Музыка дождя

Анна собиралась утром поработать. На Розмери-Драйв сейчас и без нее достаточно народу. Она приедет туда к трем, когда туда прибудет банкетная служба, чтобы помочь маме проследить за ними. Она умоляла Хелен не приезжать раньше пяти, когда церемония официально начиналась. Стоило только представить Хелен в одной комнате с профессионалами, которые занимались подготовкой, как ей становилось не по себе.

Хелен была в последнее время не в форме из-за проблем в монастыре. Кажется, остальные члены сообщества не хотели, чтобы Хелен принимала обет и становилась одной из них. Это то, что смогла понять Анна. Хелен, конечно, ничего этого не понимала, она лишь говорила, что это временные неприятности.

Анна вздохнула. Если бы она состояла в религиозном сообществе (это, конечно, было последним местом на земле, где она хотела бы очутиться), то меньше всего она хотела бы разделить эту обитель с Хелен. Присутствие Хелен всегда влекло за собой несчастье. Пару раз она заходила к Анне в магазин и, конечно, толкала стопку книг, которую никто до нее даже не задевал. В другой раз она смахнула кассовый аппарат и разбила монитор. На ее пальто кто-нибудь всегда проливал кофе. Анна надеялась, что Хелен не слишком часто в этот вечер будет говорить глупости.

Но что такого ужасного она могла сказать? Она могла бы сказать что-то про Брендона, например, «Как здорово, что мы заставили его вернуться»… Это было не так на самом деле, но папа бы подумал, что это правда. Или что папа ушел от Палаццо и теперь работает с премилым пакистанчиком. Хелен была единственной из окружения Анны, кто употреблял слово «пакистанчик» или «глазастенькая». Да, она могла бы назвать глазастенькой Ренату Квигли.

Анна босиком прошла на кухню, чтобы сделать себе чашку растворимого кофе. Вот еще один плюс ее одинокого существования. Кофе должен быть настоящим, молотым в кофемолке, от которой голова раскалывалась. Она бы не хотела всю жизнь прожить одна, но с каждым днем видела все больше и больше положительного в том, что не живет больше с Джо Эшем.

Он ушел так же легко и вежливо, как и пришел. Он поцеловал ее на прощание в щеку и сказал, что она раздула слона из мухи. И еще он сказал, что будет скучать по ней, взял достаточно ее дисков и дорогое покрывало, которое она покупала. Она молча смотрела, как он сворачивает его.

— Ты же мне его подарила, не так ли? — спросил он, улыбаясь.

— Конечно, Джо. — Не будет же она спорить из-за покрывала. Только из-за другой женщины в ее кровати.

Джуди всегда умела успокаивать.

— Я всегда рядом, позвони, если тебе надо поговорить. Я выслушаю. Не звони ему, если тебе просто будет одиноко, звони, только если захочешь вернуть.

Друзья — это счастье, думала Анна, это настоящее сокровище. Друзья понимали, когда она увлекалась кем-то, ждали, пока это увлечение пройдет. И оно почти прошло.

И она не собиралась никем увлекаться еще долгое время. Кен Грин понимал это. Он говорил, что хочет подождать, пока тошнотворный запах одеколона Джо Эша не выветрится из спальни. Кен был очень смешной. Он хорошо ладил с ее отцом, что было странно. Еще он убедил папу и мистера Пателя взять на продажу несколько его книг, если для них найдется место. Конечно, место нашлось, ведь папа и мистер Патель собирались расширяться. Они намеревались открыть в округе книжный магазин. Кен даже предложил Анне открыть еще один в партнерстве с ними.

— Слишком близко к дому, — сказала она.

— Возможно, ты права. — Кен не спорил. Если Джо всегда соглашался, чтобы не спорить, то Кен — потому что он так думал. Она даже почти пригласила его на празднование серебряной свадьбы, но потом решила, что не стоит афишировать их дружеские отношения. Мамины приятели начнут перешептываться, а бабушка О’Хейген захочет узнать подробности, которых не было.

Брендон прибыл в Лондон рано, но как раз в час пик. Он стоял и смотрел минут пятнадцать на то, как двигалась суетливая толпа: кто успевал вскочить в автобус, кто — на поезд; одни быстро сбегали по лестнице в метро, другие нетерпеливо стояли в очереди за быстрым завтраком. Они думали, что работа, на которую они так спешили, была важнее всего. И этого для него желали родители: чтобы он бежал из Розмери-Драйв на поезд до Бейкер-стрит, а потом куда-нибудь сюда. И все для того, чтобы говорить, как он успешен.

Брендон знал, что не должен расстраиваться, чтобы не сказать вслух, что он думает на самом деле.

Он вспомнил, что Винсент посоветовал ему купить приличную одежду.

— Хороший костюм тебе всегда пригодится, — сказал он.

— Нет, только не костюм. Я никогда не носил костюма.

— Так одевались мы в молодости. Тогда отдельный пиджак и брюки.

— И бабочку?

— Нет, бабочку не надо, не такое уж это торжество. Просто темный пиджак, например темно-синий, и светлые брюки. Уверен, ты их наденешь на следующую дискотеку.

Дядя выдал ему денег. Купить что-то приличное из одежды было святым делом. Он написал Анне, рассказав, сколько сможет потратить. Он надеялся, что она не будет смеяться над ним.

Анна ответила. Ее письмо было написано с юмором и благодарностью. Она посоветовала посетить магазины «Маркс энд Спенсер» или «Си энд Эй» или любой другой магазин в центре на Хай-стрит. Она сообщила, что будет в платье и пиджаке в морском стиле, потому что это должно понравиться маме, хотя сама она это не любила. Анна написала, что посоветовала Хелен не кутаться в монашеские одеяния, поскольку никто из Ватикана на церемонии присутствовать не будет. Но Хелен, конечно, оденется как обычно.

Морин Бэрри вышла из «Сэлфриджеса». Ей показалось, что она видела Брендона с огромным пакетом из «Маркс энд Спенсер», словно он скупил половину магазина. Но потом она решила, что это было смешно. В Лондоне двенадцать миллионов жителей, почему она должна встретить человека из семьи, о которой думала. И насколько она знала, мальчик все еще жил на западе Ирландии, у них не ладились отношения. Это ей мама рассказала незадолго до смерти. Она сказала, что Эйлин О’Хейген не распространялась, но правда была в том, что их сын сбежал в то место, откуда в свое время удалось вырваться его отцу, откуда сбежал и Фрэнк. Морин говорила себе, что надо быть благоразумной. Даже если мальчик и приехал в Лондон, он был бы сейчас в Пиннере и помогал бы накрывать на стол. Она должна перестать думать, что Лондон был как на ладони, как она считала в Дублине. Еще одним утром ей показалось, что она увидела мать Дейдры в гостинице, и она только собиралась подойти и поздороваться, как к той подошел странный мужчина в свитере с ярким рисунком. Возможно, ей пора купить очки. Она улыбнулась, когда вспомнила, как раньше они с Дейдрой говорили, что, когда приедут в Лондон, им надо будет обзавестись вставной челюстью и очками. Теперь пришло время купить хотя бы одно из двух.

Морин подумала, что вернуться в Лондон было здорово. В душе у нее была весна, а в сумке — три кредитные карты. Она собиралась пройтись по магазинам, чтобы посмотреть разные коллекции. И если ей понравится, то она сможет купить, что захочет. Она шла в облаке ароматов дорогих духов, которые купила в «Сэлфриджесе». И своему отцу она там купила красивый галстук. Он ему пойдет. И еще он будет рад, что она решила сделать ему подарок.

Хелен Дойл сидела на кухне Сент-Мартинса, грея руки о чашку чаю. Утро было не холодным, но солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь занавески, не грели ее. По другую сторону сидела сестра Бриджит. Остальные ушли. Они знали, что ситуация накаляется, и разошлись по своим комнатам или занялись работой.

Желтая кошка с переломанной лапой посмотрела на Хелен доверчиво. Хелен нашла ее и сделала что-то наподобие гипса, чтобы та могла ходить. Остальные считали, что кошку надо отнести в приют, но Хелен говорила, что она может пожить и у них, она немного ест. Но это было еще одним знаком присутствия Хелен в доме и еще одна забота. Невозможно было надеяться, что Хелен станет убирать за кошкой всегда. Кошка требовала, чтобы ее гладили, она вытягивала и прогибала спину. Сестра Бриджит отнесла кошку в сад. Потом она вернулась и села напротив Хелен. Она посмотрела прямо ей в глаза и сказала: