Музыка Макса (трилогия)

Макс без вопросов протянул мне свой телефон. Я пошла в свою комнату и, быстро найдя нужный мне номер, набрала со своего телефона маму Максима. Господи, до меня только сейчас дошло, что я даже не знаю, как её зовут.

Мне ответил приятный, глубокий женский голос. Я коряво представилась его подругой, сбивчиво обрисовав ситуацию. Я сильно волновалась, поэтому вышло у меня не очень.

— О, дорогая, я сочувствую больше всего ТЕБЕ, — рассмеялась мама Макса. — Как и все мужчины, мой сынок ужасный нытик, когда болеет. Ветрянка — пустяковая болезнь, но я уверена, что он будет вести себя так, будто он при смерти. — Так и есть, подумала я про себя. — Не обращай на его припадки и нытье никакого внимания. Свари ему куриный легкий супчик и давай побольше пить. Молодец, что позвонила, сам-то он ни за что не признался бы, что болен. Так что, Анечка, звони, если что.

Я отключилась. Женщина подумала, что ей звонит Анька. Неудивительно. Кто ещё должен заботиться о своем парне, как не она? Я позвонила Аньке с телефона Макса, чтобы сказать, что с ним всё в порядке. На самом деле, мне нужно было просто хоть кому-нибудь позвонить, чтобы скрыть истинную причину, зачем мне понадобился его телефон.

Я поставила на плиту кастрюлю с курицей для супа и вернулась к больному.

— Кому звонила? — поинтересовался он, беря из моих рук свой мобильник.

— Аньке. Она волновалась за тебя, — соврала я.

— Ага, как же! — усмехнулся Макс. Он прекрасно понимал, что Аньке пофиг на его самочувствие. — Пошли, покурим, поможешь мне спину намазать. — Макс медленно поднялся с кровати, и я, заметив, что он в одних трусах, смущенно отвернулась. — Ты же мне поможешь? — жалобно простонал он, натягивая шорты.

— Помогу, помогу, — заверила я его.

Макс прихватил с собой пакет с лекарствами и, пошатываясь, поплёлся на кухню. Я запретила ему открывать окно и включила вытяжку, чтобы ушёл дым. Мы покурили, я закинула в кастрюлю с супом пару картошин и наспех сделанную поджарку из моркови и лука.

Макс в это время внимательно изучал аннотацию к таблеткам.

— Бля-я-я-дь, придется не бухать 10 дней, — разочарованно сообщил он.

— Ох, нихуя ж себе! — подколола я Макса. — Какая жалость! Бедненький!

— Новый Год вообще-то, — обиженно протянул он.

Я чуть не расхохоталась, Макс выглядел таким несчастным. Я принесла ватные палочки и открыла зелёнку.

— Мажь тут, — распорядился пациент. — Не хочу, чтобы мои простыни стали зелёными. Хотя… какая на хрен разница? Я теперь сам весь буду зелёным. — Я мазала прыщики на спине и шее Макса, слушая его причитания о том, что у них шесть корпоративов впереди, а он будет весь теперь в зелёнке.

— Наденешь костюм Деда Мороза, — коротко успокоила я его, тыкая в спину зелёной палочкой. Мне уже накаляло капризное поведение взрослого мужика.

— Ай! — дернулся Макс. — Подуй! Подуй! — Видимо сильно защипало. — Признайся, это ты на меня порчу навела?

— Нет, — рассмеялась я. — Я насылала «гонконгский сифилис».

— О! Потешайся-потешайся над моим горем! — не прекращал стонать Макс.

Я не смогла удержаться от соблазна, поэтому, давясь смехом, написала на спине Макса слово «мудак». Я протянула ему зелёнку, мол, дальше сам намажешься. И Макс, проклиная всю медицину и весь мир, быстро прижёг на себе остальную сыпь. Я вернулась к почти готовому супу, пробуя его на соль.

— Слушай, Айболит, ты не знаешь, а там можно зелёнкой мазать? — спросил меня Макс, показывая рукой себе между ног. — Я густо покраснела и расхохоталась. — Чешется, пиздец!

— Конечно можно! — заверила я его.

Макс чертыхаясь ушел в ванную с зелёнкой в руках. Я налила ему суп, сама я была неголодна. Через несколько минут «лягушонок Кермит» вернулся.

— Супер! Теперь мой член тоже зеленый! — сообщил Макс, и мы оба расхохотались.

Во время еды Макс тоже ворчал, как старый дед. Мне пришлось его уговаривать съесть хотя бы половину тарелки супа, и ел он так, будто делал мне великое одолжение, на большее его не хватило. Наконец, Макс ушел к себе в спальню и лег в постель. Я облегченно вздохнула. Макс и так был не подарком, а болеющий Макс был просто невыносим. В половине двенадцатого я расстелила себе постель. Натянув на себя длинную майку, почти до колена, служившую мне пижамой, я решила проверить больного перед сном. Макс лежал в темноте, уткнувшись в ноутбук. Я присела на край кровати и протянула ему градусник. Макс без разговоров засунул его под мышку.

— Что смотришь? — поинтересовалась я.

— Только начал. «Четыре комнаты» Тарантино, — ответил он. — Смотрела? — Я отрицательно покачала головой. — Давно хотел посмотреть, да всё времени не было. Хочешь, вместе посмотрим? — предложил Макс.

Я смутилась и ничего не ответила. Я сидела в ожидании градусника. Он запищал, и Макс, бросив на него взгляд, протянул мне. Снова 39,2. Я сходила на кухню и принесла Максу таблетки и стакан воды. Макс проглотил таблетки и, запив водой, поставил стакан на тумбочку. Я повернулась, чтобы уйти, когда Макс схватил меня за руку.

— Подожди! Я хотел сказать тебе спасибо, что возишься тут со мной, — сказал Макс. Я снова смутилась, но не пыталась вырвать руку из горячих пальцев Макса.

— Да, пустяки! — Махнула я свободной рукой. — Не парься.

— Угу… Я прочёл твое послание на спине. — Я густо покраснела, хорошо, что был полумрак, и этого не было видно. — Я знаю, что ною, как баба, прости, что тебе пришлось это терпеть. Я очень рад, что ты оказалась рядом и не растерялась. Посиди ещё немного. Посмотри со мной фильм. — Макс похлопал по кровати рядом с собой. — Пожалуйста! — добавил он.

Я не успела ответить, потому что Макс уже всё за меня решил. Он потянул меня за руку и с лёгкостью перебросил меня через себя на кровати и помог устроиться на соседней подушке. Макс взял пульт с тумбочки и включил большую плазму на стене. Комната озарилась ярким светом, и мой взгляд упал на картину с изображением юноши с гитарой.

— Макс, а кто нарисовал эту картину? — не сдержала я любопытство.

— Художник, — нехотя ответил он.

— Ясно, — обиженно буркнула я. Раз Макс не хочет об этом говорить, значит, это что-то личное. Видимо, я не достойна такого откровения.

— Ладно, расскажу, — вздохнул Макс.

— Да, всё, мне уже неинтересно.

— Оль, ты чё, обиделась? — усмехнулся Макс. Он привлек меня к себе и шутливо щелкнул по носу. Моя голова теперь покоилась на его плече. Макс не убирал руку, обнимая меня за плечи, а я не пыталась отодвинуться, затаив дыхание. Так мы лежали, оба уставившись на картину. — Она написана с натуры. Три года назад. Турция. Рисовала моя старая приятельница.

— Приятельница? — недоверчиво переспросила я. Что-то ни разу не слышала, чтобы мужики с приятельницами по курортам разъезжали.

— Да, представь себе! От глагола «прияти» — «любить, дружить». Тогда я был еще беднее, чем сейчас, но гораздо беззаботнее. У меня не было никаких обязательств, только море, текила и гитара… Что еще нужно для счастья?

— Любовь! — подсказала я.

— Эх! Ни черта ты еще не понимаешь, — вздохнул Макс. — Чтобы быть счастливым, человеку не нужен другой человек. Счастье внутри тебя и ни от кого не зависит. А вот если ты влюбилась, то считай, что попала в зависимость, и теперь другой человек решает, смеяться тебе или плакать. Чтобы влюбиться, нужно быть очень смелым и отчаянным глупцом.