Мы из Кронштадта. Том 2

– Если это вас не стеснит, то с удовольствием, – не менее воспитанно ответила ему Ирина и сама себе удивилась, как гладко это у нее вышло с незнакомым человеком. Нет, как его называть, он сказал, но, во-первых, это не имя-отчество, а позывной. А во-вторых, знакомым от этого он точно не стал.

– Тогда будьте любезны – в корзинке салфетка, слева пластиковая коробка – ага, эта и вон горлышко с пробкой торчит… Нет, не это, а там, где полбагета. Ну, этот, который французский батон длинный… – поглядывая при этом на дорогу, командовал водитель.

Ирина попробовала прочитать надпись на коробке, но там вроде было по-французски, а она этого языка не знала вовсе. Но, собственно, ничего особо сложного не было – скоро она уже нарезала пластиками что-то из коробки, разложила ломтики на кусочки хрустевшего поджаристой корочкой багета, плеснула в пластиковый стаканчик янтарного вина из полупустой бутылки опять же с французскими надписями и попробовала. Было вкусно, как она поняла – печеночный паштет вроде, жирный довольно-таки, вино неожиданно оказалось очень сладким, но хотя вроде как не сочетается такое, было интересно.

– А что это? – спросила она, проглотив первый бутербродик.

– Фуа-гра. И «Медок». Надо бы, по уму, «Шато д’Икем», но и «Медок» достаточно оттеняет вкус. Понравилось?

Ирина что-то вспомнила. Название это ей приходилось слышать: что-то жутко дорогое, для очень богатых… Надо же. А вкус немного знакомый, вроде бы пробовала такое, в детстве еще.

– Та самая фуа-гра? Странно, вкус словно знакомый… Но я полгода не видела не то что фуа-гра, меня больше поразила белая булка. И вино вкусное – вроде сладкое, как кагор, а хорошо пошло…

– А, у вас небось гусей или уток разводили?

– Ага. И охотились тоже. А это что – их печень?

– В точку! С французского так и переводится: «жирная печень». Птицу специально разводят, откармливают. Вы еще с мармеладом попробуйте, тоже вкусно.

– Полная ксюш! – подумала про себя Ирина, сделав маленький глоточек душистого винца и удобнее развалясь на уютном сидении. И совершенно неожиданно даже для самой себя подумала: а ведь ничего не стоит пристрелить этого бугая, выкинуть его из машины и, быстро развернувшись, дернуть обратно в деревню. Ясно же, что, кроме фуа-гры, машина битком забита всяким очень ценным по нынешним временам имуществом. Идущие впереди тяжеловозы и БТРы явно уступят по проходимости и скорости, да и места она тут знает…

С другой стороны, она не американка какая-то, и вот так стрелять живого мужика совсем глупо. Но можно и не стрелять. Можно высадить и быстро угнать машину. Управление-то у грузовичка явно было легким – водитель играючи вертел руль одной рукой, нимало не напрягаясь. Ирка пригубила вино, улыбнулась и спросила: «А где это вам такой шрам вручили?»

– На память – охотно откликнулся здоровяк – о том, как я домой ехал.

– Расскажете? – заинтересовалась Ирина.

– Если хотите – с удовольствием, дорога-то длинная, – обрадовался водитель.

Человек со шрамом начал бодро рассказывать о том, что он москвич, работал в весьма престижной фирме по поставкам алкоголия и черт его занес в командировку в Питер…

Ирина кивала головой, округляла глаза, прихлебывала ароматное винцо и думала. Да, определенно, машину она может угнать. Но весь вопрос в том, а хочет ли она это делать?

Совсем недавно, пожалуй, сработала бы, не задумываясь, и сейчас здоровяк уже стоял бы растерянно на дороге, а иностранный грузовичок с зубастыми колесами вездехода уже пер бы к ближайшему съезду с трассы. Но теперь…

Теперь Ирке почему-то не хотелось с триумфом возвращаться на трофее. Прошедшие дни блуждания по лесу и болотам как-то странным образом позволили глянуть со стороны на ее жизнь в последние месяцы. И неприятная мысль пришла Ирине в голову: «Все, что мы с таким трудом создали вместе с Витькой, привело к тому, что стал Витька председателем колхоза. Бедного, никчемушного и, что самое поганое, – бесперспективного».

Ирина поежилась. Здоровяк рассказывал как раз о том, что на этих семинарах и деловых встречах и минуты свободной нет, и вот он в Питере уже в четвертый раз был, а толком даже и посмотреть ни на что не успел – только ели да пили, да еще дела вели. Без разницы – что Париж, что Питер, все равно постоянно в гостиницах. Он принял это за проявление сочувствия и кивнул головой.

– Нет, какой там колхоз, – отчетливо подумала Ирина, – колхоз куда лучше. Тут у нас получилось убогое средневековье. В колхозе-то худо-бедно люди понимали, что делать надо, а тут, кроме Мелании и пары старух, никто с землицей и свинками дела толком не имел – горожанки же… Опять же, фельдшерско-акушерский пункт в колхозе был. Техника была. Семенной фонд и прочие приусадебные огороды… Автолавка регулярно и кинобудка. А эти горожанки… Шить не умеют, одна умеет вязать, да и то плохо. Ирина стала перебирать достоинства жительниц ее баронства и, вспомнив про таланты Верки, мысленно сплюнула и ощетинилась.

– Тут мне начальство звонит в самый неподходящий момент и требует, чтобы я все бросил и хоть на такси, хоть вертолетом, но успел подписать документы на поставки продукции по Свирским круизам! Дескать, заболел наш представитель, а я в этом регионе единственный, кто успеть может – нельзя терять контракт, а то выбьют из бизнеса, потом не вернешься. Я уж совсем было на колоннаду Исаакиевского собора взобрался – меня на лестнице звонок застал. Все-таки посмотрел сверху на Питер – правда, в спешке, без удовольствия, и тут же отправился нашего представителя заменять… – продолжал свою сагу здоровяк.

Ирина продолжила размышлять.

– Когда мы с Витькой вдвоем жили, еще куда ни шло. (Ирина покивала поощрительно головой, и здоровяк обрадовался вниманию, как ребенок). Но мы же полагали, что одни из всего человечества уцелели. В этом было что-то… Как Адам и Ева… И Верка, сука! – тут Ирина аж перекосилась от злости, испугалась, что не в тему, прислушалась.

Оказалось, что очень удачно попала в масть: здоровяк как раз описывал свою встречу с сотрудником, который успел обратиться и активно напал на пришедшего в номер. На громадное счастье здоровяка, весовые категории были настолько разные, что отделался здоровяк порванным в хлам пиджаком, а больного спеленал в одеяло, и когда понял, что это нежить – ужаснулся до ледяного пота.

– Знаете, я как пощупал ему пульс – а он холодный сам, и глаза такие, знаете, так я вспотел в момент, только таким холодным потом пробило, что ледяшками буквально вспотел, – доверительно рассказывал водитель.

Ира сочувственно улыбнулась и, пожалуй, впервые отчетливо подумала о том, что все это время гнала от себя. Что нет у Витьки будущего. Жизни человеческой у него тоже не будет. Будет тягостное, жалкое выживание, тяжеленная работа впроголодь и впустую. И если она к нему вернется, то и у нее все будет плохо. Как ни корячились на зачистках, а жратвы на зиму не собрали – разве что вонючий «Вискас» поможет протянуть ближайшую зиму. Свинки – хорошее подспорье, только и их кормить нечем, не коровы они – травой сыты не будут.