Мы из ЧК

— Они напали на меня внезапно, из-за кустов барбариса. Стащили с лошади, отобрали ружье, заставили раздеться. Не успел снять брюки, как один из них нанес несколько ударов ногой. Я упал. Они навалились на меня, приказали:

— Говори, кто тебя послал в горы и зачем? И не вздумай увиливать!

Я ответил, что еду собирать паевые взносы по поручению председателя сельпо.

Они не поверили и снова стали бить меня ногами. Потом высокий выхватил из-за пояса нож и сказал:

— Ты по заданию ГПУ приехал сюда в горы! Если не скажешь правду — зарежу!

Я молчал. Тогда он подскочил ко мне и нанес несколько ударов ножом. Я потерял сознание. Когда очнулся, увидел, как мою одежду и ружье бандиты привязывали к седлу. Они забрали мою лошадь и уехали. Мне снова стало плохо… Очнулся я в больнице.

На вопрос Беляева, сможет ли Алипов опознать этих лиц и сколько их было, ответил:

— Да, смогу. Их было двое. Тот, который нанес мне ножевые раны, высокого роста, в черном суконном широком пальто, стянутом в талии зеленым кушаком. Шапка на нем вельветовая, голубая, отороченная лисьим мехом. Второй же ростом пониже и одет победнее. На нем стеганый бешмет, тоже стянутый кушаком, но синего цвета. На голове — войлочная шляпа.

Весть о появлении в горах бандитов уже на следующий день подтвердилась. Вызванный из оперативной командировки уполномоченный Иван Степанович Чухнов, не заезжая домой, направился в кабинет своего начальника с докладом.

— Налеты бандитских групп численностью в два-три человека, — сказал он, — наблюдаются почти во всех аулах, селах и станицах района. Их совершают бывшие баи и кулаки, бежавшие после революции в Китай. Сейчас они возвращаются на нашу землю с заданием склонить на свою сторону народ. Но это не всегда удается. Вот они и зверствуют.

— Товарищ Ботвинов, выезжавший на днях в разведку, тоже получил сигнал о появлении в Чаганских горах двух бандитов, — заметил находившийся в кабинете начальника старший уполномоченный Дутов.

В тот же день Дутов, уполномоченные Ошакбаев, Чухнов и Ботвинов с оперативными группами выехали в аулы, села и станицы. Задача была одна: выявить лазутчиков из-за кордона, установить контроль за их действиями, узнать их намерения и быть готовыми к проведению операции по задержанию и аресту. Были приняты меры к приведению в боевую готовность коммунистического отряда. В областное управление ОГПУ с подробной информацией поехал фельдъегерь. Ему дали свежего коня и он быстро выполнил задание.

По данным полпредства ОГПУ, на которое ссылалось в своем ответном письме областное управление, в верховья Алтын-Эмельских гор была заслана банда Кундакбая, сформированная в Кульдже. За ее действия отвечал комитет закордонной антисоветской крестьянской партии, которую возглавили белогвардейские офицеры. Банда перебрасывалась на территорию Талды-Курганского района еще в 1930 году, но, потерпев поражение в боях с комотрядом и пограничниками, ушла обратно. В 1931 году во все пограничные районы Семиречья были направлены представители крестьянской партии, имеющие задачу создать повстанческие отряды, которые впоследствии влились бы в банду Кундакбая.

Но хорошо продуманный белогвардейцами и буржуазными националистами план был сорван чекистами. Многие организаторы восстания, прибывшие из Кульджи, были выслежены и арестованы.

По следам банды Кундакбая был направлен отряд Беляева. В исключительно тяжелых, невыгодных в военном отношении условиях, отряд выдержал два боя и в третьем жарком сражении на перевале разгромил бандитов. Кундакбаю, еще нескольким его приближенным удалось бежать.

Внезапный удар чекистов лишил Кундакбая возможности отозвать из аулов своих лазутчиков, и Джунуспек с Суванкулом еще долго оставались на свободе. Они исподволь вели антисоветскую пропаганду, совершили террористический акт против партийных и советских работников. В этом им помогали отдельные лица, недовольные Советской властью.

III

Оперативная группа Ботвинова, выехавшая из Талды-Кургана раньше других, во второй половине дня была уже в Алгабасе. Накануне прошел дождь и напоенная влагой земля требовала ухода. Но в поле никто не работал. «Почему бы это? — подумал Ботвинов. — Праздник какой справляют или несчастье стряслось?»

Первым, с кем довелось побеседовать Ботвинову, был секретарь комячейки одиннадцатого аула Тайкенов. Он сказал:

— Из райкома партии уже поступила директива по вопросу борьбы с бандитизмом. Документ хороший, важный, но нас не касается. В одиннадцатом ауле бандиты не появлялись.

Ботвинов уловил в словах секретаря нотки тревоги и понял, что Тайкенов пытается скрыть от него действительное положение дел. Тут же решил поговорить с председателем исполкома аулсовета Джубановым. Но он, как и Тайкенов, заявил, что в ауле нет посторонних лиц. «Неужели сведения, поступившие в ОГПУ, оказались ложными, — думал Ботвинов. — Надо побеседовать с народом. Но как это сделать?»

Тем временем наступил вечер. Почти все, кто не был связан с животноводством, находились дома. Ботвинов, прогуливаясь, незаметно вышел за аул, рассчитывая на встречу с рядовыми колхозниками. Но его надежды не оправдались. Люди, возвращавшиеся в аул, обходили Ботвинова стороной не останавливаясь. Опыт подсказывал, что в таких делах надо быть терпеливым и осторожным. Ботвинов верил в честность советских людей, в их прямоту. И чувствовал, что кто-то мешает им подойти к нему, рассказать всю правду.

Уже стемнело, когда Ботвинов вернулся в аул.

— Ну, что нового? — спросил он у сотрудника Серикпаева.

— Ничего пока нет. Люди нас сторонятся. Не хотят разговаривать.

— Да, это верно, — согласился Ботвинов и спросил: — Лошадей куда поставили?

— Здесь они, рядом. В сарае. Мы с Виктором накосили травы. Себе постель приготовили на крыше конюшни. На улице спать сподручнее…

— Хорошо придумали, молодцы! А хозяин не вернулся?

— Нет еще. Хозяйка говорит, будет только завтра.

В это время из дома вышла Зайнеп — жена хозяина — и пригласила всех на ужин.

Дом, в котором остановились чекисты, указал председатель исполкома аулсовета. Раньше никто из них в этом доме не был, и поэтому все чувствовали себя несколько стесненно. Зайнеп молча разливала в пиалы чай, а когда ужин закончился, быстро убрала посуду и ушла в другую комнату, где спали дети и отец ее мужа.

Серикпаев и Виктор, молодой, недавно демобилизованный из армии, уже крепко спали, когда дремавший Ботвинов услышал тихий шорох. Сначала подумал, что у какой-то лошади сползло с ясель сено. Но, подняв голову, различил силуэт согнувшегося человека, медленно пробиравшегося к конюшне.

— Кто идет? — негромко, но строго спросил Ботвинов, нащупывая под подушкой револьвер.

— Это я… колхозник. Здравствуйте. Мне надо срочно поговорить с вами.

— Я вас слушаю, — сказал Ботвинов и быстро спустился по лестнице на землю.

Познакомились. Колхозник, а им оказался Сураганов Ахмедкали, бывший солдат-пограничник, сказал:

— В ауле скрываются вооруженные перебежчики из Китая. Когда приехали, остановились у сына бая Камаева. Он живет на старой зимовке, там за речкой, у Коксуйского перевала. Вчера перебежчики были здесь, в ауле, в доме бая Сатыбалды Камаева. Но испугались вас и с наступлением темноты уехали. Куда — не знаю.