Мы, аристократы - 3

Крысообразный человечек зыркнул в его сторону и съёжился от ответного взгляда.

– Иди давай!
– рыкнул на него Блек.

Троица конвоиров повела пленника к хижине Хагрида. Лонгботтом шёл в нескольких шагах перед остальными, освещая Люмосом дорогу. За ним шёл связанный Петтигрю, Грейнджер с Уизли шли последними и держали его под прицелом палочек. Оставшийся сзади Блэк отступил в темноту, перекинулся там в чёрного пса и потрусил за ними сбоку и поодаль, перебегая от кустарника к кустарнику и неотрывно следя за Питером.

Я не последовал за ними, памятуя про чуткий нос Блэка. Переместившись так, чтобы перехватить Блэка, когда он будет уходить отсюда, я остановил метлу и стал наблюдать издали. Поэтому я единственный заметил кошку, со всех ног бегущую сюда от Хогвартса. Она была знакома мне еще с первого урока трансфигурации - серая с чёрными разводами и тёмными пятнами вокруг глаз, напоминающими очки - сама Минерва МакГонаголл углядела из окон замка своих учеников где не надо и теперь гналась за ними, пока они не ушли куда-нибудь ещё.

Когда она, немного не добежав до троицы, обратилась в человека и строго окликнула их сзади, это оказалось для них большим сюрпризом.

– Грейнджер! Лонгботтом! Уизли! Будьте добры объяснить, что вы здесь делаете и кто это с вами!

Все они, как ошпаренные, обернулись на голос. Даже Петтигрю точно так же ошалело уставился на своего бывшего декана. МакГонаголл разглядывала спеленатого верёвками человечка - и в её взгляде нарастало изумление.

– Питер?
– произнесла она севшим голосом.
– Питер Петтигрю? Как? Как это может быть?

– Профессор, мы вели Петтигрю к Хагриду, - затараторила опомнившаяся Гермиона.
– Так нам велел профессор Люпин. Петтигрю, оказывается, анимаг, он всё это время жил у Рона в виде его крысы Коросты. А мистер Блэк помог профессору Люпину разоблачить и задержать его. Хагрид должен был отвести его к вам, но раз вы уже здесь, заберите его и вызовите авроров для расследования.

Все выжидающе уставились на МакГонаголл. По мере того, как профессор вникала в обрушившиеся на неё сведения, изумление на её лице сменялось строгой сосредоточенностью.

– Профессор, пощадите!
– не выдержал наконец Петтигрю.
– Не надо авроров, отведите меня к директору, он разберётся. Ведь это же его дело, а?

– Нет, мистер Петтигрю, - вскинулась Гермиона.
– Профессор МакГонаголл, вызовите авроров!

– Не указывайте мне, мисс Грейнджер, - сухо сказала МакГонаголл.
– Петтигрю прав, всё происходящее в Хогвартсе находится в ведении директора. Я не могу действовать через голову своего непосредственного начальства.

– Но профессор Люпин сказал, что Петтигрю нужно сразу же сдать в аврорат...

– Мисс Грейнджер, ваш декан - я, а не профессор Люпин! Разумеется, директор должен узнать о Петтигрю, а я должна доложить ему. В подобных случаях решение принимает он, а не я.

От кустарника, за которым прятался чёрный пёс, послышалось низкое приглушённое рычание. Поскольку я собирался перехватить Блэка на отходе, я оказался довольно-таки далеко от гриффиндорцев. Мне приходилось напрягаться, чтобы слышать пререкания Грейнджер с МакГонаголл, зато было видно большое собачье тело, прячущееся в тени кустарника, и рычание пса я расслышал прекрасно. Его могли бы услышать и грифы, если бы не были увлечены спором. Только Петтигрю вздрогнул и опасливо покосился в нашу сторону.

– Но что скажет профессор Люпин?
– упрямо продолжала Гермиона.
– Я обещала ему, что сделаю всё в точности, как он велел.

– Грейнджер!
– МакГонаголл оборвала начатую фразу и обернулась, потому что все вдруг уставились за её спину с одинаковым выражением чистейшего ужаса на лицах. Я тоже посмотрел в темноту за её спиной и увидел прыгающего на неё оборотня. Она успела заметить тварь и непроизвольно отшатнуться, поэтому зубы оборотня впились ей не в шею, а в плечо.

Чудовище сшибло МакГонаголл с ног и стало рвать её зубами. Гермиона отчаянно завизжала. Лонгботтом и Уизли оцепенели, с обморочным видом глядя на происходящее. Я, признаться, тоже. Быстрее всех опомнился Блэк - огромный чёрный пёс вымахнул из-за кустарника и кинулся на оборотня. Он вцепился в загривок зверюги, заставив её отвлечься на себя, и побежал прочь.

Оборотень погнался за ним. Гермиона не переставала визжать, не отрывая глаз от своего декана. Рональд, увидев истерзанное плечо и полуоторванную руку МакГонаголл, грохнулся в обморок. Невилл, оказавшийся покрепче, бросился бежать к хижине с воплями "Хагрид!" "Хагрид!" Там уже открывалась дверь, потому что визг Гермионы разносился на все окрестности. Петтигрю на моих глазах перекинулся в крысу, выскользнул из верёвок, порскнул в сторону Запретного леса и исчез из вида.

Всё произошло в считанные мгновения. Не знаю, что я сделал бы, если бы находился рядом с грифами, но сейчас я был слишком далеко от них, чтобы успеть что-то предпринять.

Хагрид подбежал вместе с Невиллом, на бегу объяснявшим ему, что случилось. Он подхватил на руки бесчувственную МакГонаголл и помчался по тропинке к Хогвартсу. Гермиона, дрожа и всхлипывая, наклонилась над Уизли и стала трясти его, пытаясь привести в чувство. Едва рыжий очнулся, Грейнджер с Лонгботтомом поставили его на ноги и потащили в школу, забыв про Петтигрю.

Я поглядел в темноту, куда убежал Блэк, уводивший за собой превратившегося Люпина - оттуда не доносилось ни звука. Надеюсь, он знает, что делает, и умеет справляться по крайней мере с одним конкретным оборотнем. А всё-таки странно... Я уже знал, что Снейп варит Люпину волкогонное зелье на аконитовой основе, несколько лет назад разработанное кем-то из ведущих британских зельеваров, и полагал, что оно сохраняет оборотню рассудок во время превращения, хоть и не интересовался этим специально. Или оно только ускоряет восстановление здоровья оборотня после полнолуния?

Если бы я был участником этого кровавого происшествия, я не остался бы к нему равнодушным. Как минимум я ощутил бы боевой азарт и стремление избавить себя и других от опасности, потому что эти чувства успели встрепенуться во мне, хоть я и не успел вмешаться. Но сейчас мне оставалось только удивляться, насколько безразличным меня оставил вид полурастерзанной МакГонаголл и истерически всхлипывающей Гермионы. Ни ужаса, ни боли, ни жалости, ни сострадания - хорошо еще, что удивление и любознательность были свойствами разума, а не души, поэтому их я был способен испытывать в полной мере. Это они заставили меня усиленно размышлять над тем, как отстранённо я воспринял происшедшее по сравнению с его участниками - словно какой-то важный жизненный урок, который знали они и который я никак не мог выучить.

Разве только Нотту временами удавалось пробить мою всеобъемлющую отстранённость. Вот и сейчас, застигнув себя на ненормальном безразличии, я для сравнения подумал именно о Теде. Не зная, чем обернётся моя прогулка, я попросил его побыть в гостиной до моего возвращения - чтобы в случае чего он остался вне подозрений, но этого я ему уже не сказал - и надо было видеть, с какой готовностью он согласился. Я так редко давал ему поручения, а ему так хотелось доказать, что и он на что-то годится, но в Кодексе прямо говорилось, что главный долг вассала состоит в послушании, поэтому на словах Тед никогда не роптал. Что, впрочем, нисколько не мешало ему выказывать своё недовольство другими способами.