и я, сидя в одном халате и читая эти слова, начал дрожать. Общение с мертвецами через записки. Я понимал, какие именно записки имеются в виду, но почему мне в голову пришла эта мысль?

Я теряю разум. Очень скоро я начну петь дуэтом с антенной.

Я почувствовал острое желание разбить компьютер на мелкие кусочки, но собрался, стер последний абзац и попытался его переписать.

На следующее утро то, что случилось вечером и ночью, казалось дурным сном. Ветер стих, и сквозь разрывы в облаках пробивались лучи солнца. Когда я привез Робина в школу, он — перед тем, как выйти из машины, — вдруг крепко обнял меня. По дороге на работу я включил радио и был вознагражден песней Колдплей «Да здравствует жизнь».

Я постукивал пальцами по рулю в такт музыке и пытался убедить себя, что виной всему мое одиночество, тоска и тревога за Робина. Именно в них таится причина того, что реальность ускользает от меня. Просто нужно собраться. Жизнь может наладиться, стоит только скинуть старую кожу и принять все как есть. Теперь я буду прикладывать к этому все силы.

Все утро я занимался фруктовыми прилавками, кое-что меняя в них, потому что наступила пятница. Я развесил объявления о сегодняшней промоакции: пятьдесят крон за полный пакет фруктов на ваш выбор, и еще пакет вы получаете в подарок.

Калле Гранквист ходил на обеденный перерыв в то же самое время, что и я. Мы сидели в комнате персонала и болтали. Калле работал в магазине с самого его открытия в восемьдесят девятом, и на будущий год его ждала пенсия. А еще он интересовался местной историей, и я воспользовался возможностью расспросить его о том, чего не знал сам.

— Кстати, а ты не знаешь, кто жил в нашем доме раньше? До нас, — спросил я, налив себе чашку кофе. Калле почесал короткую седую бороду и ответил:

— Бенке Карлссон.