Мы поем глухим
Шрифт:
— Мадам, вы, верно, сделаны из железа, — вытирая слезы, сказала маленькая француженка.
— О нет! Ты ошибаешься. Я, как и ты, — женщина. Просто я еду домой…
На следующий день они выехали засветло. С этого момента лошади пошли гораздо резвее, хотя заполучить две лучшие тройки оказалось не так-то просто. Велев месье Рожеру молчать, Александра сама торговалась со смотрителем, как какая-нибудь барышница.
— Помилуйте, барыня, да господа офицеры меня со свету сживут! — юлил смотритель. — Как же я отдам вам курьерскую-то тройку?
— Господа офицеры если и дадут тебе что-то, то только на водку! Да и
— Это верно. Денег-то у них нет, один гонор. Подай то да подай се, яде человек государственный! А я какой? Только государство наше одних голубит, а других палкой бьет. Они получат свое, да в столицу, к благородным дамам, таким, как вы, ручки целовать. А я в этой дыре так и загнусь, света белого не видя! Жалкий я человек, — смотритель даже прослезился.
— Я дам тебе два рубля.
— А ручку пожалуете поцеловать?
— Пожалую, — улыбнулась она.
— Эх! — махнул он рукой. — Забирайте! Такой красавице грех не угодить! — и он истово припал к руке, которую она протянула для поцелуя.
Арман Рожер с неприязнью наблюдал эту сцену.
— Хватит дуться, — сказала ему Александра, когда лошади тронулись. Резвая тройка понеслась как птица, за ней полетела другая.
Француз с неудовольствием оглядывал тесную кибитку, в которой они теперь ехали взамен просторной кареты. Александре пришлось сидеть к нему вплотную, их бедра и колени соприкасались.
— Хотите, со мной поедет Адель? — спросила она, заметив его нервозность.
— Да, так будет лучше, — признал Арман Рожер.
— Вот видите! В который уже раз я оказываюсь права! А ведь я вас предупреждала!
— Вы ужасная женщина, мадам! — не выдержал француз. — Вы не дама!
— Дама, еще какая дама! — звонко рассмеялась она. Ямщик даже обернулся на них. — Просто я не хочу тащиться по этим дорогам месяц! И еще мне не терпится поскорее избавиться от вашего общества!
— Это желание взаимно, — мрачно сказал месье Рожер.
Прошло еще несколько дней, которые они провели в пути. Наконец Александра сказала:
— До Иванцовки осталось сорок верст.
— О счастье! — обрадовался француз.
— Зря вы так радуетесь. Это будут самые трудные версты на нашем пути. Надеюсь, что санный путь достаточно крепок. Снегу в эту зиму выпало много, это хорошо.
— Только русские могут так радоваться снегу!
— Знаете, как у нас говорят? Будет снег — будет и хлеб. Но вы, сударь, далеки от сельского хозяйства.
— А вы?
— Я? Я выросла в деревне, — пожала она плечами.
Чем ближе к дому, тем ярче были воспоминания. «Скоро я увижу сына, — радовалась Александра. — Увижу Мари, Юленьку, своих племянников…» Ей не терпелось. Все чаще пригревало солнышко, весна еще не вступила в свои права, она только-только началась, но небо уже было высоким и каким-то особенно синим, а солнце ослепительно ярким. В полдень звонко звенела капель, и этот звук был самым радостным, какой только можно было себе вообразить!
Глядя на белый снег, сверкающий на солнце, словно россыпи алмазной крошки, Александра невольно щурилась. Ямщик тоже радовался хорошей погоде и погонял лошадей:
— Э-э-э… Давай, родимые! Дава-а-а-ай!!!
Это протяжное «давай» эхом разносило по всей округе. «Жаль, что колокольчики разрешены только для курьерской почты, — подумала она. — Эх, как было бы весело лететь под радостный перезвон,
словно на крыльях! Домой!!!»В Иванцовку выехали, едва только рассвело. Александра рассчитывала добраться туда засветло, хотя она прекрасно знала, что такое сорок верст по отвратительной дороге. Но день уже заметно прибавился, и это было на руку. Если бы не выпало столько снега, то на пути к отдаленным деревням остались бы одни сплошные ухабы и путники доехали бы чуть живыми. Но по глубокому снегу сани ехали, словно по маслу, из-за ночного мороза и короткой дневной оттепели на сугробах образовалась толстая ледяная корка, которая порою с хрустом ломалась под полозьями, словно сахарная глазурь на торте. Ехать было весело, даже крошка Адель приободрилась. Александра обещала ей теплую комнату и никаких клопов.
— А помыться, мадам?
— У тебя будет столько горячей воды, сколько ты захочешь, — улыбнулась она.
Адель в восторге захлопала в ладоши.
«Одну няню взять в дорогу для Мишеньки или две? — волновалась Александра. — Есть еще Адель, она нам поможет…»
Когда вдали показались крестьянские избы, у Александры екнуло сердце. Здесь прошло ее детство. В наступающих сумерках они подъехали к барскому дому. Александру неприятно удивило царящее здесь запустение. Так лениво к своим обязанностям дворовые относятся лишь тогда, когда нет хозяев. Дорожки оказались не расчищены, на крыше лежал сугроб, следов вокруг дома почти не было. И это при Марии Васильевне, которая проявила себя как замечательная и рачительная хозяйка?!
«Что такое могло случиться?» — всерьез заволновалась Александра.
— И это ваш дом? — ехидно спросил месье Рожер и с усмешкой посмотрел на покосившиеся дворовые постройки. Рядом с ним уныло стояла Адель, которая потеряла всякую надежду на горячую воду и теплую комнату.
— Я сама не понимаю, что могло случиться? — занервничала Александра.
Видимо, их заметили, потому что дверь натужно заскрипела. На крыльцо вывалилась дебелая белесая баба в накинутом на плечи тулупе. Вглядевшись в лицо Александры, баба охнула и чуть было не осела в сугроб:
— Барыня! Осподи! Откуда вы взялись-то? Люди!!! — истошно закричала она. — Барыня приехали!!! Графиня!!!
— Где Мария Васильевна? — строго спросила Александра. — И где мой сын? Они, надеюсь, дома?
— Дома, только… Они у себя дома.
— Я не понимаю… У себя?!
— В усадьбе графа Михаила Алексеевича, — важно сказала баба. — Как вы уехали, так они туда перебрались. Там и живут с тех пор.
— А разве ее не отобрали, эту усадьбу?
— Да кто ж ее отберет-то, барыня? Побойтесь Бога! Михаил Алексеевич, хоть и маленький, но барин. Граф! Всё в округе его, и леса, и поля, и холопы, какие только есть, а Мария Васильевна, пока он в лета не вошел, всем этим хозяйством заправляет.
— Выходит, она меня обманула, — упавшим голосом сказала Александра и резко развернулась к своим спутникам: — Едем!
— Куда, мадам? — растерялась Адель.
— Ко мне домой!
— А это что? — кивнул месье Рожер на заваленный снегом дом.
— Это огромная ложь, которой меня почти год пичкала моя родная сестра!
— Барыня, куда ж вы?! — истошно закричала ей вслед баба в тулупе. — Неужто и чаю не попьете?!
Александра, не обращая на нее внимания, запрыгнула в тесный возок и крикнула ямщику: