Мы, Николай II

СЕРГЕЙ ЮЛЬЕВИЧ, ИОАНН ИЛЬИЧ и ИВАН ЛОГГИНОВИЧ

Интернет в какой-то степени в ту ночь мне заменила прекрасная библиотека. Сославшись на головную боль и усталость, я попросил постелить мне именно там. Что и говорить – в ту ночь я почти не сомкнул глаз, перечитав и перелистав массу книг и справочников. Я внимательно вглядывался в портреты людей, делал записи ужасно неудобным пером, тоскуя по любимой шариковой ручке, рисовал схемы, готовя почву для будущих назначений и перемещений.

В итоге, появившегося ровно в 8 утра Витте встретил двойник императора с уставшим лицом и воспалёнными глазами. Сергей Юльевич никак не выказал своего удивления моим видом, возможно списав его на усталость от торжественных мероприятий.

Витте – высокая фигура, грузная поступь, развалистая посадка, неуклюжесть, сипловатый голос; неправильное произношение с южнорусскими особенностями.

– Сергей Юльевич, – я любезно поднялся ему навстречу. – Искренне рад нашей встрече, простите, что потревожил Вас в столь ранний час.

– Ваше Величество, – поклон Витте был неглубоким, скорее символическим, этот человек явно не собирался ни перед кем гнуть свою спину.

– Если Вас не затруднит, называйте меня Николай Александрович, а то слишком много величества для простого рабочего разговора.

– Как Вам угодно, – Витте внимательно меня рассматривал и, особо не церемонясь, произнёс: – Пользуясь случаем, приношу свои поздравления с коронацией, хотя, судя по всему, дело это весьма утомительное. Надеюсь всё удалось, как и было запланировано?

– Сергей Юльевич, давайте поскорее закончим с преамбулой и перейдём к сути дела, скажу напрямик – мне нужен новый председатель Комитета министров.

– Николай Александрович, всецело одобряю Ваш выбор, – Витте глубокомысленно усмехнулся. – Страна срочно нуждается в качественной трансформации. Если соблаговолите, я оставлю Вам конспекты своих мыслей по поводу ближайших реформ: денежной, налоговой, предложения по изменению рабочего законодательства.

Надо же – оставлю, значит готовился к разговору и, вполне возможно, даже ждал моего предложения. Ну, раз с места в карьер, тянуть не будем, поговорим напрямик.

– А если я дам зелёный свет на проведение задуманных Вами реформ с некоторыми моими коррективами? Как Вы это оцените? – я внимательно вглядывался в лицо собеседника, но что-либо прочитать на нём было сложно. – Обратите пожалуйста внимание на слово – коррективы.

– Приведите для понимания хотя бы один пример, – Витте улыбался, но глаза стали вдруг какими-то прозрачными, похоже это был признак высшей степени концентрации его недюжинного мозга.

– В библиотеке я вкратце ознакомился с Вашими предложениями по денежной реформе и созданию золотого стандарта рубля, – я не стал уточнять – в какой библиотеке и когда, ведь реформы Витте изучались мною ещё в университете, сегодня ночью я лишь немного освежил свои студенческие знания. – В целом всё отлично, но меня смущает недостаток бумажной массы, который образовывается при этом.

– Так мы контролируем инфляцию, – смутить этого человека было не просто.

– Всё так, но боюсь в пересчёте на твёрдую валюту, к примеру, франки, – я хорошо помнил этот момент, мы его и изучали в этой валюте, – На среднего россиянина будет приходится, согласно Вашим расчётам, сумма, сопоставимая с 10 франками, в то время, как в Европе этот показатель больше втрое, а в США – в 5 раз.

– Николай Александрович, это мы без труда скорректируем, только имейте в виду, что там и экономика гораздо мощнее, – мало того, что промышленность развита лучше, так и сфера услуг несопоставимо доходнее.

– Над этим мы тоже с Вами должны будем подумать, – я не был настроен сейчас приходить к окончательным договорённостям, пока я лишь прощупывал почву, изучая человека, с кем в одной связке мне предстояло работать долгие годы. – Я лишь привёл пример возможных корректив. Как Вы к подобным поправкам с моей стороны относитесь?

– Положительно. Я согласен, – этот человек явно привык брать быка за рога без лишних сантиментов. – Одна голова хорошо, а две лучше! Не знал, Ваше Величество, что Ваши знания в экономике настолько глубоки и современны. Мы с Вами всегда найдём общий язык, не сомневайтесь. Осталось выяснить главный момент – когда можно приступать?

– Завтра, пожалуй, – затягивать процесс было явно не в моих интересах. От трагической гибели меня отделял ещё весьма внушительный временной промежуток, но хотелось начать действовать немедленно. Пока мои ручки не были связаны обязательствами перед различными Думами, Парламентами и Учредительными собраниями, я мог действовать оперативно, единолично принимая решения. А решения Государственного Совета, с Великим князем Николаем Михайловичем во главе, носили характер, как я понял, скорее рекомендательный.

Витте оставил три аккуратные стопочки бумаг. К моему огромному удивлению, информация была напечатана на машинке, а не написана от руки. Сергей Юльевич живо интересовался техническими новинками, особенно теми, которые облегчают человеческую жизнь. Как я узнал, наведя справки, машинка «Ундервуд» с русским шрифтом была изготовлена за океаном в трёх экземплярах по его специальному заказу. Читать машинописный текст было гораздо приятнее, чем рукописные каракули, хотя, признаюсь честно, обилие твёрдых знаков в конце слов вначале напрягало, а потом я просто перестал эти знаки замечать.

Впечатление от знакомства с господином Витте (слово «товарищ» к нему было совершенно неприменимо) в целом было положительным, хотя явно этому человеку нужен был «хозяин», иначе он вполне мог сесть на шею, что в мои планы явно не входило. Простились мы весьма дружески. Понятно, – у каждого человека, как и у любой медали, всегда есть две стороны, но, в любом случае, это будет человек, мною возведённый на самую вершину бюрократического Олимпа. Мой человек.

Я протянул руку, Витте уверенно пожал её, его ладонь была мягкой, сухой и сильной. Не желая более тратить моё время, он развернулся и направился к двери.

– Сергей Юльевич, простите, позвольте задать крайний на сегодня вопрос. А как Вы охарактеризуете нынешнего председателя Комитета министров?

– Наша государственная система, как я заметил, очень ценит и привлекает чиновников, которых я называю оловянными. От тысяч таких же оловянных чиновников Иван Николаевич очень отличается…своими пышными баками.

Мы оба искренне расхохотались.

Вторым моим посетителем в этот день, как и было намечено, стал Иоанн Кронштадтский, а в миру – Иоанн Ильич Сергиев. Он был очень бодр для своего возраста и выглядел не по годам молодо, на лице светилась обычная приветливая улыбка. В одной из книг, прочитанных мною этой бессонной ночью, я уже прочитал, что «самый внешний вид отца Иоанна был особенный, какой-то обаятельный, невольно располагавший к нему сердца всех: в глазах его отображалось небо, в лице – сострадание к людям, в обращении – желание помочь каждому». Это было истинной правдой. Особенно меня поразили глаза – чистые, светлые, смотрящие словно вглубь тебя и видящие твою душу насквозь.