Музыкальный приворот. Книга 1

На глазах тут же появились новые горячие слезы.

Хорошо, что никого нет, потому что сдерживаться столько времени мне было бы нелегко. Так внезапно все произошло — я умудрилась влюбиться и сейчас все яснее и яснее это осознаю и больше не строю никаких иллюзий. Почему человеческое счастье может быть разрушено за пару часов? Или даже за пару минут? Почему люди чувствуют друг к другу эти странные эмоции, которые заставляют стучать сердца, разгоняют кровь, играют гормонами и просто вынуждают удерживать в памяти образы тех, кого, как нам кажется, мы любим. Почему любовь почти никогда не бывает взаимной? И почему именно я должна страдать и вспоминать и почему мои глаза должны мокнуть не от дождя, а от собственных непрошеных слез?

Нет никого, и я могу делать все, что хочу. Я высунулась в окно, подставляя руки ладонями вверх под косые капли воды, приятно холодившие кожу. Сейчас, сейчас я немного поплачу, а потом больше не буду вспоминать ни Кея, ни кого другого, кто способен причинить боль своим одним существованием.

Я стояла, высунувшись по пояс, подставляя руки, лицо, плечи под сильный дождь, и не боялась упасть — только в детстве я пугалась высоты. А теперь я боялась, что моя прежде налаженная жизнь пойдет под откос из-за глупых чувств, а ведь мне было так хорошо и уютно, когда я существовала в замкнутом пространстве и общалась с небольшим количеством привычных людей.

Гром вырвался из темных облаков вместе с моим глухим всхлипом — обычно я плачу молча.

Нет, нет, забуду об этом всем! Ничего страшного не случилось! Просто в очередной раз придумала себе Катя что-то странное. Все-таки какая же красивая, душевная музыка. Каждый раз, когда я ее слышу, передо мной раскидываются шикарные альпийские луга, на которых играют краски и греется земля под нежными лучами осторожного солнца, боящегося растопить далекие снега, а одинокий человек со свирелью в руках ловко, но грустно играет, и никто его не слышит и не услышит. Свирель плачет, пастух плачет, и я тоже. Прямо-таки сопливое трио получается — от этой мысли я даже улыбнулась. Утирая лицо ладонями, продрогшая, но почему-то резко успокоившаяся, наконец захлопнула окно, за которым успокаивался понемногу и кратковременный ливень.

И из-за чего я расстроилась? Из-за того, что кто-то целовался с другой девушкой и любит поиграть в Хозяина Мира? Я предупреждена — а значит, мне бояться нечего. И думать о нем, милом блондине, тоже не нужно.

«Одинокий пастух» играл уже который раз подряд. Режим у музыкального центра был поставлен таким образом, что одна и та же мелодия играла до тех пор, пока ее не остановят и не поменяют на другой трек на диске. Знаменитая мелодия, казалось, не имела конца и начала, но… все-таки я уловила в ней и какие-то позитивные успокоительные нотки.

Пора бы и выключать музыку. Кажется, слезы сами собой перестают идти.

Музыка все же умеет успокаивать.

Я успела лишь сделать музыку потише и тут же услышала, как телефон вновь неугомонно заиграл. Правда, мелодия казалась вновь нормальной, а не раздражающей.

Интересно, кому я опять понадобилась. Если звонит… один человек со светлыми волосами, то я, наверное, занесу его в черную книгу, чтобы он не трепал мне нервы.

Но к моему большому облегчению, мне звонил совсем другой человек. Тоже светловолосый, но не Кей, а Антон.

Классно! Какой же все-таки парень хороший — почувствовал, что мне плохо.

— Алло, — не мешкая взяла я трубку. Голос у меня до сих пор был глухим и хриплым — после обильных «слезоизлияний» он у меня всегда такой.

— Катя?

Нет, это Чуня.

— Да, — чуть откашлялась я. — А это ты, Антон? Ну да, это ты, какие я глупые вопросы задаю.

— Ты дома?

— Ну да, — удивилась я такому вопросу, — а что?

— Может быть, мы сходим погулять?

Я захихикала, вытирая все еще мокрые уголки глаз. Эта фраза так напоминает детство — мы с подружками тоже звонили друг другу и говорили: «А может, погуляем?» А однажды в шестом классе мне так позвонил мальчик-одноклассник и так же пригласил меня погулять. Эх, почему же тогда, в ту пору, когда и я, и Нинка, относились к представителям сильного пола как к существам наглым и враждебным, я гордо отказалась. «Фиг тебе, а не гулять», — сказала я однокласснику. «Ну и дура», — тут же сообщил он мне тогда и пригласил другую одноклассницу. Уже через год у них была «любовь», и они стали первой парой класса. Стоит ли говорить, что ваша покорная слуга чуть локти себе от досады не отгрызла? Честно говоря, мне не сильно хочется высовывать нос на улицу — и небо там такое мрачное, — но вдруг, если я сейчас откажу одногруппнику, он завтра встретится с той же Татьяной или с Ольгой, или еще с какой-нибудь девушкой из группы. Тогда я сама себе отгрызу голову.

— Ты не хочешь? — обеспокоенно спросил Антон, потому что я замолчала и нервно засмеялась. Вот оно, последствие моей кратковременной истерики.

— Хочу. Пошли.

— А ты точно можешь? Почему у тебя голос такой странный? — осторожно поинтересовался парень.

Судя по шуму и гаму, он находился где-то на улице. Его голос изредка пропадал.

— У меня нормальный голос, — как можно веселее откликнулась я и нечаянно всхлипнула — после слез у меня совершенно непроизвольно бывает и такое. Верный признак того, что я успокаиваюсь.

— Ты что, плакала? — почти что с ужасом спросил одногруппник. Наверное, он один из тех парней, кто боится женских слез и не знает, что с ними делать.

— Нет, — сама себе улыбнулась я, — просто порезала палец.

— У тебя все в порядке? Точно? Больно? — засыпал меня вопросами молодой человек.

— Да все хорошо, — до сих пор несколько в нос заверила я его, — не беспокойся. И я могу, Антош.

— Как ты меня назвала? — почему-то удивился одногруппник.

— Антошей. Тебя так никто не называет?

— Никто.

Надо же, этого чудика никто не зовет ласкательно-уменьшительным именем. Тогда я буду первопроходцем.

— А тебя так звать можно вообще? — Вдруг ему такие сокращения не по душе?

— Зови как угодно, Кать, — засмеялся он. — Во сколько тебе будет удобно встретиться?

— Во сколько? М-м-м…

Я задумчиво покосилась на большие круглые часы в виде радостного солнышка, в которое какой-то умник вставил механизм часов. — Давай часа через два.

— А где? Хочешь, приеду к тебе и подожду около подъезда? — и эти слова были мной едва расслышаны — шум машин и какое-то гудение перекрывали голос парня.

— Давай, — обрадовалась я. — И знаешь?

— Что?

— Хорошо, что ты позвонил.

Антон удивился, но, по-моему, ему было приятно.

— Тогда берегись — я буду звонить тебе чаще, — то ли в шутку, то ли всерьез сказал он мне, и на миг мне почудилось, что я разговариваю с Кеем.

— Ага, — коротко отозвалась я, чувствуя, как во мне начинает протестовать сердце.

Галлюцинируем, милочка?

Еще бы! Проклятый Кей! Вот, вот уже до чего дошло — в голосе другого человека я слышу его противный наглый тон. Неужели я в него не немного влюбилась, а сильно? Я даже похолодела от такой перспективы — я различала две степени влюбленности. Сильную и слабую. Слабая — это то, от чего излечиться можно будет быстро, сильная — лечение долгое и страшное, сопоставимое с лечением от пристрастиям к наркотикам. Интересно, а сам Антон как сильно любит Нинку? Вот прямо сейчас и спрошу. Он, честно сказать (да, что тут уж таить), начинает мне нравиться, но не могу же я общаться с человеком, у которого есть уже любимая девушка?

— Антош… Антон, — поправилась я, говоря почти уже своим нормальным голосом, — скажи. Прежде чем мы пойдем, скажи вот что. Мне просто надо знать.

— Что сказать? — мне показалось, голос его стал напряженным, а может, во всем были виноваты все тот же шум дороги и отдаленные разговоры людей.

— Ты Ниночку сильно любишь?

— Ниночку? А… а почему ты спрашиваешь?

— Ну, так, — уклончиво проговорила я, — интересно мне.

А потом я спохватилась — а ведь он из-за моей подружки под машину чуть ли не бросился! А я тут с такими вопросами. Где твоя голова, Катя?