Мы не ненавидим друг друга

Алек обнимает меня за талию и снова целует меня, но на этот раз очень медленно, растягивая каждое движение, каждое действие.

Но я не Алек.

И я слишком долго об этом мечтала.

Поэтому выкинув из головы все пугающие мысли и предрассудки, я уверенно выхожу из платья и ногой отбрасываю его в сторону. Алек отрывается от моей шеи только для того, чтобы заглянуть мне в глаза, а я, пользуясь случаем, резко притягиваю его к себе за ворот расстёгнутой рубашки, чувствуя легкую улыбку парня.

Он может и мог быть таким размеренно-чувственным.

Я же просто не могла медлить.

Во мне все взрывалось от этих поглощающих чувств.

Я зарываюсь пальцами в непослушные отросшие волосы Алека и всем телом прижимаюсь к нему, отчего и сам парень перестает медлить и уже крепко подхватывает меня, чтобы почти сразу усадить на комод. Это позволило мне обвить Алека ногами и за рекордное время оторвать к черту все пуговицы на его рубашке, потому что дрожащие пальцы были не в состоянии просто расстегнуть их.

Они рассыпаются по полу, но кажется, это ни одного из нас не волнует. Алек, тяжело дыша, спускается губами к моей шее, снова лишая меня возможности дышать и трезво мыслить. Пока я, как выброшенная на берег рыба, хватаю ртом воздух, которого мне открыто не хватало, Алек снова опускает руки мне на поясницу, и в этот раз я даже не дергаюсь и не стесняюсь, поэтому он уже несколько грубее вжимается пальцами мне в тело, явно сдерживая себя от наплыва чувств.

Нас неизбежно влекло друг к другу.

Огонь и лед. Холод и жар. Вечное сопротивление друг другу, неповиновение и противостояние чувствам, ничто из этого не могло сломить ту связь между нами, которая образовалась в первый же день.

Ненависть.

Равнодушие.

Ярость.

Игнорирование.

Все это было, и сила этих чувств и эмоций, словно накаляла нас с Алеком, чтобы сейчас, когда мы наконец-то переступили через выстроенную нами дистанцию, обоих поехала крыша от того, с какой силой на нас обрушится все то, что мы так яро игнорировали и не подпускали к себе.

Если даже Алек не смог приручить глубину этих запретных и неправильных чувств, то, что говорить обо мне? Я капитулировала в тот же день, когда он просто обратился ко мне по имени без того холода и той иронии, которая всегда была присуща ему в отношении меня.

Мы так и не заснули и встречали рассвет в полном молчании, крепко прижавшись друг к другу

Мы не перешли с ним грань, и ночью не произошло ничего, за что сейчас могло быть стыдно или неуютно. Всю ночь мы лишь неистово целовались и обнимались, просто наслаждались той близостью, которая наконец-то перестала быть чем-то запретным.

Мы не перешли грань не потому, что этого не хотели, а потому что даже в этот момент, когда я перестала контролировать себя и сдалась ему беспрекословно, Алек все еще контролировал ситуацию, не позволяя нам с ним зайти далеко.

Потому что это был Алек.

Он не торопился в таких важных вещах.

Если мой мозг в ту минуту был полностью отключен, то Алек не терял самообладание до такой степени. Он прекрасно понимал, что это роковая для наших с ним отношений ночь и не стоит усугублять ее таким кардинальным аспектом.

В самые острые моменты, он находил в себе силы отстраниться и перевести дыхание, дав нам с ним возможность немного остыть, после чего снова притягивал меня к себе, с головой окунаясь в ту страсть которая овладела нами.

Все итак происходило слишком интенсивно и необузданно, и усложнять это сексом точно не было правильно.

Мы оба боялись потерять то важное, что образовалась между нами, и никто не хотел испортить все необдуманным действием.

И если этому еще сопротивляться было можно, то вот потребности в близости и желании касаться друг друга, сопротивление было бесполезным. Поэтому мы не прекращали целоваться и жадно исследовать друг друга, теряясь в тех ощущениях, которые нас охватили.

Мы усмирились лишь под утро, когда обессилено прижались друг к другу и устремили взгляд в окно, где вступал в свои права рассвет. Я прижималась спиной к голой груди Алека, и крепко держала его за руку, который он обнял меня и притянул к себе. Сам парень подпер мою голову своим подбородком и периодически зарывался лицом в мои растрепавшиеся волосы.

И все в этот момент было …правильно.

Мы не говорили с ним о том, что произошло и все еще происходит, потому что никто из нас не хотел нарушать этот покой и рушить все ненужными речами. Хотя оба уже начинали мысленно анализировать эту ночь и беспокойно придумывать план отступления. Утро уже не могло скрывать нас от реальности, как это делала ночь, и мы неизбежно встречали в своей голове мысли, которые не радовали ни одного из нас. Я чувствовала, как напрягся Алек, явно осмысляя все случившиеся, я знаю, что он почувствовал, как напряглась я, когда вспомнила про наш неизбежный отъезд, но та разрушенная стена, уже не позволяла нам с Алеком так быстро надеть на себя ничего не выражающие маски и снова оттолкнуть друг друга.

Мы оба сопротивлялись этому.

Потому что не хотели расставаться с тем, что обрели этой ночью.

Больше … не хотели.

— Не хочу уезжать, — тихо говорю я, когда меня пронзает ужас от того, с чем могу столкнуться, как только Алек встанет с кровати.

Оттолкнет? Сделает вид, что ничего не было? Признает, что это было неизбежно, но нам лучше остановиться? Напомнит, что мы друг для друга под запретом? И что, если это разрушит ту возникшую идиллию между нами?

Я не хочу снова потерять отношение Алека.

— Не хочу вставать с этой постели, — так же тихо отвечает Алек, и когда я облегченно усмехаюсь, парень крепче притягивает меня к себе, отчего по моему телу снова распространяется приятное тепло.

— Алек…

— Я знаю, о чем ты думаешь, — просто перебивает меня парень, когда слышит мой жалобный голосок. — О том, как я отреагирую, и что нам делать с тем, что случилось. Я знаю это, потому что думаю о том же самом.

Мы одновременно вздыхаем.

— Ты жалеешь обо всем этом?

— Нет, Фрэй. Что за глупый вопрос, — с раздражением отвечает Алек, — Конечно, я ни о чем не жалею.

Этого достаточно, чтобы я расплылась в глупой улыбке.

— Я тоже.

Пусть я и не вижу лицо Алека, я знаю, что ему тоже было важно это знать. И его тихий вымученный вздох только подтверждает мои слова.

— Я не хочу уезжать… — снова жалобно пищу я, чувствуя, что на глаза накатываются слезы от страха того, что мы снова отдалимся друг от друга.